— Ты уверена, ma petite?

Замечание было с некоторой долей веселья, но на мрачные темы.

— Ты не мертвец, Жан-Клод. Я видала мертвецов, и кто бы вы, вампиры, ни были, когда вы на ногах, мертвецами вас не назвать.

— Было время, когда ты так не думала. Когда-то, помнится, ты звала меня красивым трупом.

— Слушай, я была молода и не слишком разбиралась.

— И теперь ты твёрдо уверена, ma petite, что я не просто «симпатичный покойничек»?

Снова он меня цитирует.

— Да, уверена.

Он рассмеялся своим фирменным смехом, бархатным прикосновением, от которого мурашки по коже.

— Рад это слышать, ma petite. Ты говоришь по-итальянски?

— Нет, а что?

— Ничего, пустяки, — сказал он. — Увидимся вечером, ma petite, с тобой и твоими новыми друзьями.

Я стала было объяснять, что это не новые друзья, но он уже повесил трубку. Уже сама вешая трубку, я поняла, что надо было соврать насчёт итальянского, но черт меня побери, я плохо умею врать и первая реакция у меня — сказать правду. Что впитано с молоком матери, не вышибешь, как ни старайся.

Глава двадцать четвёртая

Сторожить Дамиана мы послали Грегори в его кошачьей шкуре. Он, пожалуй, был единственный в доме, не связанный со мной метафизически. Ну, да, ещё Фредо и доктор Лилиан, но Фредо её одну не оставит, а Лилиан сказала, что ещё с рукой Ричарда не закончила. Так что методом исключения был назначен Грегори.

Уходя кошачьей походкой и подрагивая пятнистым хвостом на очень человеческой задней стороне, Грегори проинформировал меня:

— Мне сегодня быть на сцене в «Запретном плоде», а в таком виде я туда не могу идти. Жан-Клоду придётся поискать мне замену.

Он по-кошачьи показал зубы и скрылся за углом.

— Что значит — должен быть на сцене? — спросила Клер.

— Он стриптизер в «Запретном плоде», — объяснила я.

Рот её сложился в изумлённое «о». Не знаю, почему, разве что мир её настолько защищён, что оказаться в одной машине со стриптизером — событие. Ради её рассудка я понадеялась, что мир её все же пошире.

— Но я не поняла, почему он не может сегодня… — она сделала неопределённый жест рукой, — выступать?

Ричард избавил меня от необходимости читать лекцию.

— Не забывай, что после превращения в животное тебе приходится сохранять этот вид шесть-восемь часов.

— Я думала, это потому что я новенькая.

Ричард мотнул головой, поморщился от боли при этом жесте и сказал:

— Нет, большинство оборотней проводят от шести до восьми часов в зверином облике, а потом, после возвращения человеческого образа, теряют сознание на два-четыре часа.

— Сядь, — сказала доктор Лилиан, и по голосу было слышно, что неповиновения она не ожидает.

Он опустился на тот же стул, с которого встал. Возле глаз и губ у него залегли складки, какие бывают, когда по-настоящему больно. Сильно Дамиан его порвал?

Клер попыталась помочь ему сесть, но не знала, видно, как его держать, потому что он здоровой рукой опёрся на стол. Она как-то неуверенно наклонилась над ним, желая помочь, но не зная, как.

— Но ты ведь не остаёшься в облике зверя шесть часов, и не теряешь сознание, превращаясь обратно.

— Он — твой Ульфрик, — сказал Фредо. — Царь слабым не бывает.

Голос у него был слишком низкий даже для его широкой груди.

Клер покосилась на него, будто ей неуютно было в его присутствии. Может быть, из-за ножей.

— А ты тоже теряешь сознание, возвращаясь в человеческий вид? — спросила она таким же неуверенным, как взгляд, голосом.

— Нет.

— А я да, — сказал Натэниел и улыбнулся ей. — Остальных не спрашивай, тебе будет неприятно, потому что они тоже не отключаются.

— А ты давно уже… — голос изменил ей.

— Леопард-оборотень? — договорил он за неё.

Она кивнула.

— Три года.

Я быстренько прикинула в уме.

— То есть Габриэль тебя обратил, когда тебе было семнадцать?

— Да.

— Это было противозаконно.

— В большинстве штатов считается противозаконно заражать кого бы то ни было потенциально смертельной болезнью, независимо от возраста и добровольности, — заметил Ричард.

Я мотнула головой:

— Знаешь, я начинаю относиться к ликантропии, как закон к вампиризму. Если тебе уже есть восемнадцать, можешь выбирать сам.

— Закон трактует их по-разному, — сказал Ричард.

Я это знала, но проведя столько времени среди оборотней, как-то упустила из виду. Неосторожно.

— Да, я забыла.

— А ты — федеральный маршал, — сказал Ричард, но этому язвительному комментарию не хватало остроты, потому что Ричард при этом согнулся от боли.

— Тебя сильно порвали?

— На это отвечу я, — сказала доктор Лилиан. Она улыбалась, но глаза у неё были серьёзными. — Будь он человеком, у него были бы все шансы, что рука не восстановится. Объём движений процентов пятьдесят от нормы или меньше. Твой вампир оторвал мышцы и связки на всем плече и на груди около плеча.

— Но он же не человек, — ответила я, — и у него заживёт.

Насчёт «твоего вампира» я пропустила мимо ушей. Доктор Лилиан мне нравится, и затевать с ней перебранку я не хотела.

— Заживёт, но на это уйдут дни или недели, если он не станет перекидываться.

— Обещаю, что перекинусь волком, как только приеду домой.

Она посмотрела на него таким взглядом, будто не поверила.

— То, что я почти сразу могу вернуться в человеческий облик, ещё не значит, что мне это проходит даром. Я предпочёл бы сегодня не быть выжатым досуха. Если я изменюсь и останусь в зверином виде на пару часов, это меня меньше измотает, чем вернуться сразу.

Очевидно, он объяснял в основном Клер, чем кому-либо ещё. Она действительно была новенькой.

— Так что я подожду до дому, и Клер не придётся объяснять, почему она возит в машине вервольфа.

Это прозвучало несколько жёлчно.

— Раз он не хочет говорить, скажу я. Я слишком новенькая, и когда кто-то из моей стаи перекидывается, это может вызвать перемену и у меня. А мне пока нельзя доверять сразу после превращения.

Она опустила глаза, стараясь ни с кем не встречаться взглядом.

Ричард взял её за руку:

— Клер, ничего страшного, у всех поначалу те же проблемы.

Все кивнули, кто-то сказал «да». Она слегка приободрилась. Теперь она выглядела моложе, чем мне показалось поначалу — двадцать четыре, максимум двадцать пять. Если бы она не была новой подружкой Ричарда, я бы спросила, а так вышло бы, что я лезу не в своё дело.

— Даже если ты перекинешься дома, все равно, я не видела, чтобы ты такие травмы мог залечить за сорок восемь часов, — сказала Лилиан.

— И что? — спросил он несколько с вызовом.

Может, я чего-то не поняла?

— Если ты в понедельник придёшь в школу с рукой на перевязи, а к пятнице она у тебя будет как ни в чем ни бывало, не заинтересуются ли твои коллеги такой быстрой способностью к заживлению?

— Я сделаю вид, что рана не такая страшная и может быстро зажить.

Лилиан покачала головой:

— Если узнают, что ты — вервольф, тебе больше не дадут учить детей.

— Знаю! — огрызнулся он, и первая ниточка силы повисла в воздухе струйкой жара.

Клер задышала прерывисто, глаза её обессмыслились. Мика подставил ей стул и помог Ричарду её посадить.

— Сколько времени она уже вервольф? — спросила я.

— Три месяца.

Я посмотрела в глаза Ричарду, и он отвёл взгляд.

— И ты её выводишь наружу, вне оборудованного помещения, когда до полнолуния меньше недели?

— А твой дом не сойдёт за сейфхауз? — спросил Ричард.

— Можешь сюда приходить перекидываться, но бронированной комнаты у меня нет.

В настоящих сейфхаузах есть комната со стальными дверями и железобетонными стенами. Те, кому надо, делают такие комнаты у себя в подвалах, а на вопросы отвечают, что это погреб.

— А мы сегодня на пикник собирались, — сказала Клер тихо и неуверенно.

Мне пришлось отвернуться, чтобы Ричард не видел моего лица. Новичка-оборотня не вытаскивают на пикник, если у него подобные проблемы.