Кроме того, я опустил массу интересного. Ну, к примеру, ничего не написал о Центре искусств в Дели. Я помню, был холодный, ветреный день. Ветер врывался в барак, служивший помещением для репетиций, трепал по стенам старые синие драпировки и леденил каменный пол. Музыканты кутались в шарфы. Я поднял воротник у пиджака, но ветер гудел и бесновался, и не верилось, что это Дели. А Пратар Равар без устали бил босыми ногами по холодному каменному полу, который от бесконечных репетиций, каждый день с утра и до ночи, был в выбоинах. Щиколотки у Пратар Равара были обмотаны поясом с колокольцами. Он выбивал ногами сложнейшие дроби, а колокольчики звенели, плакали и пели…

В другом таком же холодном бараке мы видели сцену из классического индийского балета. На таком же ледяном полу «умирал» Король птиц в коричневом джемпере-безрукавке. Он как подкошенный рухнул и забил руками-крыльями, пытался подняться, и не было сил, жизнь медленно покидала его… Я вспоминал Плисецкую в «Умирающем лебеде» Сен-Санса.

В Центре искусств мы встретили двух отчаянных американок. Они изучали искусство индийского танца, чтобы потом концертировать в Соединенных Штатах. Миссис Патрик, светленькая и тоненькая, выглядела в сари весьма забавно. Пробор у нее был выкрашен в алый цвет — свидетельство того, что она недавно вышла замуж. Миссис Патрик, к полному нашему удивлению, заговорила по-русски. Она, оказывается, изучает индийские танцы и говорит на нашем языке. А мисс Лалли, по происхождению итальянка, выглядела в сари, будто в нем родилась. Мисс Лалли уже опытная артистка, она в Индии не впервые и приехала совершенствоваться…

Потом я позабыл рассказать о магазинах прикладного искусства. Это государственные магазины, в которых торгуют изделиями народных мастеров. Но я должен рассказать не об этих бесподобных изделиях, а о том, как обслуживают в магазинах. Я был в них в Мадрасе и в Бомбее и ходил бы туда каждый день, имей я на то время. Здесь напрочь опрокидывается бытующее представление (его не всегда высказывают вслух, но оно существует), что в государственных магазинах никогда не будут обслуживать так, как в частных. Дескать, в конечном счете продавцам плевать… Нет, просто все зависит от культуры продавцов. В индийских магазинах прикладного искусства тебя встречают так, что ты готов скупить все подряд, если, конечно, есть на что…

И, наконец, я просто обязан рассказать о прощальном визите, который мы нанесли нашим любезным хозяевам — министерству просвещения Индии. Это было в Дели. Там я первый раз в жизни увидел министерство просвещения… за колючей проволокой. Оказывается, чиновники невысокого ранга сидели в комнатах, которые прежде служили казармой английским солдатам. У входа долго и придирчиво проверяли наши пропуска, мы так и не поняли почему. Из казарм мы перешли в роскошное здание, где функционировали ведущие лица данного министерства.

У входа опять долго и придирчиво исследовали наши пропуска. И мы начали путешествие по кабинетам, имевшим уже совсем иной вид. Сопровождавший нас по Дели сотрудник означенного министерства онемел от восторга, увидев, что нас принимают заместители министра, а потом и сам министр.

Эта чиновничья лестница произвела на нас впечатление и заставила задуматься о том, как молодое государство, получив в наследство громоздкий государственный аппарат, не сокращает его, а, наоборот, совершенствует. Один из руководителей министерства, кстати, поведал нам не без юмора, что однажды, покупая на базаре орешки, он увидел, что их заворачивают в приказ, подписанный его собственной рукой…

К слову сказать, министерство просвещения — одно из важнейших в Индии. Борьба с неграмотностью, доставшейся в наследство от англичан, вернее, борьба за всеобщую грамотность и не просто грамотность, а всеобщее образование — вот в чем главная задача этого учреждения.

520 миллионов — таково приблизительно на сегодня население Индии. Его надо прокормить, а оно каждый месяц увеличивается чуть ли не на миллион.

По всем городам страны развешен один и тот же плакат: две большие счастливые рожицы — папа и мама, и две счастливые рожицы поменьше — сын и дочурка. Это призыв иметь двоих детей, и не более того. Но в Бомбее, на Марин-Драйв, рядом с этим плакатом висел самодельный: «Большому народу большие семьи!» Автор самодельного плаката — крайне реакционная партия «Джан Сангх».

А пока что у отеля «Песок и солнце» (десять минут езды от аэропорта Санта-Круц, сто номеров с индивидуальным температурным режимом, плавательный бассейн с нежно-голубой водой, вид на Аравийское море и т. д. и т. п.), пока что на парапете набережной строгая надпись: «Не подавайте нищим детям». Там, я помню, плясала шестилетняя девочка с измученным взрослым лицом, долго плясала, потому что монетки достаются нелегко… Что же сделать, чтоб эта девочка снова стала ребенком, пошла в школу, неся в портфеле учебники, тетрадки и, конечно же, завтрак, чтобы не забывала девочка — есть на свете игрушки…

И тут же сразу вспоминается — в Бомбее поздно вечером мать укладывала ребенка спать на газоне. Она постелила циновку, прикрыла одеяльцем, потом налила в блюдечко молоко и покормила котенка. Отец уже лежал, закинув руки за голову, думал, быть может, о том же, о чем я сейчас пишу… Я остановился, поглядел, больно хорош был ребенок. Женщина перехватила мой взгляд и улыбнулась. Улыбнулась с достоинством. Каждой матери приятно, когда обращают внимание на ее детей. У этой женщины дела не так уж скверны — у нее семья, муж, ребенок, даже котенка завели. Только вот дома нет, его заменяет газон. Но рядом, в нескольких шагах, уже строится дом. Правда, я не убежден, что эта женщина получит в нем квартиру…

Впрочем, приходит на память и другое. В Керале, например, всюду, в каждой деревне — синие стайки школьников. Помню, солнце палило вовсю, а они сидели на воздухе, человек тридцать, и писали под диктовку учителя — подумаешь, декабрьское солнце!

В Мадрасе, в районе Майлапор, я приметил мальчишку лет двенадцати. Он сидел возле школы, кинув на землю папку с книжками, и что-то строил из прутиков и палочек. Двое других внимательно наблюдали за его работой. Занятия в школе кончились, дома наверняка заждались всех троих, но и через час мальчишка все еще строил из прутиков, а двое других смотрели. Я попытался вступить в разговор, извинился, что беспокою и отрываю.

— У нас тут сложная идея, — ответил строитель, — вы простите.

Он, видимо, хотел добавить: чего вам объяснять, когда вы все равно не поймете.

— Ты кем собираешься стать?

— Изобретателем.

Да, конечно, есть Старый Дели и девочка, которая пляшет у дорогого отеля, но есть школьники Кералы, есть новые дома — их тысячи, новых домов, и заводов, и фабрик.

Последний вечер в Индии мы провели с Саджад Захиром, поэтом и прозаиком, большим другом нашей страны. Он рассказывал нам о политической жизни Индии, говорил о необходимости сплочения всех демократических сил. От этого зависит, какой будет Индия!

Младшая дочь Саджад Захира, в семье ее называют Малышка, ходит по-нашему в третий класс. Это серьезная девочка с огромными черными глазами, как на портретах Пикассо. Взрослые всегда задают детям стандартные вопросы. Дети к этому привыкли, и у них хватает выдержки отвечать.

— Как ты учишься? Кем хочешь быть?

Выяснилось, что учится она хорошо и собирается стать математиком. Вопрос решенный и обсуждению не подлежит. Я сказал, что у нас есть город Новосибирск, в нем известный математический центр, может быть, стоит после школы поехать туда поработать? Девочка принесла атлас и разыскала на карте Новосибирск.

— Что ж, — вслух рассуждала она, — может быть, это хорошая мысль. Пожалуй, я подумаю…

Будущее Индии — за этой вдумчивой девочкой, за мальчиком-изобретателем из Мадраса, за школьниками Кералы, за тем самым Чандрой, который оказался в нашем купе по дороге из Мадраса в Кочин и который чувствовал себя хозяином! Именно поэтому последняя глава не имеет конца. Продолжение следует. Его напишут те, кто посетит Индию несколько лет спустя. Я завидую им. Индия поразительная страна, она обладает магическим свойством: каждый, кто видел ее, скучает по ней и мечтает побывать там еще раз.