- Жорка! Скидавай штаны, рыбу ловить будем!

- Какую рыбу? Какие штаны?

- Ах, душа твоя комсомольская, давай шевелись, а то рыба кончится!

Рыба шла сплошным потоком, и поверхность воды шевелилась, как живая. То, что я сначала принял за пузыри, было совершенно невероятным для меня явлением. То ли рыба на нерест собралась, то ли на месте ее обычного базирования построили химзавод, а может тамошние колхозники перепугали ее до полусмерти своими шаманскими танцами - не знаю, только шла она мощно, уверенно, без промежутков и окон. Шла себе и шла. Как в анекдоте, завязали хэбешные штаны узлами и зашли в поток, в надежде протащить их против течения. Куда там! Едва штанишки в воде оказались, как сразу наполнились рыбешкой, килограмм этак на сорок. Ели сил хватило вытащить их из канала на ровную поверхность. Высыпав рыбу прямо на землю, пуская от жадности слюни, полезли обратно. И так, раз пять. Обессиленные и основательно измученные жаждой, мы сидели радом с кучей рыбы, бьющейся темным серебром в жидкой казахской степи. Рыбное пятно расползалось в диаметре, стремясь слиться с общей массой, демонстрируя таланты прыгунов на пенсии, но нас не обманешь! Не для того тащились пять километров, что бы потерять честно завоеванную еду. Сгребли ее подальше в степь.

- Ну что теперь? Протухнет же на жаре.

- Сами не справимся. Один остаться должен, богатство такое охранять, мало ли что, второй за подмогой, в лагерь. Выбросили на пальцах. Нечетное. Мне бежать. Ну что ж! Не привыкать. Пятерку отмахал - запыхался. Народ всполошился, ну как же, один бежит! А со вторым что случилось? Пока добежал, пока отдышался, пока объяснил, куда и зачем - всех с места сдуло. Свой подвиг с бегом повторять, как-то не захотелось, улегся отдыхать. Учитывая, что кроме штанов ни одного подходящего мешка не нашлось, к возвращению добытчиков оказалось, что я один остался в чистых и сухих штанах. Но самое страшное оказалось потом, когда штаны высохли, они так развонялись рыбой, что спать все ложились уже без них, вывешивая на свежий воздух. Но это частности. Килограмм сто пятьдесят рыбы кормильцы приперли, да такой! Сантиметров по сорок-пятьдесят в длину и весом, ну никак не меньше килограмма в каждой! Андрюха - рыбак с Волги говорил, что такой не видел никогда, так это ж не гриб лесной - не знаешь, не бери, это рыба, живая и пока здоровая. На скумбрию похожая, только скумбрия, зверюшка морская, а эта - пресноводная, да и хрен с ней! Главное, что съедобная она. А нам, взращенным на диких арбузах - лакомство волшебное. Андрюха усадил троих на чистку кишок, благо ножей хватало, а сам устройство для вяления начал готовить. Трофейная соль в мешке и пригодилась. Штык-ножом я отколол солидный кусок и начал крошить ее в пыль для натирания. Андрюха, тем временем приволок примеченную раньше металлическую бочку, из под удобрений, поставил ее вертикально на предварительно насыпанный курганчик, прокопал к нему канавку, заложил поверху ржавой жестью с крыши и засыпал землей. Получилась импровизированная коптильня, которую, за неимением можжевельника и сосновых веток, растопил арбузной ботвой. Результат - духовой шкаф для запекания рыбы в собственном соку с солью! Аккуратно натянутые струны из контрабандного запаса, продеваются через глаза рыбешки, и на тебе! Через 30-40 минут можно снимать совершенно готовую рыбину, хотя некоторые из них падали вниз под собственной тяжестью, обрываясь, так какая разница! Шкурку снял, песок сдул, и только в путь! Вкуснотища! Андрюха, пока всю рыбу не развесил вялиться - не успокоился. Рыба без соли, сутки не проживет - сдохнет, а морозильные камеры в этих местах не водятся. Были идеи, мол, яму выкопать, так что толку? Нормальный погреб в степи не выкопать, да и температура там вряд ли к нулю приблизится. Так что свежую рыбку мы, только первые два дня ели, потом, все больше вяленую. Так все съесть и не смогли. Килограмм 20 осталось, хоть и летунов угостили и ребятам в часть привезли. Через день сходили к каналу. Рыбы и след простыл, за то вода показалась. Пить ее никто не стал, а вот искупаться удалось. Хотя, удовольствия мало. Вода не холодная и не очень чистая, но сточки зрения гигиены - в самый раз, хоть чесаться перестали. Жорка, по привычке, хотел организовать утреннюю пробежку для принятия водных процедур, но даже фразу не закончил, так ему самому лень стало. Безделье быстро надоедает, но нам, похоже, ничего об этом известно не было. Две недели в праздности и относительной сытости, пусть и не с очень разнообразным рационом, но без всякого насилия над нашей настрадавшейся психикой протекли на удивление быстро. Команда оказалась удачной, совместимой, во всяком случае. И даже, комсомольские потуги Жорки не вызывали ни у кого раздражения. Экзамен оказался на удивление легким для нашей пятерки. Остальным не так повезло. У кого-то не хватало воды, кто-то оказался вообще без еды, у кого-то климат подкачал - слишком жарко, ребятишки даже обгорели, чуть ли не до костей, у двоих - наоборот: воспаление легких. А у нас - курорт. Отоспались, отожрались рыбьего жира от пуза, без ограничений, загорели до черноты, даже щеки округлились.

Потом было окончание, пожимание рук, дискомфорт от наскоро сшитой парадной формы и ощущение того, что тебя обучили и выперли, только бы избавиться побыстрее. Так закончилось детство, осмысление всего этого пришло потом, а сейчас оставалось недоумение по поводу двух лейтенантских звезд на каждом погоне. Никакой гордости, никакой уверенности в себе, как в сверхчеловеке, потенциальном убийце и разрушителе всего сущего. Хорошо еще, что армия не позволяет скучать. Все расписано по дням, дни по часам, часы по минутам. Получить предписание для дальнейшего прохождения службы? Есть! Прибыть тогда-то, туда-то на сборный пункт? Есть! Слава Богу - неделя отпуска, которую сейчас и не вспомнить. Что я делал целую неделю? Пообщался с родными? Пятнадцать минут. Что еще? Школьные друзья? Так и не было их никогда. Девчонки? Это - да! Но за неделю, в те времена, много каши не наваришь. Все идеологически подкованы, на легкомысленные взаимоотношения не ведутся. А серьезных отношений, размазывания соплей по щекам при виде полной Луны, на это, извините, времени нет, потому как приказано прибыть и доложить о прибытии.

До места службы пришлось добираться на перекладных. Сначала на борте-транспортнике до Острова Свободы, потом на грузовике до берега вечно-лазурного Карибского моря, потом на пограничном корабле, изрядно смахивающим на рыболовный сейнер, после чего я и ступил я на землю своей будущей службы, проклятую (или забытую) Богом, Никарагуа, но это уже совсем другая история.

- Вечер! Вечер! Очнись!

Вечер, это я. Точнее не я, а моя фамилия. Наградили родители, побаловали, можно сказать. Хорошо, хоть не "Вспышка!", не "Газы!" какие-нибудь. Хотя, не такая уж и плохая фамилия. Короткая, звучная и запоминается легко. Помню, подружка одна в молодости меня величала "Утречком".

- Открывай глаза! Давай шевелись!

Чего шевелиться, чай не опаздываю куда. Глаза вроде открыл, но не видно ничего. Темно, знать, солнышко не взошло еще, можно дальше кемарить.

- Что? Не видишь ничего? Нормально. Через полчаса зрительные нервы адаптируются, видеть будешь, как ворон! Или не ворон?

- Орел, мать твою, - слова были, как чужие, словно горло не хотело их произносить, словно застревали они там, как кошачья шерсть в плюшевом диване - ни достать, ни вытрясти.

- Очухался? Вот и славненько. Полежи, болезный, скоро совсем оклемаешься.

- А! Это опять ты? Снова в гости пожаловал? Как на этот лечить будешь?

- На этот раз ты у меня в гостях, и лечить тебя не надо. Нервные окончания адаптируются, и как новенький будешь!

- А сейчас, как старенький?

- Ну, это как посмотреть. Возраст твоего тела - 12 часов, возраст сознания - 46 лет, а вот если от рождения до текущего момента, тут извини, долгожитель ты. Как там у вас говорили? Сверстники-лошади уже все передохли? Ха-ха-ха. Сочный у вас язык был, яркий, не черствый… не пресный, в смысле.