Первые-то дни одна девица с дороги была – больше спала или в бане парилась, да еще нянька вокруг ходила – снадобья для красоты готовила, дорожные меха сушила, да бельишко стирать отдавала. Обычные хлопоты дорожные. Потом дела все переделали, сундуки собрали, а караван с места не сдвигается – то Усладе забыли полотна в дорогу отмерить, то купчишки позадержались со своими возками, то соболей на шубу не хватило.

Радомира в тереме истомилась совсем. Она у батюшки и седьмицы дома не сиживала просто так. День-два – и в поле умчится, али в лес, али на реку – мяса, рыбы или мехов раздобыть. Тело потешить, коня погонять… А тут ее пухом обложили и чихнуть лишний раз не дают! Еще и нянька Услады укоризненно глядит да усаживает боярышень за рукоделие!

Нет, руки у Радомиры из нужного места росли, но расшивать она любила колчаны да чехлы для луков, али уж ножны для клинков, али пояса кожаные. А больше того любила тетивы плесть, уздечки да поводья или сумки охотничьи. Не цветами расшивала – птицами хищными, конями бьющимися или волками серыми. А нянька все им ширинки притаскивала шелковые – чтобы ме-е-еленькими стежками цветы да травы выводить. Над этакой работой Радомира зевать начинала с первой минуты, а Услада часами сидеть могла!

Измучившись, послала Радомира свою няньку Златана Военежича отыскать и пристала к нему:

– Пусти, дядька Златан, коня погонять! Сил моих нет уже в терему сидеть, да за вышиваньем глаза портить, и бабские разговоры про летники да душегреи слушать! Из терема только в церковь выпускают, да и там за решеткой стоим, сверху на всех глядючи!

Присмотрелся гонец – и впрямь девица с лица спала. Эдак не румяное яблочко в столицу привезешь, а грушу сушеную! Пришлось идти к Светомиру, договариваться.

Не понравилось воеводе девичье своеволие – где это видано, чтобы боярская дочь верхом по лесам гоняла?! А с другой стороны – голову пробьет или руку сломает, и вот уже не княжья невеста, а калека хромоногая, кою могут сыну опального боярина не глядя отдать. Вместе с воеводством! А если и уцелеет девица – так слух о ее дурости все равно поползет. Княжичу жена нужна нраву твердого да спокойного, а не это шило в седле!

«Размять коней» пожелали многие. Кое-кто из свиты Радомиры, кое-кто с воеводского двора. Златан тоже поехал, но в возке, и Ладу Волеговну с собой прихватил, велев ей с собой бинтов набрать, и мазей, и разного такого нужного. Нянька перепугалась, но гонец ей на ухо кое-что поведал. Успокоил, подготовил и указал взглядом на Зареслава.

Тот был одет всем на зависть – белый короткий полушубок с красными вошвами, белые же валеные сапоги с алой строчкой, и конь под ним красовался такой, что и княжичу сесть не стыдно. Два других брата одеты были в привычную обмятую по телу охотничью одежду. Как и Радомира. Воеводская дочь нервно косилась на веселого и нарядного Светомировича, отворачивалась, вздыхала.

Ей хотелось погонять коня по полю, может, пару зайцев плетью сбить или куропаток стрелой достать. А тут – нарядная толпа, Услада в расписном возке, няньки, парни, охрана, холопы… В такой компании на ярмарку ездить, а не в поле!

Однако денек выдался славным – легкий морозец, солнце, скрипящий под копытами коня снег – постепенно, отдаваясь скачке, Радомира расслабилась, заулыбалась и наконец, гикнув, понеслась вперед.

Ее конь был невысок, но легконог и весьма вынослив. Разумный отец подбирал дочери такого друга, чтобы мог унести от опасности, а уж внешние данные интересовали его в последнюю очередь. Поэтому понимающие люди на лошадку боярышни смотрели одобрительно, а непонимающие морщили нос – мелкий, невидный конек, неужто Бус Доброгорович лучше для дочери не нашел?

Между тем воеводская дочь с радостью неслась вперед, аккуратно обходя препятствия и овраги. Охрана стелилась следом. Возки совсем отстали – но Златан встал за спиной возницы и отслеживал перемещения подопечной. Вот Радомира свесилась с седла, вот стегнула плетью, свесилась сильнее, подбирая тушку, закинула ее на круп своего конька и понеслась дальше.

Гонялись охотники и просто прихлебалы часа два. Наконец, когда уже и кони, и люди начали уставать, Радомира Бусовна устроила лихую забаву – снятие с ветки дерева узорного платочка, да не ее, а Услады Светомировны. Сначала боярышня хохотала над попытками бояричей и простых витязей, потом поскакала к трофею сама, сдернула его и… свалилась с лошади! Очень аккуратно свалилась в снег, так, чтобы не попасть под копыта чужих коней.

Тут же все сбилось, всадники остановились, возки рванули вперед, и Зареслав первым спрыгнул с жеребца, чтобы вынуть плачущую девицу из снега и на руках донести до возка, в котором нянька принялась хлопотать над боярышней, громко причитая.

Возница немедля развернул в детинец, следом потянулись остальные. Испуганная боярыня, упрежденная гонцом, сама встретила гостью на крыльце. Мамки-няньки с криком утащили девиц в терем, и до самого заката по двору слышался шум, плач и гром тазов. К ужину Радомира не вышла. Спустилась бледная Услада и сообщила, что гостья подвернула ногу и теперь лежит с компрессами, но готова ехать в Тулею хоть завтра – просто в возке, а не верхом.

Весть быстро разнеслась по столу, и Златан спрятал усмешку в ковше с темным летним медом. Он все рассчитал правильно.

Видел он темную мысль, мелькнувшую к глазах Светомира Драгановича. Да и Лада Волеговна жаловалась, что нарочно ее подопечную усаживают за рукоделие или чтение псалтыри. Так то девки сенные ей проболтались, что Услада Светомировна и в саду гуляла прежде каждый день, и в игры играла с ними – бегала и веселилась. Засидевшуюся птичку выпустили погулять, да и… Седло Златан сам поменял. Коня доверил ближнику. И с Радомирой поговорил. Боярышня девка неглупая – все поняла. Кивнула серьезно и выполнила уговор. Теперь она лежит, а Зареслав рядом кружит. То изюма мешочек зашлет, то о здоровье осведомится. Но уж сказать, что невеста княжья покалечилась, никто не сможет. Цела, ушиблась слегка и поедет в Тулею, как назначено. Теперь только следить, чтобы не опоили чем, но тут уж нянька присмотрит.

Помянув про себя и Ладу, и Лелю, и Макошь – заступниц женских, гонец взялся за ложку – когда еще каши с дичиной поест доброй такой? Да с кореньями и орешками. Боярышне юшку жиденькую в покои отнесли – да знал гонец, что юшку нянка собакам вылила, а воеводиной дочери миску каши из котла общего принесла – для безопасности.

Пока за столами обсуждали прогулку и неудачное ее окончание, боярыня Красимира наполнила миску лакомыми кусочками и тихо вышла из горницы. Миновала челядинную, пересекла двор, свернула за угол и вышла к реке. Там стояла старая банька, которой перестали пользоваться, когда на берегу выстроили сразу две новых – одну нарядную, как игрушка, «боярскую», вторую попроще – для остальных обитателей терема.

Боярыня неспешно подошла к ушедшему в землю строению и носком вырезного сапожка ткнула в ставень окна. Мелькнул огонек, и низенькая дверь отворилась. Склоняться пришлось низко – давно просевшие ступени вели вниз, но Красимира не гнушалась – склонилась и, чтобы не уронить подношение, взяла миску двумя руками.

Ее встретил на удивление чистый морозный воздух, пахнущий травами. После вселения в старую баньку утекшей с пожарища ведьмы печь ей переложили «по-белому» и подмазывать да белить не забывали.

Старуха Волмянка сидела у стола, разбирала мешочки с травами. Своего занятия она не прервала, только кивнула приветственно припозднившейся гостье. Боярыня молча поставила миску с едой на шесток и села. Знала уже, что ведьма не любит спешки и многое поймет сама, если просто помолчать рядом с ней.

Запах трав окутывал, приносил успокоение, и понемногу тревоги Красимиры улеглись. Она смотрела на морщинистые руки ведьмы и удивлялась их ловкости и проворству. А та что-то смешивала, пересыпала, отмеряла в маленький горшочек. Наконец залила травы и ягоды кипятком из котла и убрала горшочек в печь. Потом собрала все со стола, протерла его пучком соломы, которую кинула в огонь, и накрыла выскобленную столешницу полотняной скатерью: