Наконец, 6 августа Генри Стенли прибыл в селение Ни-Санда, находившееся в четырех днях пути от берега океана. Через два дня он был в Банца-Мбуко. Здесь его ждали припасы, посланные навстречу экспедиции двумя торговцами из Эмбомы; в этом маленьком прибрежном городке Стенли, наконец, разрешил себе отдохнуть. Трудности и лишения перехода через весь африканский материк, отнявшего у Стенли два года и десять месяцев жизни, преждевременно состарили этого еще молодого человека (ему было тридцать пять лет). Зато течение реки Луалабы было исследовано им до Атлантического океана. Было установлено, что наряду с Нилом, главной северной артерией Африки, и Замбези, главной восточной ее артерией, на западе африканского континента течет третья в мире по величине река, длиною в две тысячи девятьсот миль. Река эта, носящая в разных частях своего течения названия - Луалаба, Заир и Конго, - соединяет область Больших озер с Атлантическим океаном.

Экспедиции Стенли и Камерона прошли вдоль северной и южной границ Анголы. Сама же область в 1873 году, то есть в то время когда «Пилигрим» потерпел крушение, была еще почти не исследована. Об Анголе знали только то, что она представляет собой главный невольничий рынок на западе Африки и что центрами работорговли в ней являются Бихе, Касонго и Казонде.

И в эти-то гибельные места, затерянные в сотне миль от океанского побережья, Гэррис завлек Дика Сэнда и его спутников: женщину, измученную горем и усталостью, умирающего ребенка и пятерых негров, обреченных стать добычей алчных работорговцев.

Да, это была Африка, а не Южная Америка, где ни туземцы, ни звери, ни климат ничем не угрожали путникам, где между хребтом Андов и океанским побережьем протянулась благодатная полоса земли, где разбросано множество поселений, в которых миссионеры гостеприимно предоставляют приют каждому путешественнику. Как далеко были Перу и Боливия, куда буря, наверное, принесла бы «Пилигрим», если б злодейская рука не изменила его курс, и где потерпевшие крушение нашли бы столько возможностей возвратиться на родину.

Но они очутились в Африке, в страшной Анголе, да еще в самой глухой ее части, куда не заглядывали даже португальские колониальные власти. Они попали в дикий край, где под свист бича надсмотрщиков тянулись караваны рабов.

Что знал Дик об этой стране, куда забросила его измена? Очень немногое. Он читал сообщения миссионеров XVI и XVII веков, читал о путешествиях португальских купцов, которые ездили из Сан-Паоло-де-Луанда по Заиру. Наконец, он был знаком с отчетом доктора Ливингстона о его поездке 1853 года. Этих немногих сведений было достаточно, чтобы человеку, менее мужественному, чем Дик, внушить ужас.

Действительно, положение было страшное.

Два человека сошлись в лесу в трех милях от места ночлега отряда, руководимого Диком Сэндом. Свидание это было заранее условлено между ними.

Эти два человека были Гэррис и Негоро. В дальнейшем читатель узнает, как встретились на побережье Анголы прибывший из Новой Зеландии португалец и американец, которому по делам работорговли часто приходилось объезжать эту область Западной Африки.

Гэррис и Негоро уселись у корней огромной смоковницы, на берегу быстрого ручья, струившего свои воды между зарослями папируса.

Они только что встретились и теперь рассказывали друг другу о случившемся за последнее время.

- Итак, Гэррис, - сказал Негоро, - тебе не удается завлечь еще дальше вглубь Анголы отряд «капитана» Сэнда, - ведь так они называют этого пятнадцатилетнего мальчишку.

- Нет, приятель, дальше затащить их не могу, - ответил Гэррис. - Хорошо еще, что мне удалось заманить их на сотню миль от побережья! Последние дни «мой юный друг» Дик Сэнд не спускал с меня глаз. Его подозрения сменились уверенностью. Честное слово…

- Еще сотня миль, Гэррис, и эти люди наверняка попали бы в наши руки. Впрочем, и так мы постараемся не упустить их.

Гэррис пожал плечами.

- Куда они денутся? - сказал он. - Понимаешь, Негоро, я во-время унес ноги! Я читал во взгляде «моего юного друга» горячее желание послать мне полный заряд свинца прямо в грудь, а надо тебе сказать, я совершенно не перевариваю сливовых косточек, которые отпускают в оружейных лавках по двенадцати штук на фунт.

- Понятно! - сказал Негоро. - У меня самого счеты с этим юнцом.

- Что ж, у тебя теперь есть возможность уплатить ему по всем счетам сполна и даже с процентами! В первые дни похода мне нетрудно было выдавать Анголу за Атакамскую пустыню, - я ведь был там однажды. Но потом малыш Джек стал требовать «резиновых деревьев» и птичку-муху; его мамаше понадобилось хинное дерево, а верзиле кузену - светящиеся жуки. Честное слово, я истощил всю свою изобретательность! После того как я сумел, правда с великим трудом, уверить их, что перед ними не жирафы, а страусы, я уж не знал, что и придумать. Да и «мой юный друг», как я заметил, больше не верил моим объяснениям, особенно после того, как мы напали на следы слонов. А тут еще откуда ни возьмись гиппопотамы! Понимаешь, Негоро, гиппопотамы и слоны! В Америке они так же неуместны, как честные люди в бенгелской каторжной тюрьме. Затем старого негра угораздило найти под деревом цепи и колодки, сброшенные, очевидно, каким-то бежавшим невольником. И, наконец, где-то невдалеке зарычал лев. Согласись сам, не мог же я их уверить, что это мурлычет домашняя кошка! Мне оставалось только вскочить в седло и ускакать.

- Понимаю, - ответил Негоро. - И все же я предпочел бы, чтобы они забрались еще хоть на сотню миль вглубь страны.

- Я сделал все, что мог, милейший, - возразил Гэррис. - Кстати сказать, хорошо, что ты шел в почтительном отдалении от нас. Они как будто догадывались о твоем присутствии. И знаешь, там была одна собачка - Динго… Она как будто не особенно расположена к тебе. Что ты ей сделал?

- Пока еще ничего, - ответил Негоро, - но в скором времени обязательно всажу ей пулю в башку.

- Такой же гостинец и ты получил бы от Дика Сэнда, если б он заметил тебя на расстоянии выстрела. А должен признаться, «мой юный друг» - замечательный стрелок. И в своем роде он молодчина.

- Каким бы молодцом он ни был, Гэррис, он дорого заплатит за свою дерзость, - ответил Негоро; лицо его выражало неумолимую жестокость.

- Хорошо, - прошептал Гэррис, - видно, ты, мой дорогой, остался таким же, каким я тебя знал. Путешествия не испортили тебя!

После минутного молчания американец снова заговорил.

- Кстати, Негоро, - сказал он, - когда мы с тобой так неожиданно встретились недалеко от места крушения корабля, у устья Лонги, ты успел только попросить меня завести этих милых людей как можно дальше вглубь воображаемой Боливии. Но ты ни словом не обмолвился о том, что делал последние два года. А два года в нашей бурной жизни - долгий срок, приятель. С тех пор как старый Альвец послал тебя из Кассана во главе невольничьего каравана, о тебе не было никаких вестей. Признаться откровенно, я думал, что у тебя были неприятности с английскими патрульными судами и что в результате тебя вздернули на рее.

- Чуть-чуть не кончилось этим, Гэррис.

- Ничего, не беспокойся, Негоро. Виселицы тебе все равно не миновать.

- Спасибо!

- Что поделаешь, - ответил Гэррис с философским равнодушием. - Это неизбежный риск в нашем деле. Раз уж занимаешься работорговлей на африканском побережье, не рассчитывай на мирную и безболезненную кончину. Значит, тебя поймали?

- Да.

- Англичане?

- Нет. Португальцы.

- До или после сдачи груза?

- После, - ответил Негоро после некоторого колебания. - Португальцы теперь делают вид, что они против работорговли, после того как очень недурно на ней нажились. На меня донесли, следили за мной, поймали меня…

- И приговорили?

- К пожизненному заключению на каторге в Сан-Паоло-де-Луанда.

- Тысяча чертей! - воскликнул Гэррис. - Каторга! Совершенно неподходящее место для таких людей, как мы с тобой. Мы ведь привыкли к жизни на вольном воздухе! Пожалуй, я предпочел бы виселицу.