— Тань, я выйду во двор ненадолго, кажется, телефон в машине оставила. Заверни мне, пожалуйста, пару отбивных с собой — попросила ее, вспомнив маленького художника, так неожиданно появившегося в нашем дворе.
— А что, дома уже и поесть нельзя? — с обидой выговаривала она мне. — Чего ты все время на ходу жуешь.
— Да я не себе, — объяснила. — Там во дворе малыш, он, конечно, чей-то, но, по-моему, очень голодный, если еще не ушел, то по достоинству сможет оценить твои кулинарные таланты.
— A-а! — Татьяна рысью помчалась на кухню и через пару минут вынесла пакет размером с колесо.
— Ты что, обалдела? Я просила пару отбивных, а не посылку голодающим Поволжья.
— Там соки, печенье, творог, срок хранения сегодняшним днем, Мэри все не съест. Теперь представь, что будет, если папа увидит. Все дружно послушаем лекцию по ботулизму, это как минимум на полчаса, а я домой хотела сорваться пораньше и на лекцию сегодня ну никак не настроена.
Я понимающе кивнула, не совсем уверенная в том, что мальчик все еще во дворе и не ушел домой.
— Посмотри, как там Мэри, я пока переобуюсь.
— Да спит твоя Мэри, — выходя из детской, сообщила Татьяна. — Ну точно, хоть из пушки пали!
Я быстренько сбежала по ступенькам, выскочила во двор, не оглядываясь. Двор был пуст и какой-то неприютный. Без звонких голосов и детской суеты он совсем стал похож на колодец. Солнце ушло, фонарь, освещавший небольшое пространство, раскачивался на ветру, издавая противный скрежещущий звук. Я внимательно осмотрела весь двор, беседку, в надежде увидеть знакомую худенькую детскую фигурку, но не нашла ее. Положила пакет на лавку, раздумывая: что же теперь со всем этим делать?
«Телефон, не забудь посмотреть в машине телефон», — напомнила я себе. Автомобиль приветливо моргнул мне фарами.
— Это ваша машина? — услышала я за спиной детский голос.
Я медленно повернулась, стараясь не испугать мальчишку резким движением.
— Моя.
— Маленькая какая.
— Такая вот, — вздохнула я.
— На вас чем-то похожа.
— Ты так думаешь? — улыбнулась я и спросила. — Ты голодный?
— Я не попрошайка, — с обидой отозвался Миша. — Просто мамка заболела, а больше у меня никого нет. Но она скоро поправится, и у меня все будет: и еда, и все…
— Конечно, все будет. Это Мэри тебе передала, — показав на пакет, сказала я. — Помнишь, такую маленькую девочку на качелях?
— Помню. Ей понравился мой рисунок.
— Ну, вот — это от нее.
— Спасибо, — поблагодарил мальчик с достоинством истинного джентльмена и не очень уверенно взял пакет.
— Там еда и соки, — пояснила я, видя, что он не решается посмотреть, что за подарок от прелестной незнакомки. — И давай с тобой договоримся, пока мама болеет, ты приходи на площадку, ну примерно в это же время, а я буду тебя ждать. Согласен? Нужно же тебе что-то есть, — проговорила я, заметив протестующий взгляд малыша. — Ты ведь не работаешь и, значит, купить тебе не на что, воровать же ты не пойдешь. А я работаю, у меня есть деньги, значит, я могу покупать еду и, если я поделюсь с тобой, то не обеднею. Согласен? — постаралась я все понятно объяснить и при этом не обидеть маленького художника. — Мы договорились? Ты уже взрослый и можешь сам принимать решения. Мама поправится и порадуется, что у нее такой разумный сын.
Он внимательно посмотрел на меня, расправил плечи и согласно кивнул:
— Договорились, спасибо.
— Тогда до завтра, — попрощалась я, протягивая ему руку.
Малыш нерешительно протянул свою, потом спрятал за спину и виновато произнес:
— Грязная.
— Не страшно, вот салфетка, а когда придешь домой — помоешь.
Тщательно протерев все пальцы, он с довольным видом протянул мне руку и крепко сжал мою ладонь.
— Да ты силач, — удивилась я, не ожидая от него такого сильного рукопожатия.
— Папа у меня был спортсмен, тренировал меня, а когда маму бросил… — Миша, не договорил, вздохнул.
Я молча смотрела на него, не представляя себе, как я смогу оставить его одного, такого маленького в пустом, холодном дворе.
— Я пойду, вы не беспокойтесь. Я живу здесь неподалеку, почти рядом.
— Завтра придешь? — все еще не зная, что предпринять, спросила я.
— Приду, я же обещал!
— Тогда до завтра.
Он махнул мне рукой, заворачивая в темную арку двора, а я еще долго тупо стояла, пытаясь вспомнить, что же мне надо было сделать еще. Ах, да, телефон! И не забыть позвонить Раечке, напомнила я себе, открывая дверцу машины.
— Ты чего так долго? Я уже беспокоиться начала.
— Да так, заговорилась.
— Ты же практически ни с кем не общаешься. А тот ребенок, для которого ты брала еду, ты его видела?
— Да. — Я задумчиво листала записную книжку, стараясь не просмотреть Раечкин телефон.
— Он кто? Бомжонок?
— Нет, у него заболела мама, а больше у него никого нет. Отец их бросил, он какой-то известный спортсмен. Одежда на ребенке хоть и грязная, но недешевая, явно привозная.
— Скотина какая! — ругнулась Татьяна.
— Кто? — переспросила я, не поднимая глаз от записной книжки.
— Да спортсмен этот.
— Ну, наверное, — не совсем понимая, кого она так яростно ругает, согласилась я.
Раечкин телефон упорно не находился, и я начала нервничать. Сейчас приедет мадам, а мне и сказать ей нечего, поедет Рая в Италию или не соблазнилась столь заманчивой перспективой «отдохнуть за чужой счет».
— Завтра пакет с едой собрать?
— Что? — Я непонимающе уставилась на Татьяну.
— Еду для мальчишки, — пояснила. Она у нас барышня сентиментальная, сериалы мексиканские по два раза пересматривает и плачет в конце каждой серии.
— Сама заеду и куплю чего-нибудь, нечего хозяйское добро разбазаривать.
— Я тоже куплю, ладно?
— Нашла! — обрадовалась я, увидев Раечкин номер.
— Что? — Татьяна от неожиданности присела.
— Телефон няни, с которой вы поедете в Италию, — и, немного подумав, добавила: — Возможно, если она согласится.
— Надеюсь, она не такая полоумная, как ты? С чего бы ей отказываться.
— Возраст. Раечка дама мобильная и гувернантка замечательная, но возраст — ей слегка за пятьдесят. Не тяжело ей будет, как думаешь?
— А чего это мы за нее мыслить будем? Звони и все узнаешь.
— Тоже верно, — набирая номер, согласилась я с Татьяной.
— Раечка? — начала я медовым голосом и охнула! Татьяна локтем засадила мне в ребро и покрутила у виска.
— Чокнулась, что ли? Сама говорила ей за пятьдесят, и туда же, Раечка… По отчеству надо, — принялась учить меня Татьяна манерам, нашептывая громким басом мне в ухо.
— Раечка, — уже безо всякого меда начала я, пытаясь подальше отойти от Татьяны. — Со своими манерами сначала разберись, — потирая ушибленные ребра, простонала я.
— Раиса Васильевна, — официально проговорила я, заметив Татьяну в опасной близости от себя.
— Я вас внимательно слушаю, Людмила Валентиновна, — тут же подыграла мне Раечка. — Что у вас там за официоз такой? Вы не на приеме в посольстве? Нет?
— На приеме, — подтвердила я, — у психиатра.
— Это я уже поняла. Что дальше?
— Понятливая вы наша! В Италию нет желания поехать? — наконец-то подошла я к главному.
— А надо?
— Не знаю. Вот стою и думаю, оно вам надо?
— Поеду! Когда?
— Работать, — попыталась остудить я ее пыл.
— Понятное дело — не гулеванить, — выдала Рая свою казачью сущность. Она из донских казачек и очень этим гордится, имея в личном архиве владение пятью иностранными языками и манерами института благородных девиц.
— Точно, поедешь?
— Легко! А с кем? — запоздало полюбопытствовала она. — Ты что, агентство свое уже открыла? Поездки в Италию предлагаешь…
— Нет, но подумываю.
— А меня кому сватаешь?
— Раечка, я не брачное агентство собираюсь открывать, ты что-то слегка напутала. Хочу предложить тебе поехать в Италию с Мэри. Помнишь малышку, с которой ты работала на Остоженке?