Они ехали не останавливаясь, теперь уже по направлению к горам, и вскоре за деревьями открылись чудесные, живописные пейзажи; вдалеке заблестело голубизной море.

Ехать приходилось очень медленно, иногда ветви красного, железного деревьев и сейбы сплетались над головой так плотно, что совсем закрывали солнце, и таинственный лесной полумрак вызывал какое-то странное нервное напряжение; все чувства обострялись до предела.

Длиннохвостые попугаи, сверкая малиновыми, желтыми и зелеными перьями, мелькали перед ними; иногда на пути попадались желтые, зеленые и белые орхидеи.

Нежными, многоцветными каскадами они струились с ветвей, оплетенных толстыми гибкими лианами, густой сетью повисшими между небом и землей, загораживая проход.

При виде орхидей Андре сразу вспомнил об Оркис; на какое-то мгновение он почувствовал, будто она снова рядом с ним; он не мог избавиться от воспоминаний о ее трепещущем теле, ее руках, обвивающихся вокруг него, ее требовательных, ищущих губах.

Затем он постарался выбросить эти мысли из головы.

Андре пришло в голову, что Оркис, подобно лианам, опутывает человека, обвивается вокруг него, все теснее, все туже сжимая свои кольца, до тех пор пока он, потеряв всякое достоинство, не становится лишь рабом, покорно выполняющим все ее желания.

Вторая ночь их путешествия была не так удачна, как первая.

Маленькие деревушки, кайе под крышами из пальмовых листьев, сгрудившиеся в одну кучу, мимо которых они проезжали, чем-то не понравились Тома, но у Андре было такое впечатление, что и лес его тоже не слишком привлекает, что негр боится его.

В одном месте, там, где тропинка совсем терялась, пересекаясь с другой, они увидели высокий столб, который явно был кем-то специально поставлен.

На его верхушке покачивался привязанный за рога черный козел.

Тома уже и раньше говорил Андре, что пересекающиеся пути, или «каррэфур» — перепутья, как их тут называли, считаются на Гаити священными. По пути им уже встретился один маленький алтарь, воздвигнутый, очевидно, в честь какого-то местного божества — лоа.

— Это и есть тот ритуал воду, о котором ты говорил мне? — спросил Андре у Тома.

— Да, мосье.

Его тон и выражение лица, когда он смотрел на лоа, подсказали Андре, что негр — приверженец этой древней религии, и он не стал больше ничего спрашивать.

Однако на этот раз Тома взглянул на черного козла испуганно, почти с ужасом.

— Что это значит, Тома? — поинтересовался Андре, указывая на столб.

— Воду, мосье, — ответил негр, — жертвоприношение Педро.

— А кто это? — удивился Андре.

— Педро нехороший! Кубинский бог, черная магия!

Услышав это, Андре чуть не расхохотался, но, понимая, что для негра это очень серьезно, удержался от смеха и спросил:

— А какие есть добрые боги? Кому ты поклоняешься и приносишь жертвы?

С минуту он думал, что Тома не ответит ему, но тот наконец сказал:

— Дамбаллах, мосье. Дамбаллах Уэйдо — великий бог. Он поможет вам.

— Я очень надеюсь, что он это сделает! — воскликнул Андре.

— У мосье нет ненависти к волу? — испытующе спросил негр.

— С какой стати? — удивился Андре. — Я не много знаю об этой религии, но считаю, что у каждого человека есть право выбирать то вероисповедание, которое ему больше по душе. — Андре показалось, что на лице Тома появилось облегчение, и он поспешил добавить:

— Я родился в католической семье, меня крестили, но у меня есть друзья и среди протестантов, и среди буддистов, и среди мусульман. Думаю, они ничем не лучше и не хуже меня и отвечают за свои поступки только перед своими собственными богами.

Тома снова посмотрел наверх, на козла. Они продолжали свой путь, и негр направил свою лошадь так, чтобы она шла рядом с лошадью Андре.

— Дамбаллах поможет вам, мосье. Поможет вам, найдет, где спрятано сокровище.

— Если он действительно расскажет мне об этом, — ответил Андре, — я выслушаю его с величайшим вниманием и почтением и с удовольствием воздам ему все жертвы, какие только потребуются, в знак моей благодарности.

Негр кивнул головой.

— Положитесь на меня, мосье, — коротко ответил он, и дальше они уже ехали молча, ни о чем не переговариваясь.

Они провели не слишком приятную ночь на поляне в лесу; единственным прикрытием служили им ветви деревьев, возносившихся ввысь; где-то там, в вышине, над их головой ветви сплетались, образуя нечто похожее на купол громадного собора.

Андре чувствовал, что Тома не нравится это место, что негру здесь не по себе, он в крайнем напряжении; Андре удалось поспать совсем немного, как Тома уже разбудил его, призывая ехать дальше; солнце еще только поднималось из-за деревьев; лошадь Андре была уже оседлана.

Кофе на завтрак уже не было — только несколько кусочков засохшего хлеба да фрукты, которые они срывали прямо с деревьев.

Они перевалили через Черные Горы и по крутому склону быстро спустились вниз, в долину. У подножия гор лежала деревушка; Тома, зайдя в одну из хижин, нашел человека, вскипятившего им воду для кофе, который они везли с собой в седельных сумках.

Следующую ночь они провели в деревне, где люди смотрели на Андре подозрительно, судя по всему не поверив истории, которую рассказал им Тома.

— Иногда, мосье, из-за мулатов бывают неприятности, — объяснил негр их поведение. — Они умны. Приказывают и хотят, чтобы черные подчинялись. А если нет… мулаты жестокие.

Воистину, эта страна раздираема внутренними противоречиями, подумал Андре; ему стало жаль людей, которые не знают, на кого можно положиться, кому верить.

Наконец, когда Андре уже почти не надеялся на это, — ему казалось, что они едут так уже целые годы и путешествие никогда не кончится, — впереди показалась долина.

Горы остались позади, и Тома, указывая на долину, сказал Андре, что это именно то место, которое им нужно.

Хотя и в лесу было очень красиво, но пейзаж, расстилавшийся сейчас перед ними, был настолько прекрасен, что дух захватывало!

Сначала шли волнистые поля сахарного тростника, теперь уже кое-где заросшие или поделенные на клочки, видимо, местными крестьянами.

Андре представлял себе, как чудесно они, должно быть, выглядели в годы процветания, когда дядя писал им во Францию восторженные письма о том, как богата и плодородна здесь земля и какие огромные доходы она приносит.

Они проехали мимо покинутых, постепенно разрушающихся сахарных заводов; когда-то волы неутомимо и однообразно шли здесь по кругу, вращая мельничные колеса, приводя в движение жернова.

Одно поле сменялось другим; по всей видимости, равнина была необыкновенно плодородна; поток воды, изгибаясь, струился через поля, окруженные и защищенные высокими отрогами гор.

Каждый новый вид, открывавшийся перед глазами, поражал своей красотою настолько, что Андре казалось, будто он каким-то чудом вдруг очутился в раю.

Они ехали не останавливаясь, не давая себе передышки; Андре не спрашивал, почему Тома не хочет отдохнуть, — он и так знал, что негр ведет его прямо к дядиному дому.

Они въехали в развалившиеся ворота, от которых остались одни столбы; фламбойяны вдоль подъездной дорожки как раз начинали цвести — каждое дерево было усыпано чудными пламенеющими, горящими как огонь цветами; их прелесть невозможно было описать никакими словами.

Бугенвиллия вилась по стенам, кое-где оседавшим или совсем обрушившимся, оплетала полуразрушенные колонны, взметаясь каскадами пурпурного, алого, карминного пламени.

Жасмин золотился на солнце, его громадные кусты, усыпанные белыми, сияющими цветами, вздымали свои шапки выше деревьев, белоснежные каллы и цветущие апельсиновые деревца наполняли воздух упоительным ароматом.

Путешественникам пришлось прокладывать себе дорогу через разросшиеся заросли кустов, пока наконец, завернув за поворот тропинки, бывшей некогда подъездной аллеей, они не увидели дом, стоявший к ним фасадом.

В письмах дядя с необыкновенной гордостью описывал свое жилище. Это действительно было прекрасное, внушительное здание с белыми оштукатуренными стенами, архитектура которого удивительно гармонировала с окружающим пейзажем.