Теперь, столкнувшись с необходимостью выследить Боба Снайпера, Ник чувствовал себя так, как будто к нему снова вернулась молодость, с ее ошибками, надеждами и чаяниями.

Воспоминания прошлого всплыли из глубин памяти и растревожили душу.

Найти Боба, то есть его следы, оказалось несложно. Он зарегистрировался в отеле “Роберт Оливер” во Французском квартале третьего февраля, а выехал оттуда четвертого. Два дня. Никто его особенно и не запомнил. Единственное, что он понял из туманных рассказов, так это то, что Боб был высоким, европейского типа мужчиной, очень поджарый и жилистый, который никогда ни с кем не разговаривал, все время был погружен в себя, целый день отсутствовал в отеле и потом выехал без всякого шума и суеты. У него был прекрасный фотоаппарат, скорее всего, какой-нибудь японский последнего выпуска.

“Наверное, какие-то дела, связанные с бизнесом”, подумал Ник. Он слышал, что Боб вынужден был уволиться из морской пехоты по инвалидности после тяжелого ранения. Может, теперь он стал коммивояжером или кем-нибудь в этом роде, может, стал арканзасским фермером и приехал в большой город повеселиться, погулять несколько дней на всю катушку, купить пару картин, как это делают все туристы, и потом укатить к себе домой, за 40-ю параллель? Но тут Ника неожиданно осенила совсем другая мысль: почему этот человек вдруг попал в список подозреваемых? Кто его туда внес? По каким причинам? Он запросил данные по Суэггеру в компьютерной сети ФБР, но там на него не было никаких ссылок, по крайней мере никаких преступлений он не совершал. Потом Ник запросил Национальный каталог учета всех преступлений и снова остался ни с чем. Позвонив в министерство военно-морских сил, он узнал, что Боб уволился в звании командер-сержанта; причина увольнения – физическая неспособность; срок службы – двенадцать лет действительной и около трех лет госпиталей и усиленной физиотерапии. Никаких негативных замечаний в его послужном списке не было. В УПДБВ ему сообщили, что Боб никогда не обращался за советом и ни разу не проходил психологического тестирования. Казалось, что за ним ничего не водится. Но почему же тогда он оказался в этом списке? И кто осуществлял за Суэггером наблюдение, когда тот был в Новом Орлеане?

Ник позвонил Херму Слоану.

– Эй, Херм, – начал он.

– Ник, у нас тут работы невпроворот, это срочно? Что там?

– Всего лишь один вопрос. Вот эти, из группы Чарли, где вы их берете? Как они вообще попадают в этот список?

– Короче, Альфа – это обычно те, что числятся в списках ЦРУ, те, что проходят по группам чрезвычайной опасности в ФБР, некоторые – из каталогов министерства юстиции, досье УБН и из разведисточников. Э-э… Бета – как правило, те, у кого в прошлом было несколько несерьезных преступлений, те, что представляют вероятную угрозу общественному порядку, страдают комплексами неполноценности и стремятся привлечь к себе внимание других. А твои Чарли – это письмописцы. Мы собираем все письма, которые получает президент и в которых содержится хоть какая-то угроза или намек на угрозу. Понятно?

– Тут есть один человек… Меня удивило, что он попал…

– Послушай, Ник, позвони Тому Марбелле из министерства финансов. Он составляет все эти файлы и, наверное, объяснит тебе что к чему.

Через несколько минут Ник сумел пробиться к Марбелле, и тот ответил, что, когда разберется с этим вопросом, то непременно позвонит ему. И действительно через некоторое время – в конце следующего дня – Марбелла позвонил Нику.

– О’кей, сейчас у меня на экране компьютера как раз этот файл. Интересующий тебя человек, по всей видимости, возомнил, что заслужил орден Почета конгресса США, – сказал Марбелла.

– Гм-м-м… – протянул Ник, показывая этим, что он не бросил трубку, но тем не менее сказать ему по этому поводу нечего.

– Три недели назад он написал президенту письмо, в котором заявил, что в Корпусе морской пехоты его не наградили орденом Почета, который он по праву заслужил во Вьетнаме. Точно такой же орден был вручен его отцу. Теперь он хочет, чтобы ему вручили его награду, и просит президента сделать это.

– И поэтому он попал в список подозреваемых Секретной Службы?

– Послушай, дружище, за всю твою жизнь что-нибудь да найдется, что позволит занести тебя в такой список. Мы не рискуем. Мы никогда не рискуем.

– В письме содержится какая-то угроза?

– Ну, в принципе наш штатный психиатр говорит, что да. Это не явная угроза, а скорее тон угрозы. Вот, послушай:

Ник задумался над человеческой природой. Да, как и многие, многие другие, великий Боб Снайпер, завоевавший репутацию непревзойденного стрелка во Вьетнаме, настоящий снайпер от Бога, тоже жаждал призвания. Ему тоже было не чуждо тщеславие. Он больше не мог просто так жить и оставаться в неизвестности, зная, что он единственный, кто тогда мог делать невозможное возможным. В своем окружении Боб, как и многие другие, хотел известности, внимания и официального признания. Хотя, может быть, и нет. Это, возможно, было нужно в первую очередь ему самому. Человеку всегда хочется иметь больше, чем он имеет в действительности, причем он желает получить это незамедлительно, ибо считает, что в своей жизни он уже ждал достаточно долго и теперь наконец пришла его очередь.

Ник постоянно сталкивался с проявлениями подобного неудовлетворенного самолюбия на улицах. Как-то постепенно и незаметно в Америке исчезло то, на чем раньше базировались такие понятия, как “мы”, “чувство локтя” или “семья”; им на смену пришло другое понятие – “самоисключительность”; она-то и сделала людей сумасшедшими. Им хочется слишком многого. Они думают, что каждый из них представляет из себя необычайно важную персону, на самом же деле все они остаются хоть и повзрослевшими, но все же детьми, которых так легко обидеть… И все-таки это было как-то не похоже на Боба.

– Мне кажется, что это звучит довольно безобидно, – сказал Ник.

– Все дело в восклицательных знаках. Целых четыре. Согласно нашей теории, восклицательные знаки символизируют определенную тенденцию к проявлению жестокости. Не склонность, а всего лишь тенденцию, потенциальную возможность такого поступка. В данном случае это теория, хотя, честно говоря, мы пришли к выводу, что те, кто пишет письма, практически никогда не берутся за оружие. Им это просто не надо. Для большинства из них весь смысл заключается в самом процессе написания письма. Это их вполне удовлетворяет. Хотя этот человек, видимо, прекрасный стрелок, или, по крайней мере, когда-то им был, он поставил четыре восклицательных знака. И у нас действительно есть запись, что он побывал в Новом Орлеане…

– Да, я убедился, что…

– Поэтому мы включили Суэггера в группу Чарли. Ты можешь вычеркнуть его у себя и передать в группу Бета…

– Я так и сделаю.

– Я знаю, что в группе Чарли одно отребье, не заслуживающее внимания. Поэтому никто и не хочет браться за эту грязную работу. Обычно это делают те, кому не нашлось другого дела. Ты, э-э… немного староват для Чарли.

– Да, но я делаю то, что мне сказал мой босс, вот и все.

– Мы это ценим. Я рад, что мы получаем помощь со стороны ФБР.

– А как вы узнали, что он был в Новом Орлеане?

– Что?

– Ты сказал, что он был в Новом Орлеане, значит, у вас есть об этом сообщение. Как вы узнали об этом?

– Да, – ответил Марбелла, – такая запись есть…

– Но откуда поступила эта информация в файл? Я имею в виду, получена ли она от вашего наблюдателя, из другой какой-то конторы, из полиции, Пентагона или УПДБВ?

– Знаешь, тут об этом ничего не сказано. Информация поступает из самых различных источников, причем не вся она достоверная. А что, это имеет какое-то значение?