Проходит еще примерно пару часов, и я, кажется, начинаю засыпать. Но ноющая боль затекшего тела не позволяет мне погрузиться в мир сновидений. Я балансирую на грани, сознание то ускользает, то возвращается вновь. Как вдруг тишину разрывает людской крик — полный ужаса, надрыва. Он угасает так же быстро, как возникает. Сердце в груди подпрыгивает и бьется с новой силой, а я будто острее чувствую, как ноют мышцы.

Крик повторяется, но он другой — женский, а вскоре к нему присоединяется еще один. Всего мгновение, и, словно нарастая, чужие вопли сливаются в унисон.

Что это?

Кровь стучит в висках. С каждым мгновением я все сильнее ощущаю свое бессилие. Я одна. Вокруг ни души. Лишь темные стволы деревьев, посеребренные лунным светом.

Далекие крики неожиданно сменяются затишьем. Гомон города, словно потеряв пронзительные ноты, почти не слышен.

Мое дыхание становится оглушительно громким, как и биение сердца, что, кажется, с удвоенной силой разгоняет кровь по венам. Подкатывает паника, которая словно по дуге взвивается вверх, когда вдруг раздается треск веток и шуршание травы.  Почти сразу слышатся чьи-то шаги — резкие, но в то же время мощные и быстрые.

И я вспоминаю абзац из учебника.

«Конечности ревенантов из-за застоя крови постепенно деревенеют, но в то же время силы в них становится так много, что они способны рушить деревья. Если это происходит, то захваченного темной энергией человека больше не спасти. Он мертв».

Мне страшно. Тело дрожит, а печати мерцают, сдерживая любые попытки пошевелиться, и все что мне удается — это лишь приподнять голову. Как раз к тому моменту, как из леса выходит эта тварь.

Она будто окружена алым ореолом, и она голодна.

Кожа ревенанта потемнела, точно намазанная сажей, у виска отсутствует клок волос, содранный прямо с кусочком скальпа и теперь алеющий еще не высохшей кровью. Все лицо в крови, она окружает его рот, затрагивает кончик носа. Зубы уже немного изменились — заострились, чтобы лучше разрывать мясо. Одежда простая, пусть и порванная, — платье из темной ткани с белым передником. Это женщина, но мне тяжело определить ее возраст.

Сердце с каждым ударом сильнее бьется о ребра. Мне кажется, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Но в то же время я цепенею, будто ледяная фигура, а картинка происходящего передо мной сливается с другой.

Темная ночь. Разломанная в щепки дверь, явившая взору почти такую же тварь. Но только со знакомым до боли лицом. Так что при первом взгляде спросонья я не понимаю случившееся.

Кажется, в этот самый миг в лесу я разучилась дышать. Призраки прошлого в очередной раз настигли меня. Легкие болят. Перед глазами темнеет. Еще немного, и я просто позволю себя разодрать.

«Сара, посмотри на это с другой стороны — самое страшное ты уже пережила. И теперь ничто другое не потрясет тебя так сильно. В какой-то степени это хорошо. Многие даэвы погибли рано, потому что не справились со своим страхом», — голос бабушки Фредерика звучит ярко, спокойно, пытливо. Как всегда, она права.

Движения ревенанта резкие — я словно слышу, как скрипит его тело. С каждой жертвой и минутой оно становится сильнее.

Я ощущаю, как требовательно взывает ко мне сталь Туманного, но воспользоваться им мне не дано. Печати не снять. А лес вокруг выглядит как никогда спокойно, и даже яркая луна на небе совершенно обычная. Ничто не говорит о том, что я вот-вот умру. Мир безмятежен.

Тварь издает рык. В глазах ее мерцает блеск. Нас разделяет не больше пятнадцати метров.

А мои эмоции утихают. Мне кажется, за какой-то ничтожный миг я вовсе лишаюсь всех чувств. Внутри будто воцаряется пустота. И я наконец-то нахожу способ остаться в живых.

Тварь падает на четвереньки, стремительно перебирая руками и ногами, несется ко мне… И вдруг останавливается. Делает еще шаг и, скуля, валится на землю. Разрывает почву, крутится волчком, пытаясь избавиться от магии. Постепенно издаваемые ею звуки становятся все более визгливыми и противными. Она словно животное, которое режут тупым ножом.

Так продолжается несколько минут. Я чувствую, что уже на пределе. Мертвые не испытывают эмоций, но разум ревенанта соткан из грехов, и если в него нагло пытаются примешать нечто противоположное, это приносит боль.

Смерть близко. Она медленно подбирается ко мне, сминая сопротивление.

И я почти теряю сознание от головной боли, что разрывает мозг, когда слышу крик:

— Она здесь!

Коэн застывает на краю леса. Смотрит не на меня, а на мертвеца, что мечется на земле в метре от моих ног. В глазах дива застывает ужас, его лицо искажается, он готов закричать. Пятится и, спотыкаясь, падает на землю. А я смотрю на его метания безразлично, у меня нет никаких мыслей.

За спиной юноши появляется кто-то еще — я уже не могу рассмотреть черты, мир вокруг плывет. Некто останавливается, сталь, что блестит в его руке, опускается — он тоже напуган.

А я закрываю глаза, больше не в силах держать их открытыми. Все мои действия были направлены на то, чтобы выторговать себе лишние секунды жизни, но теперь и это, кажется, потеряло смысл.

В голове невольно возникают вопросы.

А почему я борюсь? Хочу ли я вообще жить?

Лишение эмоций отнимает волю. Это погубило немало эмпатов.

Остается держаться лишь на своей твердой убежденности в том, что я обязана жить, граничащей скорее с небывалом упрямством. Ведь умирать еще рано. Еще чуть-чуть… Секунду… Еще одну…

Нет, больше не могу. Пора. Уже пора…

И я сдаюсь. Моя магия — словно отпущенная, а до этого сильно натянутая тетива. Я перестаю понимать, где я, но все равно инстинктивно цепляюсь за реальность, пытаясь не потерять сознание.

Рык ревенанта срывается на визг.

Мгновение, и звук становится оглушительным, приближаясь, а потом неожиданно тихнет. На мои колени что-то падает, а я слышу чужое дыхание — хриплое, надрывное. Открываю глаза, всего на секунду, и понимаю, что кто-то стоит рядом, согнувшись пополам и пытаясь отдышаться.

Голова… Это была голова… Туловище твари валяется у моих ступней, а вот отсеченная голова, упав на мои ноги, — на светлых одеждах остались темные пятна крови — скатилась вбок.

Прикрываю глаза. Сил не осталось ни на что.

— Сорель… Са-ра… Извини… Проклятье, я и не подумал, что все может так выйти!

Мои плечи хватают и крепко сжимают.

— Она мертва? — Кто-то подходит к нам.

— Нет, жива. Точно жива. Просто… устала.

На некоторое время воцаряется молчание.

— Проклятье, ревенант… Откуда он здесь? Святые, как мы в это вляпались?! Эта тварь… Вы видели? Она… боже… а-а-а… — раздается паникующий голос Коэна. Его тирада сливается в одно предложение. — Люций, мы можем просто отнести ее в лагерь. Ведь так? Уйдем, и никто не узнает, что мы здесь были. Она же выспится и будет в порядке. Да. Давайте так и сделаем! Так никто не узнает…

И это последнее, что я слышу, перед тем как заснуть. Совсем не удивляюсь словам юноши. От даэвов тени не стоит ожидать ничего хорошего, тьма изначально в их крови. И этой ночью я окончательно в этом убедилась…

Стоя под тенью широкого раскидистого дерева с весело шелестящей листвой, я ощущала себя призраком. Одним из тех, про которых рассказывает сказки простой люд. Вся моя жизнь вдруг стала таковой, сплошными отголосками прошлого.

Но в данный момент ничего не успокаивало и не утешало лучше, чем ветер, ласкающий щеки. Климат в Акраксе был приятным, менее жарким, чем в Исонии, и не таким влажным. В воздухе пахло свежестью, лавандой и кедровой живицей. Ни намека на духоту, что часто мучила меня прежде.

Проснувшись поздним утром, я, вернув хроники на стеллажи, занялась медитацией. И почти сразу осознала: со мной точно что-то не так. Обычно магия, словно густой туман над утренним полем, расползалась по телу, насыщая каждую частичку, но теперь о былом умиротворении не шло и речи. В районе груди будто возникла сфера, сложный запутанный клубок. И чем упорнее я пыталась его распутать, тем сильнее он бесновался. Так продолжалось до тех пор, пока меня не стало бросать то в обжигающий холод, то в лихорадочный жар.