ДС – Неопределенность, о которой я говорю, – иного рода. Она влияет не только на изучаемую материю, но и на теории, которые к ней относятся. Гейзенберг установил принцип неопределенности, и, основываясь на этом принципе, квантовая физика смогла породить статистические обобщения, которые представляли огромные возможности в отношении прогнозирования и объяснения. Принцип неопределенности утверждает, что наблюдение за явлениями квантовой физики влияет на эти явления. Но принцип неопределенности как таковой или любая другая теория, предложенная квантовыми физиками, не влияет на квантовые явления. Все эти явления представляют собой надежный критерий оценки действенности теории.

Предположим теперь, что я предлагаю теорию, которая предсказывает поведение фондового рынка. Безусловно, она повлияет на поведение фондового рынка. Это создает неопределенность, отличную от той, с которой мы сталкивались в области квантовой физики. Она влияет на критерии, согласно которым оцениваются истинность утверждений или действенность теории.

БВ – Не хотите ли вы сказать, что на фондовом рынке верная теория может оказаться неверной, а неверная теория – верной?

ДС – Я хочу сказать даже больше. Я утверждаю, что необходимо пересмотреть общепринятое представление об истинности. Мне кажется, что нам необходимо нечто большее, чем две категории – истинно и ложно. Логические позитивисты провозгласили, что утверждения, не являющиеся истинными или ложными, лишены смысла. Я глубоко не согласен с ними.

Теории, которые могут повлиять на субъект исследования, к которому они относятся, являются далеко не бессмысленными. Они могут изменить мир. Они играют такую же активную роль, которую играет мышление, когда влияет на реальность. Нам необходимо скорректировать наше понятие истинности и принимать во внимание и эти влияния.

Я предлагаю три категории – истинно, ложно и рефлексивно. Истинностную ценность рефлексивных утверждений определить невозможно. Можно найти и другие утверждения с неопределимой истинностной ценностью, но без них можно обойтись. Мы не можем обойтись без рефлексивных утверждений. Едва ли следует подчеркивать фундаментальное значение этого предложения. Нет ничего более фундаментального для нашего мышления, чем наша концепция истинности.

БВ – Это довольно сильное заявление.

ДС – Я никогда не излагал этого в такой определенной форме. Мне интересно, выдержат ли мои утверждения критическую оценку.

БВ – Предположим, что выдержат. Что тоща?

ДС – Затем нам необходимо тщательно пересмотреть взгляд на мир. Позвольте мне привести небольшой пример. Сейчас широко распространено убеждение, что рынки являются совершенными. Оно основано на том факте, что государственное регулирование не смогло выполнить своей задачи. Если вы вводите третью категорию истинности – рефлексивность, -то становится очевидным, что неудача регулирования не означает, будто свободные рынки действительно являются совершенными. Наоборот, и то и другое содержит ошибку, и выбор между ними будет рефлексивным.

Для оценки истинности рефлексивных утверждений не хватает объективных критериев. Оценка их истинности является достаточно неопределенной. Тем не менее они далеко не лишены смысла. Мы не можем обойтись без них, имея дело с миром, в котором мы живем. Они также не являются простым пассивным отражением этого мира; рефлексивные утверждения активно строят наш мир. Безусловно, существует реальность и за пределами нашего мышления. Эту реальность мы не можем подчинить своей воле. Наше мышление, наши утверждения находятся внутри этой реальности, они составляют ее часть. Некоторым образом мы стали воображать, будто мир и наши представления о нем отделены друг от друга, хотя и сходны. Поэтому кажется, что между ними можно установить соответствие в тех случаях, когда наши мысли отражают факты. Это представление ложно и вводит в заблуждение. Оно может быть приемлемым для научного метода и аксиоматических систем, таких, как математика или логика, но не для нас, живущих и мыслящих человеческих существ.

БВ – К чему это приводит такую общественную науку, как экономика?

ДС – Поппер утверждал, что одни и те же методы и критерии могут использоваться как в общественных, так и в естественных науках. Он называл это доктриной единства научного метода. У меня есть некоторые сомнения относительно истинности этой доктрины. Я выразил их в заглавии своей книги Алхимия финансов. Я утверждал, что выражение «общественные науки» – ложная метафора и рефлексивные события невозможно ни объяснять, ни предсказать по универсально применимым законам.

Сейчас я считаю, что зашел слишком далеко. К социальным явлениям можно применять методы и критерии естественных наук, и они могут приносить ценные результаты в определенных рамках или границах. Но мы должны помнить, что в эти границы не входит рефлексивность. Экономическая теория, например, верна в качестве гипотетической конструкции, в которой рефлексивность отсутствует. Когда мы применяем экономические теории к реальному миру, то можем получить искаженную картину Это особенно заметно на финансовых ранках, где рефлексивность играет важную роль. Теории рациональных ожиданий и эффективных рынков являются глубоко неверными.

Экономическая теория пытается имитировать физику. Последователи классической школы использовали физику Ньютона в качестве модели, забывая, что Ньютон потерял целое состояние после краха Южно-морской компании[9]. Единственный путь, которым они могли имитировать физику Ньютона, заключался в том чтобы вообще убрать рефлексивность из предмета исследований. Отсюда возникло предположение о совершенном знании, которое было позже заменено предположением о совершенной информации. Наконец, Лайонел Роббинс, мой профессор в Лондонской школе экономики, нашел чудесную отговорку. Он сказал, что экономика не занимается ни средствами, ни результатами, а лишь соотношениями между ними. Иными словами, как средства, так и результаты должны приниматься как данное. Это был методологический трюк, направленный на то, чтобы исключить даже возможность изучения рефлексивных взаимодействий.

Поп пер атаковал марксизм и фрейдистский психоанализ на том основании, что эти теории, как и многие другие, провозглашали себя научными, но их ложность не могла быть доказана путем испытаний; следовательно, их претензии были необоснованными. Я соглашаюсь с этим, но я пойду еще дальше. Я думаю, что аргумент, который он использовал против марксизма, также относится к таким многоуважаемым теориям, как теория совершенной конкуренции, которая провозглашает, что при определенных условиях неограниченное следование личным интересам ведет к наиболее эффективному распределению ресурсов. Я не хочу разрушать экономику; я думаю, что это очень элегантная теоретическая конструкция. Я ставлю под вопрос ее применимость к реальной жизни; и я не уверен, выдержит ли она испытание на финансовых рынках. Я полагаю, что деятельность Quantum Fund сама по себе доказывает ложность теории случайных блужданий.

БВ – Чем вы предлагаете ее заменить?

ДС – Я думаю, что социальные науки довольно жестоко поступили с субъектом своих исследований, пытаясь имитировать естественные науки. Сейчас настало время освободить социальные исследования от смирительной рубашки естественных наук, особенно в то время, как естественные науки сами переживают радикальные изменения. Аналитическую науку опередило в определенных областях изучение комплексных явлений.

Аналитические науки ограничиваются закрытыми системами; вот почему они могут предоставлять детерминированные результаты. Системы исследования изучают открытые, эволюционирующие системы; не ожидается, что они будут давать детерминистские прогнозы или объяснения. Все, к чему стремится эта область науки, – это построение моделей или имитация различных ситуаций, что стало возможным благодаря развитию компьютерной технологии, или предложение нечетких философских обобщений, не дающих возможности предсказывать события, как описанные модели Поппера.