– Ага, если мешок там…

– Если мы не возвращались домой, то никакой записки не видели! – Салех быстро соображал.

– И вообще у нас срочное дело короны. Нам нужно срочно посетить тот самый Гаплык. Я только что осознал всю важность информации, и я требую, мистер Салех, чтобы мы немедля покинули город. По пути захватим из ячейки банка вещи, там должен быть дежурный. – Ричард развернулся на пятках и пошел в сторону. Обратную той, что к дому.

Приятели драпали.

– То есть вы желаете, чтобы я доставил вас в некое поселение на востоке? – Капитан курьерского дирижабля отчаянно боролся с зевотой.

– Да, истинно так. – Лица компаньонов скрывали тени, так что собседник их не испугался. Потому как не разглядел.

– Но мне надо уточнить место назначение, выбрать коридор, в конце концов, должен же я точно знать куда мы летим! – От возмущения капитан аж подпрыгнул. Он был невысокого роста, как и все воздухоплаватели. Но конкретно в этой ситуации рост мужчину подводил. Он едва ли не подпрыгивал.

– Не, не, мужик, поверь, тебе точно это знать не хочется. – Салех не удержался от театральщины и осветил свое лицо, а потом лицо приятеля. – Срочное дело короны, давай, давай, пускай на борт и полетели. Если что, вали все на нас, мы тут в прошлом году уже угоняли дирижабль, никто не удивиться.

Капитан был не робкого десятка, но всего его характера хватила лишь на то чтобы не удрать от ночных гостей. Он только коротко кивнул и отправился будить команду.

Над Большим каменным Гаплыком сгущались тучи.

– Как то мне вся эта пастораль уже заранее не по душе. – Ричард изучал виды на Большой Гаплык из окна дилижанса.

Виды радовали. Что-то трех сотен невысоких домишек, аккуратные, в окружении садов и невысоких заборов. Здание ратуши, мельница и стада овец. Городишко, а скорее просто крупный поселок, был одним из тех мест, где время некуда не спешит. Оно не торопиться, никуда не идет, и вообще ведет себя как местный житель. То есть веками торчит на одном и том же месте.

Предки местных жителей пасли коз и катали соленый сыр в перце. Их дети будут пасти коз и катать соленый сыр в перце. И они сами пасут коз и катают соленый сыр в перце. Богатея, от поколения к поколению.

Безудержное и всепоглощающее желание сбежать отсюда куда-подальше на личность деятельную тут давило с такой силой, что ни единого, хоть сколько-то образованного человека в окрестностях не наблюдалось. Удрали.

Рей довольно скалил зубы ему все нравилось. Ричард ворчал и жаловался на то, что стремительно тупеет. Ему в такие моменты хотелось взять тонкий острый нож, или широкий острый нож, можно даже не очень острый, и добавить на эту благодатную смесь зеленого, белого желтого и черного немного алого. Кровь, или огонь, не важно. А лучше все вместе и сразу. Впрочем, Ричарду всегда хотелось добавить алого, но иногда особенно сильно.

К слову, добрались приятели без всяческих приключений. Ричард затылком чувствовал возбужденное придыхание Фальцанетти, и в кои-то веки увидел самый натуральный кошмар во сне. Так что компаньоны даже ни с кем не поругались. Единственный имперский чиновник, он же мэр, при виде Рея и Ричарда только обреченно шмыгнул носом.

– Чем обязан, ддджентельмены? Чччто привело вас в наш городишко?

– Нас интересует ваш городской праздник. Воскресение Ирвина. – Рей был сама учтивость. У Ричарда перекосило лицо от сквозняков на палубе дирижабля. И постоянно ныла челюсть, оттого молодой человек был желчен и истекал ядом. Прохожие старались обойти парочку по широкой дуге. А иногда и поворачивали в обратную сторону, лишь бы не сближаться с пугающими незнакомцами. В провинции газеты, разумеется, читали, но на лица никого из известных людей не помнили. Разве что императора.

– Вввы репортеры, да? Я верно все понял? Ммне писали из столицы, что их интересует наш самобытный праздник!

– Да, да, мы репортеры! – Салех активно закивал и даже потряс камерой, которая болталась у него на шее.

– О, ккакая, какая честь! Но, вы не похожи на репортеров. – Мэра нелья было назвать умным человеком.

– Так мы необычные репортеры. Военные. Ну, знаете, есть обычные жрецы, а есть капеланы. Так вот, мы капелланы от газеты.

– Не только снимаем армейскую хронику но и производим ее. Да, и если нам хочется снять горы трупов, мы снимаем горы трупов. Даже если все будущие трупы еще живы и не хотят попасть в хронику. – Ричард вежливо улыбнулся. Мэр слегка поседел.

– Однажды Ричард, в одиночку, сдерживал целый батальон, пока я смог подобрать нормальный фильтр. Мы документалисты. Во! – Рей сделал книксен, чем окончательно вогнал мэра в ступор.

– И что же вы забыли в нашей глухомани? – Мэр нервно крутил большими пальцами. Его лысеющая голова блестела от капелек холодного пота.

– Да вот, решили разузнать, о празднике вашем, воскрешении ирвина.

– Да, конечно, я вам сейчас все расскажу, значит, лет двести назад, пришел в нашу деревню святой человек…

Незнакомец пришел с востока засушливой летней порой. Изнуренный, больной, в рубище. Бродяга и бродяга. Но вел он добрые речи. О мире, о всепрощении, о том, что между людьми существует незримая связь… Ну, сумасшедший и сумасшедший, полно таких.

Воззвал Иривин к людям, призвал их быть добрее друг к другу. А потом помер от дизентерии, на третий день. Жители местные повздыхали, от такой жизни тяжелой, но Ирвина похоронили по людски, все же бродяга был добрый и незлобливый. А на седьмой день пошел дождь. Мир, видимо, решил отблагодарить крестьян за терпение. Выше по течению ручья отворился обильный родник, и тонкий ручеек мгновенно стал полноводной речкой, по которой очень удобно отправлять товары в ближайший крупный город.

Сметливые деревенские богов поблагодарили за доброго странника, и на всякий случай сделали его местным святым. Уж больно удачно совпало.

От этой истории прошел год. И в день солнцестояния мужики нашли у деревни растерзанного медведем бродягу. В котором мужики и опознали местного святого, Ирвина. Пока гадали да рядили, что же это значит может, и не было ли у святого человека брата-близнеца, на седьмой день от происшествия снова случились добрые вести. К деревне прибились удивительно домашние козы. Давали они молока как тощая корова, а сыр из этого молока выходил такой, что поставляли в саму столицу! А со всех окрестных земель, за ночь, ушла пыльница, что успела пожрать добрую треть посевов.

Святого человека откопали, проверили старую могилу (была пуста) и перезахоронили в настоящем склепе. Скрел на всякий случай заперли на стальной засов.

Прошел год. Каменный саркофаг с телом святого упал на пол склепа с таким грохотом, что на звон стального колеса, символа света, сбежались все жители деревни. Через час у склепа собрались старые солдаты, ветераны в отставке. Они споро достали из старых запасов тяжелые пики и быстренько упокоили ожившего мертвяка.

Семь дней спустя в лесу дети обнаружили, в пустом дупле, целую колонию диких пчел. А в речке завелась жирная и вкусная форель.

Местные обладали не дюжей смекалкой. Так что на следующий год оживления мертвяка ждали уже с определенной надеждой. Мертвяк восставал, мужики ему уже традиционными пиками ломали голову. Спускалось благословения. Правда мертвяк странный был, кровил, и вообще был теплым. Но на высокие материи местные не заморачивались.

Мертвяк восставал каждый год. Постепенно появились добрые традиции, те же крашенные яйца. Традиционные блюда, соревнования на метание копья в тыкву и так далее. И вот, уже пятый год проводился фестиваль. Помимо всего прочего, благословение, судя по всему, прибавляло жителям тот самый год жизни. То есть долгожителей в деревне было гораздо больше, чем в среднем по империи. До седин доживал каждый мужчина, а самые почтенные старцы могли похвастаться возрастом за сотню. По слухам эти крепкие деды могли даже детей делать. С этим самым фактом было связано пару крупных скандалов, когда седоусые мужи делили дедово наследство с сопляками двух лет отроду…