Он свалил с плеч рюкзачище и затолкал его в кусты. Вроде бы совсем рядом с дорогой, а не видно. В зарослях можно было укрыть батальон, и Макс очень надеялся, что за ним никто не наблюдает. Сумку, однако, снимать не стал, не хотелось расслабиться и раскиснуть. Он только глотнул минералки и глянул ещё раз на карту главного инженера. К сожалению, родников поблизости обозначено не было. Из упрямства, да ещё из-за нежелания ездить за водой в Судак, Макс полез на гору. Вломился в заросли, но быстро сориентировался, нашёл кабанью тропу и двинулся вдоль склона, низко пригибаясь и отводя ветки. Смотрел под ноги, прислушивался, не журчит ли где? Но под ногами была только палая листва, безнадёжно сухая и покрытая коркой одеревеневшей плесени. Лес был вообще какой-то гиблый, поражённый заразой. С веток в паутине свисали засохшие колючие гусеницы, казалось, сомнёшь такую, обратится она в пыль, вдохнёшь и заболеешь неизлечимо. Макс продирался кабаньей тропой, машинально выдёргивая из кривых прутьев сумку. Паутина липла к лицу. Приходилось то и дело останавливаться, чтобы стряхнуть её. Макс подныривал под ветки или осторожно отводил их, стараясь не нагрести за шиворот гусениц. Он продвигался медленно, кляня себя за то, что полез в дебри. С него градом лился пот. Неподвижный тяжёлый воздух ввергал лес в полуденное оцепенение. Звуки тонули в нём. Казалось, они застревают и плавно идут на дно.

Лишь поэтому Макса не заметили конкуренты. Сначала он услышал неразборчивую речь. Потом увидел идущих. По тропе за кустами двигались четверо мужчин в расхристанной "южной" одежде.

"Как дорога близко, а я тут продираюсь, - мелькнула первая мысль и за ней явилась вторая: - Хорошо, что на тропу не вышел. На фиг вы не нужны, господа хорошие, с вами встречаться!" Макс замер. Недвижимый, он был невидим.

- …до партизан было, Валентин Валентинович? - с ноткой подобострастия спросил молодой голос.

- Там хорошо было за двадцать лет до партизан, Борис, - печально вздохнул пузатый бородач в брезентовых шортах. - В двадцать первом году красноармейцы покончили с монахами, а их потомки с монастырём. Сначала устроили в обители детскую трудовую колонию. Вы ведь знаете, Борис, как большевики любили устраивать тюрьмы в монастырях. А потом и колонию выгнали. Сделали в помещениях детского концлагеря дом отдыха для гегемона. Сад монастырский вырубили, кладбище монастырское разгромили. Навели полный революционный порядок, так что мы туда не пойдём, Борис. Не имперское наследие торжествующего гегемона нас интересует, а партизанский схрон массандровского разлива…

Группа прошла. Валентин Валентинович авторитетно вещал что-то дальше про немецкую оккупацию, но голоса потонули в зарослях.

"Эти-то откуда взялись? - Максу сделалось тошно: мало того, что о сокровище пронюхали люди, не знакомые с полковником Гридневым, они ещё и крутились вблизи пещеры в то же самое время, когда за кладом пришли законные владельцы. - Вот это попадос! Интересно, они сейчас вернутся, поднявшись на тропу повыше, или уйдут? Они прочёсывают хребет в поисках пещеры или наобум осматривают окрестности? Откуда они знают, где искать?!"

Макс сидел в кустах и терзался догадками, ожидая возвращения конкурентов. Кто они, откуда? Познания Валентина Валентиновича, его вальяжный тон и привычка к многословным рассуждениям заставляли предположить, что он, как минимум, работал преподавателем. Может быть, и сейчас работает, например, на историческом факультете Симферопольского университета. Обладает доступом во все крымские архивы и имеет навык работы с документами. Если уж главный инженер, не покидая Соединения, вычислил пещеру, то почему бы профессиональному историку не придти к аналогичному результату? С его-то возможностями…

Одно утешало Макса: группа Валентина Валентиновича пока просто бродила, не слишком внимательно осматривая местность, в то время как карта с точным указанием клада лежала в сумке - под боком! Значит, археологи питались слухами. Оно и неудивительно, иначе бы энотеку давно нашли, сразу после войны, и об этом все знали.

Поразмыслив, Макс успокоился, заодно, отдохнул и, не дождавшись голосов, полез дальше.

Он нашёл пятачок, окружённую густой растительностью полянку с небольшим уклоном, почти идеальное место для лагеря: на склоне заветной горы и относительно недалеко от дороги, вот только не было воды. "Лучшее враг хорошего," - решил Макс, но не стал под носом у конкурентов перетаскивать из захоронки рюкзак. До захода солнца оставался час и меньше стакана минералки.

От стоянки Макс выходил коротким путём - кабаньими тропами. Неизвестный зверь из чащи кричал ему:

- Ма-ав, мав-мав-мав, мав-мав-мав! Маав, мав, мав! Маав, мав, мав! - предупреждающий клич удалялся, смещаясь вправо.

"Вниз, - подумал Макс. - Значит, нам по пути, дружок. Придётся тебя ещё потревожить в твоих владениях. Косуля это или кабан?"

Сражаться с кабаном в кизиловой чаще, где самым могучим деревом был трёхметровый горный дуб, отчаянно не хотелось. С самцом косули Макс ещё справился бы, хотя и с таким зверем биться тоже удовольствие ниже среднего, но кабана откровенно боялся. У него клыки с указательный палец, как выпрыгнет из засады, как поскочит по лесному коридору, никуда от него не денешься! Собьёт, загрызёт-затопчет и сожрёт останки, пригласив на пир своё стадо.

Через десяток шагов Макс определил, что это за зверь. На земле лежали свежие катышки помёта (Макс попробовал - невкусные) и остался глубоко вдавленный след раздвоенного копыта, как от сложенных наружной стороной мизинцев.

- Козёл! - с облегчением выдохнул Макс.

- Сам козёл! - проорал на своём языке самец косули. Он долго провожал наглеца, грозился, призывал включить мозги и покинуть заповедник.

Добравшись по звериной тропе до дороги, Макс наткнулся на новую поклажу помёта, и какую!

"Что за жопа могла высрать такое?! - ужаснулся Макс. - Диаметр гораздо больше, чем у меня, а запах!.." Макс представил, какого размера должны быть ноги, чтобы носить такую задницу, и пропорциональное ей всё остальное. Получался Калидонский вепрь.

"А может быть - Валентин Валентинович, - сообразил Макс. - Отошёл от дороги и навалил кучу. Точняк, он сделал. Только у вожака стада археотурья может быть такой размер."

Исследовать на вкус его погадки Макс не решился (наверняка Валентин Валентинович питался не кизилом), а вместо этого осторожно обошёл кучу и выбрался на глиняную дорогу. Только там начинающий натуралист смекнул, что не видел возле кучи пользованной бумаги или травы. Тот, кто это сделал, не подтирался!

Он брёл по дороге, вверх, вверх, думая, что надо будет срубить ровное деревце и смастерить посох, и плевать на природоохрану. Посох должен быть выше головы, чтобы при спуске со склона хватало длины упираться.

Он пересёк виноградники и выбрался на пастушескую тропу. Отсюда уже виднелись дома Щебетовки. До них было рукой подать. И тут Максу улыбнулась удача. Возле крайнего двора он узрел открытую машину. Хозяин отогнал её подальше от прохожих и поддался иллюзии безопасности. На заднем сиденье отсвечивал ярко-жёлтый нейлоновый тючок. Такой размер и такую расцветку могла носить только палатка. Макс коршуном кинулся на неё, схватил и, словно крокодил, потащил в укромное место. Ощущение близкого палева придавало сил. Макс скатился в овраг, прошуршал по дну до кустов. Там валялись пивные пробки и пластиковая тара. "Место людное, дети найдут," - Макс ринулся наверх. С края оврага не было видно никакого подходящего укрытия. И тогда он побежал на виноградник.

Наверное, это было странная картина: мужчина с нищенской котомкой мечется среди лоз, прижимая к груди ядовито-жёлтый тючок. Сумерки делали его похожим на упыря, умыкнувшего из хаты младенца. Крыши Щебетовки скрылись. Макс бежал, увязая в рыхлой земле. За спиной маячила хижина сторожей, по счастью, в ней движения не наблюдалось. Виноград был зелен и его никто не охранял. Макс ковылял, обливаясь потом. Пустая сумка колотила его по бедру. Вода была выпита, и в ближайшие минут сорок раздобыть её не представлялось возможным.