Раджендра — в жизни славный, привлекательный человек — в фильме, само собой разумеется, если страдал, так уж страдал! Если гневался, так уж гневался! А если умирал, то уж так умирал, что у зрителя мурашки по спине бегали!

Законы коммерческого кино! Надо поражать зрителя! Надо устраивать землетрясения! Пожары! Бури!

В этом же фильме был живой комедийный эпизод со змеями, сделанный наивно, но по-настоящему весело. Сущность эпизода в том, что шантажист, получивший корзину денег, случайно менялся корзинами с заклинателем и приносил домой не деньги, а кобр!

Раджендра любезно пригласил нас на свадьбу. Он выдавал замуж свояченицу. Свадьба была назначена на завтра, на… девять тридцать утра. Ничего удивительного. Современные астрологи сверились с гороскопом, и тот показал, что самое удачное время для будущей счастливой жизни — половина десятого утра.

Не знаю, на каком бракосочетании я побывал — по любви или по сговору. Но большинство браков даже в культурных семьях до сих пор совершается по сговору родителей. Зачастую еще в раннем детстве происходит обручение. Маленькая девочка знакомится с будущим мужем, а мальчик — с будущей женой.

Как-то, это было в Бомбее, я обратил внимание на необычайную нежность и предупредительность, с которой обращались друг с другом уже немолодые индийские артисты. Они женаты четверть века, и у них две взрослые дочери, теперь тоже актрисы. Я позволил себе задать бестактный вопрос:

— Простите, пожалуйста, как вы поженились, если удобно это спросить?

Он ответил, видимо с охотой:

— Когда мне было одиннадцать, а ей четыре года, нас обручили. И мы всю жизнь счастливы.

Он улыбнулся и добавил не без иронии:

— Я знаю, у вас женятся по любви. Но разве у вас все семьи счастливые?..

И все-таки молодежь решительно возражает против традиции, и конфликты отцов и детей — частое явление. Теперь браки совершаются в более позднем возрасте, чем прежде. Юноша должен достичь шестнадцати лет, а девочка — четырнадцати. А совсем недавно родители устраивали свадьбу, когда жениху или невесте было одиннадцать-двенадцать лет.

Мы подъехали к зданию, где происходит торжественная церемония, ровно в половине десятого утра. И с первой минуты я почувствовал себя участником гигантской киномассовки.

Возле здания плотной стеной выстроились любопытные. Чтобы они не ворвались в помещение, вход охраняли дюжие полицейские. Их коллеги регулировали прибытие машин и указывали прибывающим гостям, куда идти.

Вначале я попал в длинный коридор, он вел ко входу в здание и с двух сторон был увит цветами. Гостей встречал сам Раджендра, он уважаемый глава рода и потому на свадьбе — хозяин. Мне помазали лоб краской, окунули пальцы во вкусно пахнущую воду, предложили сладости, посыпали чем-то сверху, представили жене Раджендры, тоже известной кинозвезде, платье которой сверкало камнями, я думаю, настоящими. Наконец, провели в церемониальный зал.

В зале собралось человек около тысячи. И все глядели на сцену. Она представляла собой возвышение, поддерживаемое колоннами — розовыми с зеленым. Точно такие колонны были на киностудии, где снимался эпизод в королевском доме. С потолка чуть ли не до пола свешивались гирлянды живых роз. Медленно оплывали десятки горящих свечей. В центре сцепы сидели в креслах жених и невеста. Жених был в черном европейском костюме, невеста в желтом парчовом сари. Я поднялся по ступенькам, поздравил жениха и пожелал ему побольше детей. Жених встал, и мы обменялись рукопожатием. Подруги невесты на всякий случай собственными телами закрыли ее от меня. Европейцы — народ несмышленый. Вполне могут нарушить этикет и полезть с поздравлениями к молодой. А этого как раз делать не положено.

Мне удалось отыскать место во втором ряду. Возле оказалась девушка лет пятнадцати. Ее косы были оплетены золотой лентой, на конце покачивался золотой помпон. Девушка встала, выглядывая кого-то, и я заметил, что помпон ударил по полу. Подбежала подруга. У подруги тоже была длиннющая коса (не знаю, своя или чужая), на конце позвякивал колокольчик.

В зале стоял легкий гул нетерпения. Где-то в глубине сцены тихонечко играл оркестр. Раджендра то и дело появлялся в дверях, проводя новых гостей. Некоторые из них вешали на шею жениху свежие гирлянды роз. На женихе и на невесте гирлянд набралось столько, что я опасался за их позвоночники.

Наконец оркестр сыграл подобие туша. На сцене появился главный гость — главный министр штата. Все вешали на шею жениха розовые гирлянды, он — желтые с белым. Он сказал в микрофон краткую и выразительную речь. Пока он говорил, у его ног шныряли чьи-то дети, во время всей церемонии они бегали по проходам, залезали на сцену, пытались опрокинуть горящие свечи и кидались сладостями. Их никто не останавливал. Дети есть дети. Все были детьми, это прекрасные годы, не надо их омрачать.

Главный министр недолго поздравлял жениха, молодого инженера, и вскоре заговорил о той важной роли, которую играет в киноискусстве знаменитый Раджендра, порассуждал и об искусстве вообще. Один из моих мадрасских друзей наклонился и пошутил:

— Когда он начинает говорить об искусстве, то для искусства это скверно!

Вслед за министром на сцену потянулись другие ораторы — популярные общественные деятели. Сначала выступали мужчины, потом у микрофона очутилась жена министра продовольствия. А затем один из поздравлявших выгодно использовал ситуацию (он ведь говорил в микрофон и его все слышали) — он пожелал молодоженам детей, таких, как главный министр, — сильных, энергичных и интеллектуальных!

Мы пробыли на церемонии около часа. Речи все еще продолжались. За стол никто не садился по причине отсутствия стола. Мы были не на самой свадьбе, а на том, что ей предшествует, — на официальном торжестве. Когда мы уходили, нам, как на детской елке, вручили целлофановые пакетики. В моем пакетике помещались куколка, немножко шафрану и перец!

Если фильмы выпускаются во все возрастающем количестве и кинематографическая жизнь Мадраса бурлит, то о театральной жизни этого сказать нельзя. Любительских трупп довольно много, а с профессиональным театром дело обстоит неважно. Попытки оживить театральную жизнь в значительной степени связаны с именем писателя и актера С. В. Сахасастранамана. Он один из «столпов» тамильской драмы, основатель школы драматического искусства.

Мы нанесли ему визит. Хозяин встретил нас у дверей двухэтажного дома. Мы сняли туфли и по узкой лестнице поднялись наверх. Здесь уже привычно окунули пальцы в теплую воду, которая пахла духами, и последовали к месту для гостей, к циновке, расстеленной на полу. Перед нами был установлен низкий стол. На столе разложено угощение — маленькие королевские бананы, красноватые в крапинку (лучший сорт), сушеные бананы, лепешки из бананов и, конечно, орехи. А в центре стола высился микрофон.

Старейший мадрасский режиссер Рамайя пододвинул к себе микрофон и представил нас гостям. Судя по его словам, я был по крайней мере Чехов, Эйзенштейн и все советские драматурги в одном лице. Правда, он слегка запнулся, произнося фамилию столь знаменитого человека, но, может быть, для него эта неизвестная иностранная фамилия была сложна по произношению.

Покончив со мной, добрый человек стал представлять гостей. Их собралось здесь сорок три (я пересчитал). Они сидели на корточках вдоль стен огромного зала с зарешеченными окнами, по очереди вставали, подходили к нам, и Рамайя называл каждого по имени и фамилии.

Нам на шею надели гирлянды из коры сандалового дерева. Тлели сандаловые палочки. Со стен смотрели на нас картины на темы индийского эпоса, а среди них затесалась олеография — русский император Александр Третий и его супруга, бывшая датская принцесса. Наверно, хозяин подумал, что русским гостям будет приятно увидеть русскую картину.