1902
ПОЦЕЛУЙ
Когда, Аньес, мою улыбку
К твоим устам я приближаю,
Не убегай пугливой рыбкой,
Что будет — я и сам не знаю.
Я знаю радость приближенья,
Веселье дум моих мятежных;
Но в цепь соединю ль мгновенья?
И губ твоих коснусь ли нежных?
Взгляни, не бойся; взор мой ясен,
А сердце трепетно и живо.
Миг обещанья так прекрасен!
Аньес… Не будь нетерпелива…
И удаление, и тесность
Равны — в обоих есть тревожность.
Аньес, люблю я неизвестность,
Не исполнение,— возможность.
Дрожат уста твои, не зная,
Какой огонь я берегу им…
Аньес… Аньес… и только края
Коснусь скользящим поцелуем…
1903
ПЬЯВКИ
Там, где заводь тихая, где молчит река,
Липнут пьявки черные к корню тростника.
В страшный час прозрения, на закате дней,
Вижу пьявок, липнущих и к душе моей.
Но душа усталая мертвенно тиха.
Пьявки, пьявки черные жадного греха!
1902
МУЧЕНИЦА
Кровью и огнем меня покрыли,
Будут жечь, и резать, и колоть,
Уголь алый к сердцу положили,
И горит моя живая плоть.
Если смерть — светло я умираю,
Если гибель — я светло сгорю.
И мучителей моих я — не прощаю,
Но за муку — их благодарю.
Ибо радость из-под муки рвется,
И надеждой кажется мне кровь.
Пусть она за эту радость льется,
За Того, к кому моя любовь.
1902
ЧАСЫ СТОЯТ
Часы остановились. Движенья больше нет.
Стоит, не разгораясь, за окнами рассвет.
На скатерти холодной неубранный прибор,
Как саван белый, складки свисают на ковер.
И в лампе не мерцает блестящая дуга…
Я слушаю молчанье, как слушают врага.
Ничто не изменилось, ничто не отошло;
Но вдруг отяжелело, само в себя вросло.
Ничто не изменилось, с тех пор как умер звук.
Но точно где-то властно сомкнули тайный круг.
И всё, чем мы за краткость, за легкость дорожим,—
Вдруг сделалось бессмертным, и вечным — и чужим.
Застыло, каменея, как тело мертвеца…
Стремленье — но без воли. Конец — но без конца.
И вечности безглазой беззвучен строй и лад.
Остановилось время. Часы, часы стоят!
1902
АЛМАЗ
Д. В. Философову
Вечер был ясный, предвесенний, холодный,
зеленая небесная высота — тиха.
И был тот вечер — Господу неугодный,
была годовщина нашего невольного греха.
В этот вечер, будто стеклянный — звонкий,
на воспоминание и боль мы осуждены.
И глянул из-за угла месяц тонкий
нам в глаза с нехорошей, с левой стороны.
В этот вечер, в этот вечер веселый,
смеялся месяц, узкий, как золотая нить.
Люди вынесли гроб, белый, тяжелый,
и на дроги с усилием старались положить.
Мы думали о том, что есть у нас брат — Иуда,
что предал он на грех, на кровь — не нас…
Но не страшен нам вечер; мы ждем чуда,
ибо сердце у нас острое, как алмаз.
29. 3. 1902
ЧИСЛА
Бездонного, предчувственного смысла
И благодатной мудрости полны,
Как имена вторые,— нам даны
Божественные числа.
И день, когда родимся, налагает
На нас печать заветного числа;
До смерти наши мысли и дела
Оно сопровождает.
И между числами — меж именами -
То близость, то сплетенье, то разлад.
Мир чисел, мы,— как бы единый сад,
С различными цветами.
Земная связь людей порою рвется,
Вот — кажется — и вовсе порвалась…
Но указанье правды — чисел связь
Навеки остается.
В одеждах одинаковых нас трое.
Как знак различия и общности, легло
На ткани алой — белое число,
Для каждого — родное.
Наш первый — 2. Второй, с ним, повторяясь,
Свое, для третьего, прибавил — 6.
И вот, в обоих первых — третий есть,
Из сложности рождаясь.
Пусть нет узла — его в себе мы носим.
Никто сплетенных чисел не рассек.
А числа, нас связавшие навек,—
2, 26 и 8.
1903
