— Не будем говорить об этом, сударь, — ответил Эрнотон. — Благодаря господину, которому я служу, я ни в чем не нуждаюсь.
— Вашему господину? — с беспокойством спросил Майен. — Какому господину, скажите, пожалуйста.
— О, довольно признаний — вы сами это сказали, сударь, — ответил Эрнотон.
— Вы правы… Как мне нужен мой лекарь!
— Я возвращаюсь в Париж, как уже имел честь вам сообщить; дайте мне его адрес.
Майен сделал знак солдату, и они заговорили вполголоса. Эрнотон, верный своей обычной скромности, отошел. Наконец, после минутного совещания, герцог снова повернулся к Эрнотону.
— Господин де Карменж, дайте слово, что мое письмо будет доставлено вами по назначению.
— Даю слово, сударь.
— Верю вам — вы благородный человек.
Эрнотон поклонился.
— Я доверю вам часть своей тайны, — сказал Майен. — Я принадлежу к охране герцогини Монпансье.
— Неужели у герцогини Монпансье есть охрана? — простодушно спросил Эрнотон. — Я не знал этого.
— В наше смутное время, сударь, — продолжал Майен, — все стараются обезопасить себя, а семья Гизов, одна из знатнейших семей…
— Я не прошу объяснений, сударь.
— Итак, я продолжаю: мне нужно было совершить поездку в Амбуаз, но по дороге я встретил своего врага… Остальное вам известно.
— Да, — подтвердил Эрнотон.
— Из-за полученной мною раны я не выполнил поручения и должен сообщить об этом герцогине. Не согласитесь ли вы отдать ей в собственные руки письмо, которое я буду иметь честь написать?
— Если здесь есть бумага и чернила, — ответил Эрнотон и встал, чтобы поискать требуемые предметы.
— Не стоит, — сказал Майен, — у моего солдата, наверно, есть все, что требуется.
Действительно, солдат вытащил из кармана две сложенные записные дощечки. Майен повернулся к стене, нажал какую-то пружину, и дощечки открылись; он написал несколько строчек и снова сложил дощечки.
Теперь тот, кто не знал секрета, не мог разъединить их, не сломав.
— Сударь, — сказал молодой человек, — через три дня это послание будет доставлено герцогине де Монпансье.
Герцог пожал руку своему доброжелателю и, утомленный, упал на солому, обливаясь потом.
— Сударь, — сказал Эрнотоиу солдат тоном, который плохо вязался с его одеждой, — вы связали меня, как теленка, но, хотите вы этого или нет, я рассматриваю эти путы как узы дружбы и докажу вам это, когда придет время.
И он протянул молодому человеку руку, белизну которой тот уже успел заметить.
— Превосходно, — улыбаясь, сказал Карменж, — значит, у меня стало двумя друзьями больше!
— Не смейтесь, сударь, — сказал солдат, — друзей не может быть слишком много.
— Правильно, друг, — ответил Эрпотон.
И он уехал.
VII. Конный двор
Эрнотон тотчас же отправился в путь, и так как он взял лошадь герцога, то ехал быстро и к середине третьего дня прибыл в Париж.
В три часа дня он остановился у казармы Сорока пяти в Лувре.
Гасконцы, увидев его, разразились удивленными восклицаниями.
Господин де Луаньяк вышел на крики и, заметив Эрно-тона, грозно нахмурился, что не помешало молодому человеку направиться прямо к нему.
Господин де Луаньяк сделал Эрнотону знак пройти в небольшой кабинет, где этот неумолимый судья произносил свои приговоры.
— Можно ли так вести себя, сударь? — спросил он. — Вы отсутствуете уже пять дней и пять ночей… И это вы, сударь, которого я считал человеком рассудительным.
— Сударь, — ответил Эрнотон, кланяясь, — я выполнял приказ.
— А что вам приказали?
— Следовать за герцогом Майенским.
— Значит, герцог уехал из Парижа?
— В тот же вечер, и это показалось мне подозрительным.
— Вы правы, сударь. Дальше?
Тут Эрнотон рассказал кратко, но с пылом и энергией смелого человека о дорожном приключении и о последствиях, которое оно имело. Пока он говорил, на подвижном лице Луаньяка отражались все впечатления, которые рассказчик вызвал в его душе.
Но как только Эрнотон дошел до письма герцога Майенского, Луаньяк воскликнул:
— Письмо при вас?
— Да, сударь.
— Черт возьми! Прошу вас, сударь, следуйте за мной.
И Эрнотон последовал за Луаньяком на луврский конный двор.
Там готовились к выезду короля, и господин д'Эпернон смотрел, как пробуют двух лошадей, только что прибывших из Англии в подарок Генриху от Елизаветы; лошадей этих, отличавшихся необыкновенной красотой, собирались в этот день впервые запрячь в карету короля.
Господин де Луаньяк подошел к герцогу д'Эпернону и притронулся к подолу его плаща.
— Важные новости, ваша светлость, — сказал он.
— В чем дело, господин де Луаньяк?
— Господин де Карменж приехал из-под Орлеана; герцог Майенский лежит там раненый в деревне.
— Раненый?!
— Более того, — продолжал Луаньяк, — он написал госпоже де Монпансье письмо, которое находится у господина де Карменжа.
— Тысяча чертей! — воскликнул д'Эпернон. — Позовите господина де Карменжа, я сам с ним поговорю.
Луаньяк подошел к Эрнотону, который почтительно держался в стороне.
— Насколько мне известно, у вас имеется письмо господина де Майена, — обратился д'Эпернон к де Карменжу.
— Да, монсеньер.
— Оно адресовано госпоже де Монпансье…
— Да, монсеньер.
— Будьте любезны передать мне это письмо.
И герцог протянул руку со спокойной небрежностью человека, которому достаточно выразить свою волю, чтобы ей тотчас же повиновались.
— Ваша светлость забываете, что письмо доверено мне.
— Какое это имеет значение?
— Для меня огромное, монсеньер; я дал слово господину герцогу, что письмо будет передано лично герцогине.
— Кому вы служите — королю или герцогу Майенскому?
— Я служу королю, монсеньер.
— Отлично. Король хочет получить это письмо.
— Но вы — не король, монсеньер.
— Вы забываете, с кем говорите, господин де Карменж! — сказал д'Эпернон, бледнея от гнева.
— Напротив, монсеньер, вот почему я и отказываюсь.
— Отказываетесь? Вы сказали, что отказываетесь, господин де Карменж?
— Да, сказал.
— Господин де Карменж, вы забываете вашу клятву верности!
— Монсеньер, насколько я помню, я клялся в верности только одной особе — его величеству. Если король потребует от меня письмо, он его получит, но короля здесь нет.
— Господин де Карменж, — сказал герцог, который все больше раздражался, в то время как Эрнотон, напротив, становился все холоднее, — вы, как все ваши земляки, легко теряете голову от успеха; вы опьянены удачей, любезный дворянчик; обладание государственной тайной ошеломило вас, как удар дубиной.
— Меня ошеломляет ваша немилость, господин герцог, но я поступаю так, как велит мне совесть, и никто не получит письма, за исключением короля или той особы, которой оно адресовано.
Господин д'Эпернон сделал угрожающий жест.
— Луаньяк, — сказал он, — прикажите сейчас же отвести господина де Карменжа в тюрьму.
— В таком случае, — улыбаясь, сказал Карменж, — я не смогу передать герцогине де Монпансье это письмо, во всяком случае, пока нахожусь в тюрьме; но как только я выйду…
— Если вы из нее выйдете, — сказал д'Эпернон.
— Я выйду, сударь, разве только вы прикажете меня убить, — сказал Эрнотон со все возрастающей решимостью. — Да, я выйду — тюремные стены не так крепки, как моя воля. И как только я выйду, монсеньер…
— Что же тогда?
— Я обращусь к королю.
— В тюрьму! В тюрьму! — зарычал д'Эпернон, теряя самообладание. — И отнять у него письмо!
— Никто до него не дотронется! — воскликнул Эрнотон, отскочив назад и вытащив из нагрудного кармана дощечки Майена. — Я уничтожу письмо: герцог Майеиский одобрит мое поведение, а его величество мне простит.
В эту минуту чья-то рука мягко удержала его. Молодой человек оглянулся и воскликнул:
— Король!
В самом деле, король только что спустился с лестницы, он слышал конец спора и остановил Карменжа.