БВ – Каким образом ваша концепция открытого и закрытого общества соотносится с вашей теорией смены подъемов и спадов?

ДС – Сложно изучать последовательности подъемов и спадов и иные формы изменения режимов изолированно, поскольку сами режимы не являются чем-то изолированным. Более того, взаимоотношения между различными режимами являются нестрогими. Они не расположены аккуратно и упорядочение, например малые режимы внутри более крупных. Они формируются, распадаются и перекрываются хаотическим образом. Вот почему такое большое внимание уделяется внешним событиям.

Открытые и закрытые общества в этом отношении являются довольно специфическими. Они являются всеобъемлющими; они простирают свое влияние на все аспекты существования. Они включают в себя все иные режимы. Это делает их особенно удобными для изучения изменений режима. Весьма необычной является возможность изучения подъема и краха закрытого общества, столь всеобъемлющего, какой была советская система.

Открытые и закрытые общества весьма специфичны еще в одном отношении. Они представляют собой некие идеалы, к которым люди могут стремиться. Я являюсь горячим приверженцем открытого общества как желаемой формы социальной организации, так же как и многие другие, особенно если им довелось жить в условиях закрытого общества.

Но открытое общество не является абсолютным идеалом. Нестабильность, недостаток ценностей – это не самые привлекательные его черты. Вот почему открытое общество является столь слабым идеалом. Перспектива, предлагаемая закрытыми обществами, намного увлекательнее. Но в закрытых обществах перспектива весьма далека от реальности; в открытых обществах перспектива близка к ней. Для того чтобы выбрать открытое общество, необходимо признавать расхождение между мышлением и реальностью.

БВ – Что больше всего приближает открытое общество к идеалу?

ДС – Открытое общество основано на признании того, что нашему пониманию присуще внутреннее несовершенство. Это, похоже, негативное качество, но оно может стать позитивным: то, что признается несовершенным, может быть исправлено. Признание неопределенности, связанной с осознанием ошибочности, открывает простор для неограниченного совершенствования.

Наука является лучшим тому примером. Наука – высочайшее достижение человеческого интеллекта, и она прочно основана на сознании того, что человек может ошибаться. Если бы научные теории провозглашали конечную истину, не было бы смысла их проверять и научный прогресс зашел бы в тупик.

Наука является в некотором роде особым случаем, поскольку в ее распоряжении имеется надежный критерий – факты. Иные сферы человеческой деятельности – философия, искусства, политика, экономика – с точки зрения критической оценки находятся в более сложном положении. Тем не менее можно утверждать, что стоит отказаться от невыполнимого требования совершенства и путь к прогрессу открыт. Если обратиться к фактам, вы увидите, что открытые общества обычно ассоциируются с прогрессом и процветанием.

Но открытые общества страдают от фатальной ошибки. Люди, живущие в открытых обществах, не считают концепцию открытого общества идеалом, за который стоит бороться. Можно понять, почему это происходит. Открытое общество предоставляет свободу выбора. Если в ней отказано, то за нее стоит бороться; но если она существует, ее как таковой не достаточно – остается необходимость сделать выбор. Невозможно быть просто демократом; нужно быть социал-демократом, либеральным демократом или христианским демократом и т.д. Вот почему демократы постоянно ведут между собой борьбу, в то время как те, кто защищает концепцию закрытого общества, могут оставаться дисциплинированными и объединенными.

БВ – Значит ли это, что открытые общества обречены на провал?

ДС – Совсем нет. Пока открытое общество является общепринятой ценностью, демократы могут продолжать бороться между собой и тем не менее оказывать сопротивление врагам открытого общества. Проблема заключается в том, что открытое общество является своим собственным злейшим врагом, поскольку открытое общество не является общепринятой ценностью. Этого Карл Поппер не отметил. Как я уже упомянул ранее, люди могут с готовностью умирать за короля и свою страну – хотя это желание также встречается все реже, – но они определенно не готовы умирать за идею открытого общества.

БВ – Почему кто-то должен умирать за открытое общество в чужой стране?

ДС – Хороший вопрос. Ответ заключается в том, что открытое общество является универсальной концепцией. Возможность совершить ошибку является общечеловеческим свойством. Оно относится ко всем нам. Декларация независимости провозгласила, что все люди рождаются равными. В той форме, в которой это сказано, это далеко не самоочевидно, но как декларация состояния Человечества это заявление является оправданным. С позиции нашей возможности ошибаться (и быть смертным) мы, безусловно, равны. Это может служить основой для универсальных ценностей.

БВ – Мне все еще не ясно, каким образом ваша вера в собственную подверженность ошибкам приводит вас к идее открытого общества как основанию универсальных ценностей?

ДС – Это не столь очевидно. Но я рад, что могу это продемонстрировать. Я, однако, не ожидаю, что остальные разделят мою точку зрения. Я должен признать, что мое положение в некотором смысле исключительное. Дело не в интеллекте; просто у очень немногих есть столько денег, сколько им нужно. Это отличает меня от остальных. Это похоже на то, что я был бы исключением из закона тяготения. Я могу наслаждаться полетом фантазии, а моя фантазия заключается в пропаганде идей открытого общества, но здесь я сталкиваюсь с тем, что могу совершать ошибки. Этого ограничения я не могу избежать.

Для построения открытого общества недостаточно лишь моей веры в него; эти убеждения должно разделять общество в целом. И здесь, к сожалению, меня обманули. Я встречал людей, живущих при коммунистическом режиме, которые страстно верили в идею открытого общества, хотя, возможно, и не называли ее так. Она не нуждалась в названии: мы разделяли одни и те же убеждения. Я мог усилить их позиции с помощью своих фондов. Я также понимал, исходя из своей теоретической конструкции, что открытые общества страдают от недостатка ценностей. В частности, я чувствовал, что Европе необходима воодушевляющая идея, поскольку одних лишь соглашений для ее объединения недостаточно, и я полагал, что Восточная Европа, с ее горячей приверженностью идее открытого общества, сможет предоставить такую воодушевляющую идею. Не смейтесь, я действительно верил в это.

Но события приняли иной оборот. Запад не смог воспользоваться случаем, и пламя революции погасло. Уже сегодня едва ли можно говорить о горячей приверженности идее открытого общества в бывших коммунистических странах. У меня есть сеть фондов, и они поддерживают огонь. Но я должен спросить себя: не следую ли я за невоплотимой мечтой? Те, кто работает в фондах, действительно целиком и полностью привержены идее открытого общества. В этом смысле я не одинок. Но я освободил их от ограничений, которые налагаются на других, предоставляя им средства из своих фондов. В этом смысле мы лелеем одну и ту же мечту Для превращения нашей мечты в реальность общество в целом должно придерживаться ценностей открытого общества. Но здесь я предвижу непреодолимую проблему Это не насущная проблема, поскольку идея открытого общества сейчас отступает. Предположим, что эти страны успешно совершат переход к открытому обществу. Они могли бы уподобиться открытым обществам на Западе, преследующим собственные интересы и не рассматривающим открытое общество в качестве идеала. Я уже вижу, как это происходит в Чешской республике.

Это заставило меня взглянуть на открытые общества Запада. Их нужно убедить в необходимости относиться к открытому обществу как к общему благу, как к общепринятой ценности, но я не знаю, как этого добиться. Обычно следует исходить из собственных убеждений. Я читал где-то у Аристотеля, что люди создают богов по своему образу и подобию. Но в моем случае это было бы ошибкой. Я должен смотреть на себя как на исключение. И помнить о том, что зарабатывал деньги практически в одиночку, прежде чем с таким воодушевлением посвятил себя идее открытого общества. Я не могу использовать себя в качестве примера. В этом случае я должен найти иной способ действий. Сейчас я-в тупике. Я осознаю, что иду против основной тенденции. Как инвестор я склонен скорее отступить. Но на карту поставлено слишком многое. Я ясно вижу, что доминирующая тенденция угрожает выживанию нашей цивилизации. Даже проигрывая битву, стоит сражаться.