Данный доклад посвящен только подобному СОПРЯЖЕНИЮ.
А также – тому, в какой степени способствует или противодействует адекватности этого сопряжения состояние нынешнего российского общества.
Во многих своих работах мы, апеллируя к конкретным данным, задавались вопросом: "А есть ли в нынешней России общество как сложно организуемый макросоциум, пусть даже и раздираемый очень серьезными противоречиями? Или же эти противоречия, а также протекающий в обществе регрессивный процесс давно диссоциировали макросоциум, разодрали его на социальные микросреды, не связанные между собой никаким мало-мальски внятным консенсусом?"
Мы с прискорбием приходили к выводу о том, что внятный консенсус крайне проблематичен. В этом смысле для вящей точности нам следовало бы говорить сейчас не о том, как общество сопрягает суицидальную террористическую конкретику со стратегией и большой политикой, а о том, как это делают (если, конечно, делают) различные социальные группы и микросоциальные среды. Каждая из которых использует для подобного сопряжения свои собственные рациональные и иррациональные "технологии".
Но поскольку анализ "технологий", использованных множеством групп или микросоциальных сред, и затруднен, и слишком объемен, то разумно в данном случае заняться пристальным исследованием так называемого экспертного сообщества как одной из важнейших ("задающих", как сказали бы кибернетики) микросоциальных сред.
Являясь частью этой микросоциальной среды, мы по определению не можем ставить вопрос: "Что С НИМИ происходит?" Мы обязаны преодолеть такой неконструктивный отчужденческий подход и спросить себя: "Что С НАМИ происходит?" Можно как угодно дистанцироваться от чуждых тебе процессов, протекающих в твоей социальной и профессиональной группе. Но всегда надо помнить, что эти процессы протекают именно В ТВОЕЙ социальной и профессиональной группе. И, помня об этом, ставить вопрос надлежащим образом.
Итак, что же происходит с той группой, чьи представители призваны осуществлять наиважнейшую сейчас функцию открытой независимой экспертизы?
Часть 1. События обязывают
Пресловутого "noblesse oblige" ("положение обязывает") недостаточно, чтобы задать нормы обсуждения экспертным сообществом того, что произошло в Москве 29 марта 2010 года. Конечно, положение тоже обязывает. Но всегда ли оно обязывает к одному и тому же?
Рискуя быть обвиненным в отсутствии единого нормативного профессионального отношения ко всем обсуждаемым событиям, я, тем не менее, настаиваю: нет, положение не всегда обязывает представителей экспертного сообщества вдумчиво и глубоко анализировать ту реальность, по отношению к различным фрагментам которой эти представители должны высказываться.
Во-первых, любой из этих представителей – живой человек. А значит, он не только эксперт, но и участник политического процесса, заинтересованный в успехе одних, близких к нему, политических групп и незаинтересованный в успехе других политических групп, ему безразличных или враждебных.
В силу этого так называемая объективность является чаще всего маской, что вовсе не означает злокачественной лживости лица, сообщающего ту или иную информацию, прячась под маской подобной объективности. По сути, в очень многих ситуациях такое лицо просто предъявляет обществу свои аргументы в пользу отстаиваемой им точки зрения. И что с того? Важно, чтобы эти аргументы не были, что называется, "тухлыми". Если они "свежие", то есть серьезные, основательные, не высосанные из пальца, то стоит ли завышать планку и требовать от живого человека, чтобы он выдавал "на гора" сразу и pro, и contra? Скажем ему спасибо за то, что он выдал правильные pro, и обратимся за contra к другим экспертам, с другой политической ориентацией.
Конечно, хотелось бы, чтобы эксперт был мотивирован лишь поиском истины. Но это – идеал, к которому можно и должно стремиться. Но который находится в сложных отношениях с любой реальностью. С нашей же… Как говорится, без комментариев…
Во-вторых, эксперт, он же представитель экспертного сообщества, очень часто выступает за рамками своей узкой компетенции. А если он выступает часто, будучи востребован обществом, то ожидать от него постоянного глубочайшего погружения в сферу, находящуюся за рамками его узкой компетенции, – опять-таки, нелепо.
В-третьих, эксперт в России очень часто выступает в роли системщика, концептуалиста. А эта роль востребует уже не компетенцию эксперта, не степень его погружения в реальный материал, а его иные интеллектуальные качества. Широту взгляда, общую эрудицию, способность посмотреть на нечто конкретное, как говорится, "с высоты птичьего полета".
Итак, положение "эксперта" не всегда обязывает лицо, занимающее подобное положение, глубоко погружаться в обсуждаемую этим лицом реальность.
Обязывать к такому погружению может только эксцессность. Но она-то, как нам кажется, должна именно к этому обязывать всех без исключения представителей экспертного сообщества.
Погибли люди, причем совсем невинные – не профессионалы, обязанные ловить преступников, не солдаты, обязанные рисковать жизнью, выполняя данную ими присягу.
Погибли студенты, клерки – мало ли еще кто. Просто случайные люди, которые, что называется, "ни ухом, ни рылом".
Среди пострадавших есть совсем молодые люди.
Кровавая слепота произошедшего категорически исключает дистанцирование от трагедии кого бы то ни было. Даже тех, кто ездит только в индивидуальном бронированном спецтранспорте. Ибо и у таких людей есть если не родственники, то знакомые, которые не ездят в подобном спецтранспорте. Не говоря уже о том, что ни один человек не может продиктовать всем, в разной степени близким ему, людям норму, согласно которой надо всегда, непрерывно и постоянно, ездить только в подобном транспорте, даже если он находится в твоем распоряжении.
Мало ли еще причин, по которым произошедшие события действительно обязывают к высказываниям, опирающимся на глубокое погружение в реальность того, что произошло. К высказываниям, учитывающим все сразу – эксцентрические детали, хронологию, противоречия. Учитывающим это – и сопрягающим это с различными процессами, в которые тоже надо погрузиться. По отношению к которым нельзя становиться в позу высоколобого всезнайки, интеллектуала, которому детали произошедшего совершенно не важны. Или даже просто не слишком важны.
Не надо подробно излагать все эти причины! Они или очевидны априорно, или… или речь идет о тех, с кем в принципе не о чем разговаривать, кто находится по ту сторону любой аргументации – как прагматической, так и экзистенциальной. И тогда можно и должно обсуждать только одно: "Почему это лицо находится вне подобной аргументации? Что именно С НИМ происходит, с этим лицом? Не С ТОБОЙ, а С НИМ, не С НАМИ, а С НИМИ?" И вот тут уже не следует размывать грань между НАМИ и ИМИ.
Да, мы принадлежим к одному интеллектуальному сообществу. Но эта принадлежность не избавляет нас от необходимости выявления антагонистических противоречий, превращающих это сообщество в то, что никогда и ни при каких условиях не будет сведено к общему знаменателю.
Но можно ли, даже понимая, что произошедшее обязывает к чему-то особенному, выполнить подобное обязательство перед произошедшим? То есть погрузиться по-настоящему в его кровавую и коварную реальность?
Разве кто-то может и должен предоставить тебе, независимому эксперту, необходимый материал для этого? И с какой стати этот "кто-то" будет тебе предоставлять такой материал? И являешься ли ты независимым экспертом, если кто-то тебе такой материал предоставил? Какие обязательства берешь ты на себя, если тебе предоставлен этот материал? Каково, наконец, качество этого материала? Не для того ли он тебе предоставлен, чтобы тебя использовать "втемную" и реализовать через тебя нужную версию?
