Теперь Торн хмурился:

— Они слишком много болтают! — недовольно проворчал он, и рывком выдернул меня из сугроба, поставив на ноги.

Дошло, что простудиться могу? И за это тоже достанется ему? В этот момент мне почти захотелось слечь с температурой и разыграть смертельно больную. Вот тогда бы он побегал, посуетился, а я бы поиздевалась!

Он легонько подтолкнул меня в обратном направлении, к домушке, что сиротливо маячила в сумраке. Черт, я думала, что убежала гораздо дальше! А тут всего метров пятьсот!

— Все, спать пошли. Завтра подъем на заре! 

— И долго нам еще бродить по снежным лесам? — недовольно поежилась от холода.

— Два дня. Завтра переночуем в маленьком городке, а послезавтра к вечеру на место прибудем, — вполне мирно пояснил он, осознав, что у него действительно могут быть проблемы, если со мной что-то случится. Так-то! Нахал! 

Мы прошли в сторожку, где в камине полыхал жаркий огонь, к которому я тут же протянула руки, пытаясь согреться.

Торн из походной сумки достал сверток, в котором обнаружилось вяленое мясо и хлеб. На покосившейся полке нашел чайник, специально оставленный для таких вот невезучих путников, попавших с снежную бурю. Набрав снега, растопил его на огне и заварил вполне себе приличный чай.

Согревшись и наевшись, я забралась на кушетку, что сиротливо приютилась в углу, обмоталась ветхим одеялом по самые уши и, отвернувшись спиной к Торну, проворчала:

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — монотонно отозвался он, устроившись в старом кресле у камина.

Мне снился сон. Я бежала по снегу, почти голая. В одних панталонах с рюшами, а за мной вприпрыжку несся старый, но очень прыткий длиннобородый дед, местами очень напоминающий Гендальфа. Только из одежды на нем кроме бороды ничего не было.

Он бежал за мной, приговаривая:

— Сейчас как догоню, женушка моя ненаглядная! Как завалю на снежок свеженький, ух и покувыркаемся! Узнаешь, что такое сила мужская.

И коленочки старенькие, радикулитные, так бодренько: щелк, щелк, щелк.

Бегу, что есть мочи, а кажется, будто на месте топчусь. Он меня нагоняет, хватает за руку, прижимая к телу своему худосочному, и я просыпаюсь с диким воплем, отбиваясь от своего сновидения, попутно путаясь в одеяле и бездарно сваливаясь с койки.

Лежу на полу, безумным взглядом мечась по потолку и пытаясь перевести дух от ужаса. Тут в поле зрения попадает Торн. Подойдя ближе, встал надо мной, уперев руки в бока, и глядя сверху вниз.

— Что опять стряслось?

— Сон, — прохрипела, прикрывая лицо ладонями, — я видела жуткий сон.

Ничего не сказав, покачал головой, и отошел в сторону. 

— Ты всегда такая нервная?

— Нет, — проворчала, поднимаясь на ноги, — только в последнее время. Предсвадебный мандраж, блин!

— Здорово, — хмыкнул он, — если нужно - удобства за домом. Приводи себя в порядок, и выезжаем. Путь предстоит не близкий.

За весь день мы почти не разговаривали. Так только, по мелочам, обмолвились парой слов во время привала. На этом наше общение закончилось, но я и не против была. После ночного кошмара все мои мысли были сконцентрированы на том, как избежать свадьбы. Побег, ясное дело, больше не рассматривался. Проклятые бусики тут же задушат.

Значит, надо сделать что-то такое, после чего старый лорд сам откажется на мне жениться. Может притвориться безумной? Начать дико орать и слюни пускать? Вдруг не поверит? Или поверит, но упечет меня в местный дурдом. Очень сомневаюсь, что у них тут VIP палаты есть. А может, наоборот в восторге будет, сядет рядом и подвывать начнет.

Нет. Нужно что-то другое. После чего он бы выгнал меня сам. Можно даже с позором. Мне не жалко.

Вот только что? Идей у меня не было.

...До того самого момента, как мы, уже в сумерках, приехали в маленький, нарядно подсвеченный уличными факелами городок. 

Три улицы в два ряда. Двухэтажные домики, в каждом из которых в окнах призывно горит свет, как бы нашептывая: «здесь уютно, здесь тепло».

— Постоялый двор в конце улицы, — пояснил Торн, видать заметив, как грустно и жадно я вглядываюсь в чужие окна.

— Хорошо, — чуть улыбнулась, — там тепло?

— Тепло, уютно, и даже неплохо кормят, — пошутил он, ироничным взглядом скользнув по моей скукоженной фигурке.

— Жду не дождусь!

Вскоре мы вывернули к большому деревянному дому. Широкое крыльцо с массивными перилами казалось таким добротным. Да и весь дом массивный, солидный, не то что другой, стоящий напротив, который почему-то настойчиво притягивал к себе взгляд.

Какой-то узенький, тоненький, три ступеньки вели к неприметной двери, по обе стороны от которой скудно горели масляные лампы, с подрагивающим на ветру пламенем. Все окна занавешены, но сквозь плотные шторы пробивался свет, а еще слышались голоса, смех, музыка.

— Что это за место? — кивнула в сторону странного дома.

— Тебе этого лучше ее знать. Это не для маленьких девочек, — усмехнулся Торн, поднимаясь по ступеням.

— Бордель, что ли? — хмыкнула себе под нос, но он услыхал и милостиво пояснил:

— Он самый.

Прелесть какая!

В таверне Торн снял два раздельных номера, чему я была неимоверно рада. Мне нужно было побыть одной, подумать, и наконец решить, что делать дальше.

Мы с ним поужинали внизу, пристроившись за небольшим столиком в дальнем углу зала. Когда принесли большие горячие порции, я чуть слюнями от восторга не захлебнулась! Боже, я никогда не думала, что простое тушеное мясо может быть таким вкусным, а горячий грог таким умиротворяюще-расслабляющим! Блаженство!

Сытая, довольная обратилась к своему спутнику. 

— Можешь мне дать денег? — спросила у него напрямую.

— Зачем? — посмотрел на меня исподлобья, — если что-то хочешь заказать — заказывай.

— Нет. Ты не понял. Я именно денег хочу. Ваших! В монастыре ни одной монетки не видела. Страсть как интересно посмотреть.

Торн еще раз посмотрел на меня своими пронзительными темными глазами, и извлек из кармана несколько монет.

— Это ятис, самая маленькая монетка, — выложил передо мной кругляшок из меди, на котором с одной стороны единичка была выбита, а с другой чей-то грозный лик. Потом еще несколько монет, достоинством по  три, пять, десять и пятьдесят ятисов.

Я их увлеченно рассматривала, непроизвольно пытаясь перевести на наши деньги. 

— Это серебряный сорион. В нем — сто ятисов.

Серебряная монетка мне понравилась больше. Ничьей физиономии на ней не было, только олень с большими развесистыми рогами. На монетке в десять сорионов красовался медведь, а в пятьдесят — росомаха.

В последнюю очередь он выложил передо мной золото.

— Алтим. 

Чуть тусклая золотая кругляшка, с полумесяцем.

В общем все монетки (а в особенности золотушка) мне очень понравились, и я  попыталась незаметно сгрести их в кучку, чтобы потом так же незаметно убрать в карман.

Торн, естественно, мои неумелые махинации заметил. 

— Зачем тебе деньги? — поинтересовался, подперев щеку рукой и рассматривая меня, как чудную зверюшку.

— Во-первых, для коллекции. А во-вторых, у меня в этом мире ничего нет. Вообще. Я чувствую себя неуютно! Вот если ты сейчас внезапно откинешься, то я останусь одна, нищая, в странном месте.

— Я не откинусь, — хмыкнул он.

— Ну, а вдруг! Кто тебя знает! Мне нужно хоть что-то для подстраховки.

— Ладно, забирай, — милостиво разрешил Торн, — только сильно на них не разгуляешься. Даже лошадь не купишь, чтоб добраться до замка.

— Ничего страшного, — пробубнила, сосредоточенно складывая денежки в кармашек, — главное, что они есть.

Спустя некоторое время, я распрощалась с Торном, заявив, что хочу спать, и отправилась к себе в номер, а он решил остаться внизу, присоединиться к шумной компании за соседним столом.

Ну и правильно. Отдыхай, расслабляйся. Главное, обо мне забудь, хоть ненадолго. Я теперь девушка состоятельная, наличностью обзавелась. И пусть на коня не хватит, но вот на мужика в борделе напротив, думаю, в самый раз.