— К какому соседу?

— К Семену Васильевичу.

— Маслюкову?

— Да.

— Решили там всех перестрелять?

— Нет, решил как следует позаботиться о сохранности своей шкуры. Мало ли кто тут бродит по ночам? А мне до соседа в самый разгар полнолуния целых пятьдесят метров идти. Боязно, знаешь ли.

— Трепло ты, Херувим, — сдержанно хихикнул оператор и отключился.

Вернувшись на кухню, юноша покосился на зеленое табло микроволновки, честно отсчитывающее время. Часы показывали без четверти двенадцать.

— Ну мне пора.

— Хозяин, — продолжал волноваться домовой, — ты, ежели чего, сразу через забор прыгай! А тут уже моя территория. Всех разнесу!

— Молодец, Жила! Родина тебя не забудет. — Валентин отечески похлопал домового по плечу и пошел, как говорится, на дело.

Домовой прилип носом к оконному стеклу, провожая взглядом удаляющегося хозяина.

— Эх! Чадо неразумное! Пропадет ведь губошлеп, как пить дать пропадет! Нет, одного я тебя туда не отпущу.

Домовой выскочил во двор, метнулся к сараю, открыл его и вышел оттуда, волоча за собой козу.

— Цыц, Зойка, — сердито шикнул домовой на упирающееся парнокопытное. — Этой ночью дело тебе серьезное предстоит. Выполнишь, с таким козлом познакомлю, закачаешься!

Зойка тут же прекратила упираться и заинтересованно мекнула.

— Значит, так. Прыгаешь туда, — ткнул пальчиком в трехметровый каменный забор Жила, — и ежели на хозяина нашего нападут, бодаешь всех подряд, кусаешься, лягаешься и делаешь все, чтобы он в целости и сохранности вернулся обратно. Все ясно?

Коза еще раз мекнула, давая знать, что все понятно, одним прыжком взметнулась на крышу сарая, с крыши запрыгнула на стену, а затем со стены на внутренний двор главы строительной компании «Инвестстрой». При этом благодаря Жиле, державшему все под контролем на своей территории, не сработал ни один датчик охранной сигнализации, способный вызвать переполох в родной конторе Валентина.

12

На входе в особняк соседа на этот раз стояла вооруженная охрана. Она была явно предупреждена насчет позднего гостя, так как его беспрекословно пропустили внутрь, по рации предупредив хозяина.

Тот сразу вышел из особняка ему навстречу.

— А чего деда с собой не взял?

— Ну ты сказал! Он у меня всю войну прошел, в разведроте служил. Немцев на штык брал. И как ты думаешь, куда он меня после сказок о возможности прикупить бессмертие послал? Мой дед во всю эту молитвенную хрень не верит.

— Да-а-а… старой закалки дедок. Это поколение голыми руками не возьмешь. Я и мать вряд ли сумел бы убедить, если б от нее врачи не отказались, а я не поклялся, что лечить ее будут исключительно словом Божьим, а не пассами сумасшедших экстрасенсов.

— Да? Слушай, она молодец. Уважаю. Обычно люди в такой ситуации за любую соломинку хватаются.

— Мама у меня кремень, только… — Семен Васильевич замялся.

— Какие-то проблемы? — участливо спросил Валентин.

— Тут, понимаешь, такое дело. Серафим Сварожский просил, чтоб никого постороннего у постели моей мамы не было.

— Вот те раз! А как же будущие клиенты?

— Откуда я знаю? Старец сегодня какой-то нервный.

— А он уже здесь?

— Здесь. В зале к молебну готовится.

— Ну и чего ему не нравится?

— Воздух здешний. С самого начала, как в дом зашел, озираться начал и к чему-то принюхиваться.

— Нет, эту кучу навоза я все-таки прикажу деду с участка убрать, — рассердился Валентин. — Наверняка старец ее унюхал. Ну ладно, сосед, раз нельзя, значит, нельзя.

Юноша собрался было развернуться к выходу, но Маслюков его остановил:

— Нет, Валек, я за базар привык отвечать. Пошли.

Через парадный вход Семен Васильевич соседа не повел. Они зашли через черный ход и прошли в подсобное помещение, которое оказалось операторской.

— Костя, будь другом, покарауль за дверью, — попросил хозяин дома охранника, сидевшего на вращающемся стуле возле пульта. — Тебе на это все равно смотреть не стоит, а человеку надо.

— Хорошо, Семен Васильевич.

Охранник покинул помещение и встал на караул у двери.

— Однако у тебя тут серьезно дело поставлено, — присвистнул Валентин, окидывая взглядом экраны мониторов.

В это помещение, судя по всему, стекалась информация с датчиков охранной сигнализации и видеокамер, раскиданных по участку и внутренним помещениям дома. Под прицелы видеокамер не попали только спальни, сауна и санузлы.

— Эта комнатка прислугу в тонусе держит. И схалтурить не дает, и желание что-нибудь в карман положить отбивает.

Аппаратура была отличная. Изображение четкое, цветное, с высоким разрешением, и отсюда была прекрасно видна подготовка к излечению словом Божьим умирающей, чья кровать стояла в самом центре гостевой комнаты, больше похожей на просторный зал.

— А почему не в спальне? — удивился Валентин.

— Там места мало, — пояснил Семен Васильевич. — Старец сказал, что чем больше божьих людей на молебне будет, тем быстрее молитва до Всевышнего дойдет и Он своей благодатью страдалицу одарит.

А подготовка к молебну шла серьезная. Маленькие послушницы в монашеских одеяниях зажигали свечи, ставили аналой под Библию, на отдельные переносные подставки устанавливали иконы. Серафим Сварожский стоял в сторонке, опираясь на двойной старообрядческий посох, молча наблюдая за приготовлениями.

— Не понял, — нахмурился Валентин. — Этот старец совсем опупел! Таких малявок по ночам за собой таскает! Им сейчас в постельках десятые сны смотреть надо. Почему он обычных монахинь на молебен не привел?

— Я его тоже об этом спрашивал. Старец говорит, что для лечения нужны только очень нежные, чистые души. Детские молитвы быстрее до Бога дойдут.

— И откуда он этих малявок набрал?

— Сиротки, — вздохнул Семен Васильевич. — Я про них тоже спрашивал. Он много таких девочек в своей обители пригрел. Говорит, у него им лучше, чем в детдоме. Слову Божьему учатся, подрастут — в монахини пойдут. И ведь не поспоришь. Что их потом ждет? Ты же знаешь, какие в наших детдомах порядки. Большинство из них потом либо в тюрьму загремят, либо на панель пойдут. Ну ладно. Ты располагайся здесь, как дома, а я к маме. Там уже скоро начнут.

Хозяин особняка покинул операторскую, аккуратно прикрыл за собой дверь и поспешил в гостевую комнату. Его продвижение легко прослеживалось по мониторам, но внимание Валентина было приковано к старцу, одна рука которого опиралась на посох, другая лежала на плече знаменитой Глафиры Рамодановской. Что-то в ее нежном личике показалось Валентину знакомым. Юноша склонился над пультом управления. Разобраться в нем было не трудно. В его особняке был установлен почти такой же, только более поздней модели. Валентин вывел изображение гостевой комнаты на центральный монитор, и начал орудовать мышкой, укрупняя изображение. Однако в этот момент Глафира Рамодановская пришла в движение, и, чтобы не потерять ее из виду, пришлось срочно возвращать параметры настройки обратно — для охвата всего зала. Библия уже лежала на аналое, и одна из девочек постарше беззвучно шевелила губами, читая молитвы. Богослужение началось.

— Жлоб ты, Сема, — пробормотал Валентин, — не мог камеры с микрофонами закупить.

Мария Антоновна, мать соседа, лежала на постели бледная, осунувшаяся, с закрытыми глазами, не реагируя ни на что. Если б не мерно вздымающаяся грудь под тонкой простыней, ее можно было бы принять за покойницу. Валентин напряг слух. Обычно вампирьи способности пробуждались в нем лишь в минуту смертельной опасности, но на этот раз они включились по первому требованию, что было тревожным симптомом. «Опасность? А почему я ее не чую?» — удивился юноша, прислушиваясь к мерному постукиванию посоха старца, который под речитатив чтицы у аналоя начал делать обход кровати больной, периодически осеняя ее двумя перстами крестным знамением. Глафира Рамодановская неотступно следовала за ним мелкими шажками. Сделав круг, они остановились у изголовья постели, и теперь уже вперед выступила местная святая. Девочка взяла за руку Марию Антоновну и беззвучно зашевелила губами. Если она и читала какую-то молитву, то Валентин ее почему-то не слышал. Чтицу слышал, а ее, как ни напрягал слух, нет! Парню вдруг показалось, что монитор мешает ему понять смысл происходящего, и невольно для самого себя он прикрыл глаза. Этого оказалось достаточно. Было ощущение, словно его тело осталось в операторской, а дух просочился сквозь стены и оказался там, в гостевой комнате, и он явственно увидел всех присутствующих при таинстве исцеления. А еще он увидел призрачное белое сияние, исходящее от Глафиры Рамодановской. Оно волнами пробегало по ее маленькому детскому тельцу, перетекая через руку в тело больной, лицо которой постепенно розовело, наливалось красками жизни.