Франк Пятый. Мужайся.

Бёкман. Мне страшно.

Франк Пятый. Мужайся.

Бёкман. Я умираю.

Франк Пятый. Мужайся.

Бёкман. Ты называешь меня своим лучшим другом, а являешься ко мне как фальшивый священник.

Франк Пятый. Бёкман, нельзя же, чтобы люди узнали во мне Франка, это был бы конец для всех нас.

Бёкман. Конец для всех нас! Притворяйся ты или нет, липовый священник, — мне все равно пришел конец. Ты думаешь, твое одеяние так же необходимо, как все наши преступления. Ни в чем не было необходимости, липовый ты священник, ни в одном, самом малом, малейшем обмане, ни в одном убийстве.

Франк Пятый (садится на постель). Но Бёкман, мы ведь не могли иначе. Наследие было слишком горьким. Тебе же известно все это немыслимое жульничество наших отцов, ты же знаешь, что нам не оставалось другого выбора, кроме как убивать и обманывать дальше, ты же знаешь, что было невозможно повернуть обратно.

Бёкман (хватает Франка за полы). Врешь. Каждую минуту у нас была возможность повернуть обратно, в каждое мгновение нашей гаденькой жизни. Нет такого наследия, от которого было бы невозможно отказаться, и нет преступления, которое обязательно надо совершить. Мы были свободны, липовый ты священник, мы были созданы на свободе и предоставлены свободе! (Снова опускается на кровать.) Прочь с моего смертного ложа, призрак, проваливай назад в свой склеп, сейчас придет пастор Мозер.

Франк Пятый (в испуге поднимается). Ты пригласил священника?

Бёкман. Я хочу умереть, как умирали мои предки.

Франк Пятый. Ты хочешь исповедаться?

Бёкман. Я хочу принести покаяние. Я раскаиваюсь в своей жизни. Не хочу мучиться этой адской мукой еще и в вечности.

Франк Пятый. Но Бёкман, Господь ведь милостив сам по себе, вот увидишь, тебе вовсе не нужно исповедоваться при безмерной милости Господней.

Бёкман. Ты осмеливаешься говорить о милости, липовый ты священник, осмеливаешься поминать всуе имя Господа? А если Бог не проявит ко мне милости? Был ли я милосерден? Испытывал ли я сострадание к бедному Герберту Мольтену и ко всем остальным? Я хочу покончить со своими грехами, прежде чем смерть покончит со мной. Ухо истинного служителя Бога пусть услышит о моих преступлениях. Я не хочу быть покинутым в мой судный час. Кто-то должен просить за меня о помиловании, тот, кто не замешан в моих подлостях, кто имеет право на эту просьбу, даже если она столь чудовищна.

Слева выходит Оттилия с большой дамской сумкой. Франк подходит к ней.

Франк Пятый. Вот и ты наконец. Он пригласил священника.

Оттилия. Я так сразу и подумала.

Франк Пятый. Хочет исповедоваться. Да это же просто средневековье!

Бёкман. Каждый преступник имеет право исповедаться. Самый гнусный негодяй. И вы хотите мне это запретить?

Оттилия подходит к ногам больного.

Оттилия. Милый Бёкман, никакой ты не преступник. Наоборот. Ты всю свою жизнь хотел открыть на свои деньги приют для сирот. Тебе только неблагоприятные обстоятельства помешали.

Бёкман. Какие адские боли!

Оттилия. Мужайся.

Бёкман. Мне страшно.

Оттилия. Мужайся.

Бёкман. Я должен умереть.

Оттилия. Мужайся.

Бёкман. Священник уже на пути ко мне, слуга Господа Бога. Я прокричу ему в лицо обо всех своих преступлениях.

Франк Пятый. Плохо дело, знаю, плохо.

Оттилия. Так. Уже на пути. Мой милый, милый Бёкман, как ты можешь подсовывать нам такую свинью, нам, своим лучшим друзьям, делившим с тобой горе и радость всю жизнь. Лежишь на смертном одре лицом к лицу с вечностью и совершаешь столь постыдный грех. Позвать священника!

Франк Пятый. Я вспоминаю, как умирал мой отец! С язвительным смехом, Бёкман, с язвительным смехом, видит Бог, вот это была смерть.

Оттилия. В самом деле, Бёкман, это непорядочно с твоей стороны, этого мы в самом деле от тебя не заслужили. Исповедоваться! Ушам своим не верю! Ни один посторонний не должен узнать о наших методах ведения дел, тебе это хорошо известно. Конечно, существует тайна исповеди. Но священник, в конце концов, тоже человек, и если он проронит хоть одно слово где-нибудь, что тогда? Но хватит об этом. Прекратим дискуссию.

Она подходит к изголовью, утирает пот с лица Бёкмана.

Мы должны облегчить твои страдания. Они просто ужасны. Я сделаю тебе укол. Доктор Шлоберг назначил. Готфрид, запри дверь.

Франк Пятый. Да, Оттилия, сейчас. (Уходит налево.)

Бёкман. Хочу исповедаться! Исповедаться! Хочу сбросить со своей души непосильное бремя грехов!

Франк Пятый. Запер.

Оттилия подходит к столу справа сзади, готовит шприц.

Оттилия. И не стой как вкопанный, делай же что-нибудь, твой лучший друг может в любое мгновение уйти в мир иной, доставь ему радость, утешь его, у тебя ведь такой красивый голос и ты видишь, как он страдает.

Франк Пятый. Конечно, Оттилия, само собой разумеется. (Садится на край кровати.)

Мрак стеной
Предо мной,
Вечный мрак ночной.
Как же так, о друг мой! —
Чуть тебя не сгубил я своей рукой?!
Ты с пути
Мог смести,
Не прося наград,
Все препятствия враз,
Когда в деле был, для нас
Не было преград!

Бёкман. Господь, я предавал Тебя в каждое мгновение моей жизни, но теперь помоги мне, Господи! Вызволи меня из рук моих друзей, вели прийти священнику, слуге Твоему!

Оттилия. Пой, Готфрид, дай ему покой, дай ему забвение. (Старательно отводит поршень шприца.)

Франк встает.

Франк Пятый.

Мрак сплошной
Предо мной —
Страшный мрак ночной!
Как же вдруг, о друг мой! —
К гробу я тебя подвел
Собственной рукой?!

Бёкман. Исповедаться… Милости Божьей…

Франк Пятый.

В чем я врал,
Где что крал, —
Все ты покрывал.
Без тебя врать и красть —
Мне — одна напасть.

Бёкман. Исповедаться. Я хочу исповедаться.

Оттилия поднимает шприц, проверяет его.

Франк Пятый.

Мрак стеной
Предо мной —
Вечный мрак ночной!
Как-то так, о друг мой! —
Я тебя вдруг убил
Собственной рукой!

Оттилия. Мощнее, величественней.

Подходит к правой стороне кровати, берет руку Бёкмана.

Франк Пятый.

Жена! Бери скорей шприц свой!
Во всем нам помогал друг мой.
Он устал! — нужен бедняге покой!
Помоги ему — дело теперь за тобой.

Оттилия с силой вонзает шприц. Бёкман вскрикивает.

Бёкман. Господи! Услышь меня! Вели явиться священнику, Господи!