Молчание.
Пойли. Я должен его — того?
Тот Самый. Того.
Молчание.
Пойли. Этого вы не можете от меня потребовать, господин Тот Самый…
Тот Самый. Ты думаешь, твой друг Хайни Мусор был исключением? Все мы с этого начинали, каждый из нас когда-то сначала сидел, как ты, в этом маленьком баре. Утром еще почти совсем невинным, в обед уже мошенником, чтобы в полночь салфеткой вытирать кровь с рук. (Вытирает пот со лба.) Двадцать семь тысяч. Просто так прошляпить… (безутешно) и при этом мне совершенно нельзя волноваться. (Вскакивает с криком.) Господи! Мне пора к миллионерше!
Гийом. Как всегда, господин Тот Самый.
Тот Самый, пошатываясь, уходит направо.
Пойли.
Франк Пятый, переодетый священником, выходит слева.
Пойли. Ну хорошо. Я уступаю. (Уходит направо.)
Слева Гийом уносит налево стол и два стула. Стойка бара на правой стороне задвигается за кулисы.
Франк Пятый идет по направлению к ширме.
Ширма раздвигается.
Кабинет дирекции, как и в прежних сценах. Франк Пятый ходит взад-вперед.
Франк Пятый.
Справа появляется Оттилия с несколькими книгами.
Оттилия. Готфрид! Какая неосторожность. Тебя слышно даже внизу, в кассовом зале. Если тебя обнаружит уборщица, мы пропали!
Франк Пятый. Я просто уже не в силах торчать безвылазно в этой мансарде!
Оттилия кладет книги на письменный стол.
Оттилия. Франк! Быть твоей вдовой — не подарок!
Франк Пятый. Эти похороны лишили мое существование последней крохи смысла.
Оттилия. За это страховая компания уплатила триста тысяч.
Франк Пятый. Оттилия, я должен бродить под видом священника, чтобы меня никто не узнал! Никогда дела частного банка Франков не шли так плохо, и это при моем правлении! Провал, полный провал!
Оттилия. Что за ерунда!
Франк Пятый. Никакой я не директор банка, я, к сожалению, очень и очень хороший человек.
Бредет через зал, жалуясь на свою судьбу.
Франк Пятый.
Оттилия. Не волнуйся. Иди. Почитай своего Гёте или снова займись Мёрике[5].
Франк Пятый (берет две книги). Гёте! Мёрике! Я теперь просто не способен сосредоточиться на благом мире духа. Когда я смотрю на своих предков, я валюсь на пол от стыда. (Бредет дальше.) На литературу им было наплевать. Слово «благотворительность» они никогда не слышали, никогда не ступали на порог церкви, но жизненная сила била у них через край. А что я? Они заправляли игорным бизнесом, а я — председатель церковного общества, при них бордели росли как из-под земли, а я устраиваю поэтические вечера! (Швыряет обе книги на пол.) А их дисциплина! Они разрушали континенты своими махинациями, но их служащие — все без исключения — были порядочными людьми. А у меня? Все жульничают, даже уборщица и та ворует, и я не отваживаюсь сказать ей слово из страха: а вдруг она что-то знает. Ах, почему я не могу быть здоровым, сильным коммерсантом, какими были мои праотцы!
Стук в дверь справа.
Франк Пятый. Уборщица.
Оттилия. Если Эмми тебя увидит, все кончено!
Франк Пятый. Задуши ее на месте.
Оттилия. Задуши! Всегда я да я. Задуши ты хоть раз.
Франк Пятый. Я не умею, Оттилия, я не умею.
Оттилия. И к тому же уборщицу, сейчас, когда они такая редкость.
Франк Пятый. Надо — значит, надо.
Оттилия. Пойди в соседнюю комнату.
Франк Пятый. Это не поможет, она же меня слышала. Придуши ее, бедняжку Эмми.
Снова стук. Франк прячется за портретом одного из предков. Оттилия снимает с плеч шелковую шаль, садится за письменный стол, готовит удавку.
Стучат в третий раз.
Оттилия. Войдите.
Справа входит Бёкман.
Бёкман. Милостивая государыня!
Оттилия (с облегчением). Бёкман!
Франк выходит из-за портрета предка.
Франк Пятый. Мой управляющий! Мой лучший друг! Слава Богу, Эмми спасена.
