Вся его семья достаточно ясно выражает свою радость свободой, непринужденностью, доверием и счастьем, запечатленным на лицах. У меня появляется чувство приятной симпатии при виде такой радости, и я никогда не смогу рассматривать ее источник без того, чтобы при этом у меня не возникали самые благожелательные эмоции.

Он рассказывает мне, что деспотичный и сильный сосед пытается завладеть его наследственным имением и долгое время чинит препятствия всем его невинным и компанейским развлечениям. Я чувствую, что во мне немедленно вскипает возмущение против такого насилия и несправедливости.

Неудивительно, добавляет он, что частное зло неминуемо исходит от человека, который поработил целые провинции, истребил население городов и залил поля и эшафоты реками человеческой крови. Я поражен ужасом при мысли о таких несчастьях и проникаюсь антипатией к их виновнику.

Вообще, несомненно, что, куда бы мы ни направлялись, о чем бы ни размышляли и с кем бы ни беседовали, каждое явление предстает перед нами в его отношении к человеческому счастью или несчастью и возбуждает в нашей душе вызванное сочувствием движение удовольствия или тревоги. И в наших серьезных занятиях, и в наших беззаботных развлечениях этот принцип до сих пор всегда обнаруживал свою активную силу.

Человек, который входит в театр, сразу же бывает поражен видом громадной толпы, участвующей в одном общем развлечении, и благодаря уже одному этому виду обнаруживает повышенную чувствительность или склонность откликаться на каждое чувствование, которое он разделяет со своими ближними.

Он видит, что актеры воодушевлены видом полного зала и переживают такой подъем, который не может охватить их, когда они одиноки и их окружает тишина.

Каждое движение на сцене искусством драматурга как бы посредством магии передается зрителям, которые плачут, трепещут, негодуют, радуются и пламенно переживают все многочисленные страсти, возбуждаемые в них несколькими персонажами драмы.

Там, где какое-либо событие происходит наперекор нашим желаниям и нарушает счастье любимых героев, мы ощущаем заметную тревогу и чувство озабоченности. Там же, где их страдания возникают из-за вероломства, жестокости или тирании врага, наши души проникаются живейшим негодованием против виновников этих бедствий.

Считается, что изображать какое-либо безразличное явление противоречило бы правилам искусства. Драматургу следует по возможности избегать [введения в пьесу] далекого друга [героя] или доверенного лица, которое непосредственно непричастно к развязке, так как оно сообщило бы подобное безразличие аудитории и воспрепятствовало бы нарастанию аффектов.

Немногие виды поэзии более занимательны, чем поэзия пасторальная, и каждый чувствует, что основной источник его удовольствия при этом кроется в образах мягкого и нежного спокойствия, которые олицетворены в персонажах и от которых подобные же чувства передаются читателю. Саннадзаро ³⁴, который в своем поэтическом сочинении перенес место действия на морское побережье, признался, что хотя им и изображено наиболее величественное из явлений природы, но он ошибся в своем выборе. Идея изнурительного труда и опасностей, которым подвергается рыбак, тягостна вследствие неизбежной симпатии, сопровождающей всякое ощущение человеческого счастья или несчастья.

Когда мне было двадцать лет, говорит один французский поэт, моим любимцем был Овидий. Теперь мне сорок, и я предпочитаю Горация. Несомненно, что мы легче проникаемся чувствами, которые напоминают нам то, что мы чувствуем повседневно. Но ни один аффект, когда он искусно отображен, не может быть совершенно безразличен для нас, ибо не существует таких аффектов, которых не имел бы в себе каждый человек хотя бы в зачаточном состоянии. Задача поэзии состоит в том, чтобы сделать всякий аффект близким нам при помощи живого воображения и изображения и заставить рассматривать его как нечто истинное и реальное. Это является достоверным доказательством того, что всякий раз, когда налицо такая реальность, наш ум обнаруживает склонность оказаться сильно затронутым ею.

Любое недавнее событие, или новость, оказывающее воздействие на судьбы государств, провинций или многих индивидов, чрезвычайно интересно даже для тех лиц, благосостояние которых оно непосредственно не затрагивает. Такие известия распространяются быстро, их жадно выслушивают и воспринимают с вниманием и заинтересованностью. Интерес общества выступает здесь в определенной мере как интерес каждого отдельного лица. Воображение при этом, конечно, затрагивается, хотя возбуждаемые в данном случае аффекты и могут не всегда быть столь сильными и упорными, чтобы оказать значительное влияние на поступки и поведение.

Чтение истории кажется спокойным развлечением. Но оно не было бы развлечением вообще, если бы наши сердца не бились в унисон с сердцами тех людей, жизнь которых описывается историком.

Фукидид и Гвиччардини с трудом привлекают наше внимание, когда первый описывает повседневные стычки маленьких греческих городов, а последний — безобидные военные действия Пизы. Этим интересуются немногие, а незначительный интерес не захватывает воображения и не возбуждает участия. Крупные же невзгоды многочисленной афинской армии под Сиракузами, опасность, которая столь непосредственно угрожает Венеции,— вот это возбуждает сострадание, вызывает ужас и беспокойство.

Безразличный, не вызывающий интереса стиль Светония, равно как и мастерское перо Тацита, может убедить нас в жестокой порочности Нерона или Тиберия. Но какое различие чувств! Если первый хладнокровно излагает факты, то последний заставляет возникнуть перед нашими глазами благородные фигуры Сорана и Фра-сеи ³⁵, проявляющих бесстрашие в своих поступках и движимых только чувством скорби о своих друзьях и родственниках. Какая симпатия пробуждается тогда в каждом человеческом сердце! Какое возмущение против тирана, чей беспричинный страх или необоснованная злоба вызвали такое отвратительное варварство!

Если мы [мысленно] приблизим эти явления и устраним все сомнения относительно того, нет ли здесь вымысла и обмана, то какое сильное участие пробудится в нашей душе и насколько оно в ряде случаев будет выше, чем привязанности, вытекающие из себялюбия и частного интереса! Антиправительственная агитация среди народа, партийное рвение, преданное повиновение лидерам своей группы—вот примеры наиболее заметных, хотя и наименее похвальных, следствий социальной симпатии, заложенной в человеческой природе.

Ничтожность некоторого явления не в состоянии, как мы можем убедиться, полностью отдалить нас от того, что влечет за собой образы человеческих чувств и привязанностей.

Когда человек заикается и с трудом произносит слова, мы симпатизируем даже небольшому его затруднению и страдаем за этого человека. И эстетическим правилом является то, что каждая комбинация слогов или букв, которая причиняет неудобство органам речи при произношении, оказывается благодаря своего рода симпатии также трудной и неприятной для уха. Более того, когда мы пробегаем книгу глазами, мы чувствуем подобные негармоничные сочетания, ибо представляем, что некто читает их нам, и страдаем от произношения таких дисгармоничных звуков. Настолько тонко наше чувство симпатии!

Легкие и непринужденные позы и движения всегда красивы. Здоровое и энергичное выражение лица приятно. Платье, которое согревает тело, не обременяя его, и облегает фигуру, не стесняя членов, хорошо сидит. В каждом суждении о красоте принимаются во внимание чувства затрагиваемой личности, и последние передают зрителю подобные же чувствования огорчения или удовольствия⁵⁷. Что же удивительного в том, что мы не можем вынести суждение относительно характера и поведения человека, не принимая в расчет направленности его действий и того, счастье или несчастье вызывается таковыми в обществе? Какая ассоциация идей могла бы когда-либо иметь место, если бы этот принцип здесь совершенно не оказывал воздействия?⁵⁸