Швиттер. Моя последняя сигара.

Коппе. Просто гениально! Вообразить, что в этой мастерской я тебе уже однажды закрыл глаза!

Швиттер. Очень любезно.

Коппе. Сложил на груди твои руки.

Швиттер. Мило.

Коппе. Разместил цветы и венки.

Швиттер. Приятно.

Коппе. Скажи, ты сам переставил мебель?

Швиттер. Сам.

Коппе. Фантастика! Только что встретил в баре твоего сына. Он утверждает, будто ты сжег свои последние рукописи.

Швиттер. Они ничего не стоили.

Коппе. И полтора миллиона тоже сгорели.

Швиттер. Меня знобило.

Коппе. Просто гениально!

Швиттер. Триста тысяч из них принадлежали тебе.

Коппе. Пятьсот тысяч. Замечательно. Заодно выгорело, так сказать, и мое издательство.

Швиттер. Разорен?

Коппе. Основательно.

Швиттер. Потому и явился?

Коппе. Дорогуша, я в самом деле не мог предположить, что на этом свете поговорю с тобой еще раз. Минуты молчания возле моего покойного друга — вот что мне хотелось. И все. Ну, мне пора. Вольфганг, жму твою руку в последний раз. Ты действительно умираешь?

Швиттер. Действительно.

Коппе. Ты уверен?

Швиттер. Абсолютно.

Коппе. А не то можно было бы твой случай перетолковать на Христов лад и мое издательство было бы спасено.

Швиттер. Не выйдет.

Коппе. Посмотрим. (Встает.) На твоем месте я бы подождал с поспешными выводами. Умирать стало для тебя духовной позицией, ты стремишься умереть с такой энергией, на которую никто больше не способен. Однако ты жив. Что-то в этом неладно, тебе не кажется? Тебе надо снова отведать жизни, хотя бы пока ты жив. Ну, я помчался! Профессор, вы меня пугаете. Вообще я преклоняюсь перед вашим искусством, но на этот раз мне кажется, вы совершили роковую ошибку. (Уходит.)

Швиттер. Давайте кончать. (Засучивает левый рукав пижамы, идет к Шлаттеру.)

Шлаттер. Да, мой дорогой, с моральной и медицинской точки зрения вы это обязаны сделать. Ваши легкие — ветошь. (Он указывает на рентгеновские снимки.) Ваши почки — обломочный материал, ваше сердце — кладбище, перепаханное бесчисленными инфарктами. Ваш мозг — сплошная известка, а ваша простата…

Швиттер. Это ужасно. Сделайте мне укол.

Шлаттер. Если бы я мог!.. Если бы я мог!.. Сколько раз я был готов исключительно из милосердия впрыснуть вам смертельную дозу. Ни один человек меня бы не упрекнул. Вы были самым роскошным безнадежным случаем в моей практике. Но вместо того, чтобы просто дать вам умереть, я боролся за вашу жизнь, черт бы меня побрал. Целыми днями я не вылезал из операционной. Подключил вам искусственную почку, вставил вам в брюшную полость кишки из синтетического материала. Накачивал ваши легкие ядовитым газом. Заражал вас радиоактивными элементами. При этом не верил в ваше исцеление, вот в чем трагедия. Я с диким упорством противился смертельному исходу, но любого ординатора, который заикнулся бы, что у вас есть хоть малейший шанс выжить, я выгнал бы из клиники!

Швиттер. Да сделайте же наконец укол!

Шлаттер. Вы с ума сошли?

Швиттер. Умоляю вас.

Шлаттер. Ни в коем случае.

Швиттер. Не понимаю ваших сомнений.

Шлаттер. Сомнений? Почтеннейший, с вашей стороны было весьма безалаберно не умереть, так будьте же по крайней мере любезны войти в мое положение! Сделай я вам укол в больнице, вас давно похоронили бы. Если я вас уколю сейчас, прокурор похоронит меня. Соображаете, в каких я тисках? (Горячится.) Ужас. Для разумных людей я стал посмешищем, а верующие убеждены, что вы воскресли. Да, это — катастрофа. Для одних я стал дураком, для других меня одурачил Бог, так или иначе я опозорен. (Садится к столу.) Надо же, чтобы у меня воскрес как нарочно лауреат Нобелевской премии! Министр здравоохранения наорал на меня по телефону, а министр культуры успокоился лишь после того, как я клятвенно заверил его, что вы умрете сегодня пополудни. И что прикажете ему теперь делать со своей надгробной речью и правительственными похоронами? Скандал невообразимый. Все падает на меня. А ведь Шлаттер подарил мировой хирургии зажимную цангу и усовершенствовал костную пилу! Надевайте шубу!

Швиттер. Зачем?

Шлаттер. Вы вернетесь со мной в больницу, немедленно.

Швиттер. В больницу?

Шлаттер. Вы не ослышались, мой дорогой.

Швиттер. Что мне там делать?

Шлаттер. Я разберу вас клинически на части, да так, что у вас в ушах зазвенит и в глазах потемнеет. Я досконально проверю все эти ваши возрождения. Держу пари: то, что вы все еще живы, — сугубо невротический феномен.

Швиттер. Всё сначала?

Шлаттер. Иной возможности реабилитироваться у меня нет. За вашим случаем — и мною — коллеги давно следят. Если я не представлю безупречных доказательств, что вы умирали дважды, я больше никогда не обрету источник существования у недоразвитых.

Швиттер. Это становится все неприличнее.

Шлаттер. Пошли, быстро!

Швиттер. Чтобы снова мучить меня!

Шлаттер. Чтобы наконец вылечить вас! (Присаживается к Швиттеру на кровать. Отеческим тоном.) Окончательно. И не стройте иллюзий! Вашему общему состоянию можно петь дифирамбы, но в остальном!.. Желудок вам надо удалить, это я всегда говорил. И когда пищевод будет напрямую соединен с тонкой кишкой, это даст не только немедленное, но и длительное улучшение в пределах возможного. Кураж, почтенный мэтр, главное сейчас — не отступать. Даже я настроен оптимистически.

Швиттер. Нет.

Шлаттер. Швиттер!

Швиттер. Я не хочу снова надеяться.

Шлаттер. Боже ты мой, да вы вправе надеяться.

Швиттер. Сыт надеждами. Плевал я на них.

Шлаттер. Это значит… (Встает.) Высокочтимый мэтр, я поражен. Вы отказываетесь меня сопровождать?

Швиттер. Оставьте меня! (Накрывается одеялом.)

Шлаттер. У меня мурашки забегали по спине. Я борюсь за вашу жизнь, а вы предаете меня.

Швиттер. Это вы предаете меня.

Шлаттер. Господин Швиттер… (Идет к креслу.) Вы не смеете меня выпроваживать.

Швиттер. Убирайтесь вон!

Шлаттер. Я врач. Я утратил доверие своих пациентов. Дайте мне еще один шанс!

Швиттер. У нас обоих нет больше никаких шансов.

Шлаттер. Вы меня уничтожаете.

Швиттер. Возможно.

Шлаттер. Такого унижения я не перенесу.

Швиттер. Пожалуй.

Шлаттер. Я покончу с собой.

Швиттер. Вашему эгоизму нет предела.

Шлаттер. Умоляю вас.

Швиттер. В предсмертные минуты я не хотел бы видеть вашу рожу.

Шлаттер. Ваша гонка за смертью угробит и меня.

Госпожа Номзен. Великий Боже!

Швиттер. Кого там еще принесло?

Госпожа Номзен. Господин Швиттер, сам! Совсем растерялась! Вот уж не ожидала. Извиняйте, господа, я присяду, я старая женщина, пора на кладбище, давно пора, еле по лестнице взобралась, и сразу такой расплох… (Ковыляет к стулу.) Люблю на жестком сидеть, в отеле «Бельвю» тоже не на мягком сижу. (Садится.) Я там заведующая туалетом, господин Швиттер, и потому знаю вас. Со своего места я слежу и за дамской комнатой и за мужской. Ох, ноги как распухли, Боже ты мой. (Растирает ноги.)