Ждать пришлось недолго.

Крайнее окно тускло засветилось: видимо, включили свет в прихожей…

Дверь открылась сразу, словно Валерку ждали. На пороге стоял… Но Валерка не успел увидеть, кто стоял на пороге.

Откуда-то вдруг выскочил маленький коричневый клубок и, радостно визжа, бросился Валерке под ноги. Валерка почувствовал на своём лице влажные прикосновения тёплого собачьего языка: совсем крошечная собака, а прыгала так высоко! Он протянул руки, подхватил собаку, и она уткнулась ему в шею, часто и преданно дыша.

— Чу-де-са! — раздался густой, сразу заполнивший всё пространство лестничной клетки голос. — Чудеса! Ну и Янка!

Валерка поднял голову. Голос принадлежал невысокому щуплому человеку с бутербродом в руке.

— Ты ко мне? — спросил человек, опуская руку, чтобы бутерброд не очень бросался в глаза.

— Странное, понимаешь, дело… Янка с чужими… не особенно. А к тебе — вон как! Заходи.

С собакой на руках Валерка вошёл в квартиру. Всё вокруг было как попало заставлено шкафами, столами, чемоданами.

— Понимаешь, только перебираемся… Жена ещё не приехала, так что извини.

— Я на минутку, — Валерка знал, что так принято говорить у взрослых. — По делу.

— По делу? Слушаю. — Человек стал серьёзным.

— Собака ваша… Яна… Воет целыми днями.

— Так… — человек из серьёзного сделался грустным. — Мешает, значит. Тебя родители прислали? Из какой квартиры?

— Я сам пришёл… — Валерка заволновался, что его неправильно поняли. — И я не из этого дома, из соседнего!

— Неужели и там слышно?

— Нет, там не слышно! Я просто хотел узнать, почему она воет. Ей плохо, да?

Человек повертел в руках бутерброд, сунул его на какую-то пыльную полку.

— Ты прав, ей плохо. Янка привыкла днём гулять, а я на работе. На работе, понимаешь? Вот приедет жена, и всё будет в порядке. Но собаке ведь не объяснишь! Тоскует она.

— А если я…

Хозяин квартиры смотрел на непрошеного гостя, словно спрашивая: да ты-то здесь при чём?!.

— Я прихожу из школы в два часа… Я бы мог гулять с ней после школы!

Человек постоял, раздумывая, а потом вдруг подошёл к пыльной полке, протянул руку — но достал не бутерброд, а маленький английский ключик.

— Держи. Поворачивать вправо.

Пришло время удивляться Валерке.

— Вы что же, любому незнакомому человеку ключ от квартиры доверяете?

— Ох, извини, пожалуйста, — мужчина протянул руку. — Давай знакомиться! Молчанов Валерий Алексеевич, инженер.

— Снегирёв Валерий, ученик шестого «Б», — с достоинством ответил Валерка.

— Очень приятно! Теперь порядок?

— Порядок, — Валерка спрятал ключ. — Значит, завтра?..

Собаке Яне не хотелось спускаться на пол, она бежала за Валеркой до самой двери.

— Собаки не ошибаются, не ошибаются… — бурчал себе под нос инженер Молчанов.

На лестнице Валерка столкнулся с Юркой Хлопотовым.

— Что, ещё не ушёл?

— Да я из-за собаки. Которая выла…

— A-а… Снегирь, знаешь, что я придумал? Ведь можно ничего не бросать, понял? Можно вылезти на крышу и на верёвке спустить ей всё!

— Она не голодная.

— Не голодная? Я так и знал! Слушай, Снегирь, я давно понял: тут что-то нечисто. Мы должны провести глубокую разведку, всё разузнать. И предотвратить! Должно быть, готовится преступление! А если не успеем предотвратить, то раскроем! Даже интереснее, а?

— Не надо ничего раскрывать. Она просто гулять хочет.

— Откуда знаешь?

— Зашёл и спросил. И гулять с ней буду. С завтрашнего дня.

— Зашёл и спросил? Спроси-ил… — Юркино лицо вдруг сделалось унылым. Он разочарованно махнул рукой:

— Эх, скучный ты человек, Снегирь!

В лётном экипаже Музик появился неожиданно. Произошло это в самом конце 1943 года. Полк штурмовиков Ил-2 отправлялся на фронт; эшелон шёл через маленький уральский городок, где жила девочка Маша со своей мамой; и лейтенанту Бочарникову, Машиному отцу, чудом удалось заскочить домой на полтора часа.

Вместе с отцом пришёл другой лётчик, высокий и очень весёлый молодой парень, старший сержант.

— Леонид, — представил его Машин отец. — Дядя Лёня. Стрелок-радист мой.

— Напросился вот… — смущённо объяснил стрелок-радист. — Отвык совсем от дома, так хоть взглянуть, как другие живут… Так что побегу я уже на вокзал.

— Что вы, что вы! — заволновалась Машина мама.

Отец помог дяде Лёне снять шинель и подтолкнул к столу. Почти в полном молчании они все вместе пили чай, и это были, наверное, лучшие полтора часа за всю войну.

А когда отец с дядей Лёней стали собираться и мама, чтобы не расплакаться, потеплее куталась в платок, Маша убежала на кухню, где под столом была устроена комната для её игрушек. Вернулась она вместе с Музиком.

— Папа, — сказала девочка, — возьми с собой на фронт моего друга! Пожалуйста!

У Музика, старенького плюшевого медведя, были белые глаза-пуговицы и слишком длинные уши, но во всём остальном был он хоть куда.

— Да, Лёня, кажется, ещё ни одна авиация мира не знала летающих медведей, — хотел пошутить отец, но шутка вышла невесёлой.

— А ты-то сама… как без него будешь?

— Разве до кукол теперь, папа? — серьёзно ответила Маша. — Война идёт. Я бы и сама с тобой полетела, но девочек почему-то не берут. А Музик — мальчишка, ему можно! Да и нам с мамой спокойнее будет!

— Не волнуйся, Маша, — дядя Лёня подхватил Музика левой рукой, правой взял под козырёк. — Зачисляем отважного медведя в наш экипаж. Только летать он будет со мной, «коленками назад», ты не возражаешь? У меня в кабине просторнее, чем у твоего папы!

— Ну как? Не укачивает? — перед каждым вылетом спрашивал Музика дядя Лёня и легонько шлёпал ладонью по туго набитому опилками животу. — А то смотри, приятель…

Музика никогда не укачивало, но дядя Лёня всё равно каждый раз интересовался его самочувствием.

Место плюшевому медведю оборудовали удобное и надёжное — сидел он за левым плечом стрелка-радиста, под прозрачным фонарём из бронестекла.

А однажды случилось вот что…

Фашистские истребители свалились из негустых облаков неожиданно, и хотя «яки» из боевого охранения сразу же приняли бой, удар был силён и страшен. Один из наших штурмовиков задымил и начал терять высоту, остальные бросились врассыпную, и было это вовсе не проявлением трусости: когда бой ведут истребители, лишние мишени в небе не нужны.

Немцев было больше, и несколько самолётов кинулись вдогонку за «илами».

Штурмовик, попавший под огонь во время внезапной атаки, почему-то не стал набирать высоту и даже не увеличил скорость. Он шёл, словно ничего не произошло, и фашистский пилот-ас сразу обратил на него внимание.

Если атакованный самолёт продолжает лететь как ни в чём не бывало, — это верный признак: что-то у него не в порядке. Добивать такую машину просто и почти безопасно.

«Мессершмитт» легко догнал странную машину. «Ил» шёл ровно, никаких особенных повреждений заметно не было, и фашист решил, что скорей всего пулей задело пилота. Обогнать штурмовик и зайти в лоб он не решился: русский лётчик всё-таки держал машину на курсе, а испытывать на себе пушки и пулемёты «чёрной смерти» асу не хотелось.

Лейтенант Бочарников заметил увязавшийся за ним «мессершмитт». Но он был ранен в шею, левая рука почти не слушалась. И ещё пилот не знал самого страшного: та же пулемётная очередь поразила и стрелка-радиста.

Вражеский истребитель пока крутился вокруг на достаточно безопасном расстоянии, но лейтенант Бочарников точно знал, что будет потом: фашист пристроится в хвост, чуточку выше и сзади — штурмовик надёжно защищён бронёй снизу, сверху же заполненные горючим плоскости может прошить даже пистолетная пуля. Правда, подкрасться к машине с тыла тоже непросто: стрелок-радист, человек, летающий «коленками назад», внимательно следит за всеми, желающими зайти в хвост.