Флинн отбросил книгу в сторону.

– Быть того не может, но я подумаю об этом. Что еще?

– Мне хотелось бы сказать пару слов каждому из заложников, разумеется, если возможно.

– Может быть, попозже, после пресс-конференции.

– Хорошо. Просто превосходно! И осталось еще одно.

– Всегда что-то остается.

– Так вот, раз уж мы налаживаем взаимоотношения, стараемся доверять друг другу и только я веду с вами переговоры, то мне хотелось бы знать, так ли и вы относитесь ко мне. До вас я разговаривал с мистером Хики и…

Флинн рассмеялся и огляделся вокруг: Хики нигде не было видно.

– Видать, Джон заставил тебя немножко поволноваться, не так ли, капитан? Ему нравится отпускать дерзкие шуточки. Но что из этого? Поиграй с ним немного. Джон любит поболтать – ирландец, что с него возьмешь.

– Да, но может возникнуть недоразумение. Главный вы, и я хочу поддерживать связь только с вами и…

Флинн швырнул трубку на рычаг и стал просматривать сборник нот. Он хотел найти что-нибудь мирское, что помогло бы унестись в мыслях прочь от собора. Из всех богоспасаемых и богодостойных мест, где ему довелось побывать, этот собор на такую роль в данный момент, по его разумению, подходил менее всего. Хотя другие и ощущали здесь присутствие Святого Духа. Поэтому он решил, что испытываемая им пустота, видимо, находится внутри него самого. Наконец он нашел песенку «Роза Трейли», повернул ключ в органе и под собственный аккомпанемент стал тихонько напевать знакомые слова:

Берт Шрёдер долго, задумавшись, смотрел на телефон, положив руки на стол. Флинн говорил о неприкосновенности, которая, как он дал понять, понадобится ему в будущем, – отсюда и его намерение удержать совершение преступления в известных рамках и не допустить, чтобы оно носило характер тяжкого. Видимо, Брайен Флинн не станет убивать кого-нибудь, тем более себя. И что особенно важно, Флинн начинает рассчитывать на него, Шрёдера. Так бывает всегда. Это неизбежно, потому что он все же начал понимать, что голос Шрёдера – единственное, что может иметь значение.

Шрёдер поднял глаза на присутствующих.

– Видимо, нахожу подход к этому странному парню.

Бурк зло усмехнулся:

– А со стороны кажется, будто он уже нашел подход к вам.

Глаза Шрёдера сузились от раздражения, но все-таки он неохотно согласился:

– Да. Он, похоже, знает кое-что о моих методах. Боюсь, что средства массовой информации слишком много растрепали о работе моего отдела. Хотя я никогда и не видел публикаций в прессе, – добавил он.

– А вы что, думаете, ваша автобиография запрещена в продаже? Боже, лучше было бы вам подождать, по крайней мере, до отставки и только тогда издавать ее. – Бурк улыбнулся. – Сейчас в ней не хватает большой главы. Постарайтесь включить ее в переиздание. Скажите об этом своему литературному агенту. – И тут же добавил примирительным тоном: – Послушайте, Берт, у меня нет ответов на все вопросы, но…

Шрёдер вскочил с места.

– Нет, хватит! И мне надоела ваша миссия защитника!

Все молчали. Бурк встал и неторопливо направился к двери.

– Далеко не уходите, – крикнул Шрёдер. – Попозже Флинн может захотеть кофе.

Бурк обернулся и сказал:

– До сих пор у нас все было перемешано: обман, некомпетентность и просто обычная глупость. И все же, несмотря на все это, нам чертовски везет. Но если мы не объединим наши усилия до рассвета, то произойдет бойня и осквернение храма, а нам потом придется давать ох как много объяснений, почему же все так произошло.

Шрёдер посмотрел прямо перед собой и спокойно произнес:

– Это мои проблемы. Оставьте их мне и не лезьте не в свое дело.

Отец Мёрфи прошел по алтарю и остановился перед престолом кардинала.

– Ваше Высокопреосвященство, мне хотелось бы исповедаться перед вами.

Кардинал кивнул головой:

– Возьмите мои руки в свои, сын мой.

В ладони отца Мёрфи был зажат листок бумаги.

– Нет… Я хотел бы пройти в исповедальню.

Кардинал поднялся со своего престола.

– Пойдемте тогда в архиепископскую ризницу.

– Нет… – Отец Мёрфи почувствовал, как от напряжения сбежала по лбу струйка пота. – Они нам не разрешат. Мы можем удалиться в помещение, где я исповедовал мисс Мелон.

Кардинал с любопытством посмотрел на него, будто желая понять, в чем дело, а затем кивнул:

– Ну как хотите.

Он спустился по ступенькам и направился в конец алтаря, затем преодолел боковые ступени и прошел в галерею. Отец Мёрфи оглянулся на Морин и Бакстера – те ободряюще кивнули, и он последовал за кардиналом.

Лири перегнулся через перила церковных хоров, нацелил свою винтовку в лицо кардинала и продолжал держать его на прицеле в то время, пока тот шел. Находившиеся в трифории начали кричать, предупреждая двух прелатов об опасности. Они взывали и к Лири, который, как они видели, уже нацелил свою винтовку, а также к Флинну и Хики.

Кардинал, казалось, не слышал криков. Он остановился у прохода под аркой, ведущей к входу для священников в исповедальню, и стал поджидать отца Мёрфи, нерешительно идущего по галерее.

Лири нацелил винтовку на золотой крест, висящий над самым сердцем кардинала, и нажал слегка на курок.

Неожиданно перед двумя священнослужителями возник Флинн и, оглянувшись на балконы, поднял руки вверх, призывая всех угомониться. Крики стихли. Лири выпрямился, держа винтовку на изгибе локтя. Даже с такого расстояния Флинн смог увидеть, что у Лири был вид охотника, только что отказавшегося от своей законной добычи. Тот не шевелился, прислушивался и вглядывался. Затем Флинн увидел Меган, появившуюся на Церковных хорах. Она подошла к Лири и принялась что-то говорить ему, видимо, утешая.

Флинн повернулся к обоим священникам, сердито спросив:

– Какого черта вы задумали?

Кардинал посмотрел ему в глаза и спокойно ответил:

– Я собрался выслушать исповедь.

Флинн прошипел сквозь крепко стиснутые зубы:

– Вы что, рехнулись? Вам нельзя уходить со своего места без разрешения!

– Мне не нужно вашего разрешения, чтобы пойти куда хочу в моей церкви, – также спокойно ответил кардинал. – Пожалуйста, отойдите в сторонку.

– Позвольте мне сказать кое-что вам обоим. – Флинн с трудом подавлял ярость. – Моим людям наверху отдан приказ стрелять в любого… Ну хорошо, четверо из них вряд ли стали бы стрелять в священника, но пятый наверняка убил бы вас. Он мог бы пристрелить и родную мать, если бы на то был приказ. Он исполняет приказы так же свято, как и вы свой обет.

Лицо кардинала покраснело, он начал было что-то говорить, но Флинн оборвал его и продолжал:

– Этот человек четырнадцать лет служил снайпером чуть ли не в дюжине различных армий. И сейчас он видит мир лишь через прицел винтовки. Вся его жизнь сжалась в одно-единственное действие. А ему нравится звук выстрела, ощущение отдачи приклада в плечо, вид вспышки на конце дула, запах пороха в ноздрях. Для него все это сродни сексу – можете вы оба понять это?

Ни кардинал, ни отец Мёрфи ничего не ответили. Кардинал повернул голову и посмотрел на тени, двигающиеся на церковных хорах, затем вновь обратился к Флинну:

– Трудно поверить, что может жить такой человек. Вам надо быть осторожным, чтобы он ненароком не пристрелил вас.

Кардинал обошел Флинна, вошел в деревянный проход под аркой и открыл дверь в исповедальню.

Отец Мёрфи молча глянул на Флинна, затем отодвинул в сторону портьеру и тоже вошел в исповедальню с другой стороны.