Ньютон (тоже встает). Называйте меня просто Альбертом.
Инспектор. А вы меня — Рихардом.
Пожимают друг другу руки.
Ньютон. Могу вас заверить, что я исполнил бы «Крейцерову сонату» гораздо темпераментнее, чем это делает сейчас Эрнст Генрих Эрнеста. Анданте звучит у него прямо-таки варварски.
Инспектор. Я ничего не понимаю в музыке.
Ньютон. Давайте присядем. (Усаживает инспектора на диван и обнимает его за плечи.) Рихард!
Инспектор. Да, Альберт?
Ньютон. Вам, наверное, очень досадно, что вы не можете меня арестовать?
Инспектор. Ну что вы, Альберт…
Ньютон. А за что вам хочется меня арестовать — за то, что я задушил медсестру, или за то, что я подготовил почву для создания атомной бомбы?
Инспектор. Ну что вы, Альберт…
Ньютон. Рихард, если вы повернете вон тот выключатель возле двери, что произойдет?
Инспектор. Зажжется свет.
Ньютон. Другими словами, вы замкнете электрическую цепь. Вы что-нибудь смыслите в электричестве, Рихард?
Инспектор. Я ведь не физик.
Ньютон. Я тоже мало что понимаю в этом. И только на основе наблюдений над природными явлениями создаю некую теорию природы электричества. Эту теорию я излагаю на языке математики и получаю несколько формул. Затем за дело берутся технари. Этим только формулы и нужны. Они обращаются с электричеством, как сутенер с проституткой. Они его используют. Они создают механизмы, но механизмы могут функционировать только тогда, когда они не зависят от научного открытия, которое привело к их изобретению. Вот почему нынче любой остолоп может зажечь электрическую лампочку — или взорвать атомную бомбу. (Похлопывает инспектора по плечу.) И вы хотите меня за это арестовать, Рихард? Это несправедливо.
Инспектор. Я вовсе не собираюсь вас арестовывать, Альберт.
Ньютон. Только потому, что считаете меня сумасшедшим. Но тогда почему же вы решаетесь включать свет, хотя ничего не понимаете в электричестве? И если кто-то из нас двоих преступник, то это вы, Рихард. А теперь мне пора припрятать мой коньяк, не то старшая медсестра Марта Болль поднимет скандал. (Ньютон прячет бутылку за каминную решетку, оставляя на столе рюмку.) Прощайте.
Инспектор. Прощайте, Альберт.
Ньютон. Вам бы следовало арестовать самого себя, Рихард! (Вновь скрывается за дверью комнаты номер 3.)
Инспектор. Ну уж теперь-то я закурю. (Решительно достает сигару, раскуривает ее и затягивается.)
Из двери в сад входит Блохер.
Блохер. Мы готовы ехать, господин инспектор.
Инспектор (топнув ногой). А я жду! Главного врача!
Блохер. Понял, господин инспектор.
Инспектор (берет себя в руки, ворчливо). Бери людей и возвращайся в город, Блохер. Я скоро приеду.
Блохер. Слушаюсь, господин инспектор. (Уходит.)
Инспектор молча курит, окутываясь клубами дыма, потом встает, сердито расхаживает по гостиной, останавливается перед портретом, висящим над камином, и разглядывает его. Звуков скрипки и фортепьяно уже не слышно. Дверь комнаты номер 2 открывается, из нее выходит доктор Матильда фон Цанд — горбунья. Лет пятидесяти пяти, в белом халате и со стетоскопом.
Доктор. Это мой отец, тайный советник Август фон Цанд. Он жил на этой вилле, пока я не превратила ее в санаторий. Великий был человек, настоящий праведник. Я — его единственная дочь. Он ненавидел меня всеми фибрами души, он вообще всех ненавидел. Видимо, у него были на то основания — ведь перед крупными дельцами открываются такие темные пропасти человеческой души, которые для нас, психиатров, навсегда закрыты. Уж такие мы, психиатры, безнадежные романтики и филантропы.
Инспектор. Три месяца назад здесь висел другой портрет.
Доктор. То был портрет моего дяди. Он был политическим деятелем и премьер-министром. Иоахим фон Цанд. (Кладет ноты на столик перед диваном.) Ну вот, Эрнести успокоился. Лег в постель и уснул. Как беззаботное дитя. И я могу наконец свободно вздохнуть. А уже боялась, что он примется играть еще и Третью сонату Брамса. (Садится в кресло слева от дивана.)
Инспектор. Извините меня, фройляйн доктор фон Цанд, за то, что я здесь курю вопреки запрету, но…
Доктор. Курите, курите, инспектор. Мне и самой сейчас необходимо выкурить сигарету, что бы там ни говорила сестра Марта. Дайте мне огня.
Инспектор дает ей прикурить.
(Курит.) Чудовищно. Бедная сестра Ирена. Чистейшая юная душа. (Замечает на столе рюмку.) Здесь был Ньютон?
Инспектор. Имел удовольствие познакомиться.
Доктор. Лучше я уберу эту рюмку.
Инспектор, опередив ее, прячет рюмку за каминную решетку.
Чтобы не сердить старшую медсестру.
Инспектор. Я понял.
Доктор. Вы побеседовали с Ньютоном?
Инспектор. Да, и узнал кое-что новое. (Садится на диван.)
Доктор. Поздравляю.
Инспектор. Ньютон на самом деле считает себя Эйнштейном.
Доктор. Это он рассказывает всем и каждому. Но в действительности он все же считает себя Ньютоном.
Инспектор (растерянно). Вы уверены?
Доктор. Кем считают себя мои пациенты, решаю я. Я знаю их намного лучше, чем они сами.
Инспектор. Возможно. Но тогда вы должны нам помочь, фройляйн доктор. Власти требуют ясности.
Доктор. Прокурор?
Инспектор. Вне себя от бешенства.
Доктор. Мне нет до него дела, Фосс.
Инспектор. Как-никак два убийства…
Доктор. Прошу вас, инспектор.
Инспектор. Ну два несчастных случая. В течение трех месяцев. Вы должны признать, что в вашем заведении не приняты достаточные меры безопасности.
Доктор. А как вы представляете себе эти меры, инспектор? У меня лечебное учреждение, а не тюрьма. В конце концов вы ведь и сами не можете арестовать убийцу, пока он не убьет.
Инспектор. Но речь идет не об убийцах, а о сумасшедших, а они могут убить в любой момент.
Доктор. Здоровые люди тоже могут, причем значительно чаще. Стоит только вспомнить моего деда Леонада фон Цанда, генерал-фельдмаршала, и проигранную им войну. В каком веке мы с вами живем? Разве медицина не добилась успехов? Разве в нашем распоряжении нет новых лекарств и препаратов, превращающих буйно помешанных в кротких овечек? Неужели нам опять запирать своих больных в одиночные камеры, да еще и связывать их по рукам и ногам? Как будто мы не умеем отличать опасных пациентов от безопасных.
Инспектор. Однако это умение отказало вам в случаях с Бойтлером и Эрнести.
Доктор. К сожалению. Это меня и беспокоит, а вовсе не ваш рассвирепевший прокурор.
Из комнаты номер 2 выходит Эйнштейн со скрипкой в руках. Он худощав, носит усы, седые длинные волосы ниспадают на плечи.
Эйнштейн. Ну вот, я проснулся.
Доктор. Однако, профессор…
Эйнштейн. Я хорошо играл?
Доктор. Великолепно, профессор.
Эйнштейн. А медсестра Ирена Штрауб…
Доктор. Не надо об этом думать, профессор.
Эйнштейн. Тогда я, пожалуй, посплю еще.
Доктор. Вот и прекрасно, профессор!
Эйнштейн возвращается в свою комнату.
Инспектор вскакивает.
Инспектор. Так это он!
Доктор. Да, это Эрнст Генрих Эрнести.
Инспектор. Тот, кто убил…
Доктор. Прошу вас, инспектор.
Инспектор. Ну, тот кто это сделал и кто считает себя Эйнштейном. Когда он к вам поступил?
