Когда такие головастики были впервые обнаружены, в ученом мире начался переполох! Трудно было представить, что «дети-гиганты» превращаются во «взрослых-лилипутов». Ученые даже готовы были предположить, что не головастики становятся лягушками, а маленькие лягушки, вырастая, превращаются в гигантов-головастиков. Это переворачивало все представления о происхождении амфибий. Было высказано мнение, что не амфибии произошли от рыб, а рыбы — от амфибий (лягушки превращаются в головастиков, а головастики — в рыб). Но в конце прошлого века все прояснилось. Американский натуралист Самуэль Гарман проследил превращение головастиков и установил, что перед началом метаморфоза они уменьшаются в несколько раз, затем превращаются в маленьких лягушечек, а те снова начинают расти, превращаясь в лягушек «нормального роста».
Это явление в науке получило название «личиночный гигантизм», и свойствен он, как теперь известно, многим амфибиям, правда, не в такой степени.
В Южной Америке живут крошечные — сантиметра в два — жабы-болотницы.
И все-таки самая знаменитая жаба Америки — ага. Считается, что она была открыта в 1758 году, но не ученые обратили на нее внимание, а первые поселенцы. И привлекла их эта жаба не столько размерами, сколько способностью ловить мышей. Фермеры Южного Техаса, очень страдавшие от грызунов, скоро заметили, что эти гиганты жабьего мира (величина их достигает 25 сантиметров) легко справляются с мышами, и «пригласили» их на помощь. Гиганты оказались прекрасными «домашними животными» — уживались с кошками и собаками и не уходили со двора. Правда, время от времени могучий инстинкт неудержимо звал их в воду, и тогда жабы расставались со своими хозяевами. Но те находили новых, благо ага — жаба не редкая. Хотя молодые жабочки очень слабенькие и беспомощные (новорожденная — чуть больше сантиметра) и многие гибнут именно в ранней «молодости», процент выживающих жаб довольно большой. Очевидно, от врагов агу спасает яд, который, к счастью, мешает любителям «лягушачьих лапок» употреблять эту жабу в пищу. Иначе она давно была бы истреблена, а поля и огороды лишились бы прекрасного защитника. Недаром жаб не только расселяют по стране, но и вывозят далеко за пределы Американского континента. Тысячи жаб были завезены на Гавайские острова, в Пуэрто-Рико и в другие места. И прекрасно себя там зарекомендовали.
Австралийцы тоже захотели иметь у себя таких помощников. В 1934 году около сотни жаб было доставлено в Австралию и выпущено в штате Квинсленд. Поначалу жабы повели себя прекрасно — как и на Гавайских островах, они быстро уничтожили вредящих рисовым посевам жуков, но затем остались без «работы». Конечно, насекомых в Австралии достаточно, но люди не учли энергии размножения жаб — ведь каждая может за год отложить до 10 тысяч икринок. На родине жабы не размножаются в угрожающих количествах — там у них немало естественных врагов. В Австралии же таких врагов нет, сдерживать размножение некому. И если не все десять тысяч «сыновей» и «дочерей» каждой жабы остаются жить, то, во всяком случае, выживает большой процент. Поэтому нет ничего удивительного в том, что через сорок пять лет после появления первых жаб в Австралии миллионы потомков этих гигантских земноводных — потомков той сотни, что была завезена в Австралию, — прыгают где им вздумается, собираются на улицах городов под фонарями, затрудняют движение транспорта и пешеходов.
Пока в основном жабы живут в штате Квинсленд — в другие штаты они еще не переселились — не смогли самостоятельно преодолеть засушливые зоны на границах штата. Но ведь есть люди, которые, сами того не желая, могут помочь жабам перебраться на другие места. Могут быть и «несчастные случаи». Сравнительно недавно во время перевозки из штата Квинсленд в город Дарвин сбежало восемнадцать жаб. Немедленно было принято правительственное постановление, объявляющее этих жаб «вне закона», за их поимку объявили награду. Жаб поймали. Но вскоре выяснилось, что в окрестностях города появилось еще несколько жаб, тоже сбежавших при перевозке. Их тоже поймали. Где же гарантия, что не сбежало еще несколько? Пусть даже одна из них отложит икринки в канаву или пруд. Через несколько лет это даст очень ощутимые результаты. Понимая это, власти Дарвина приняли решение постоянно контролировать все места, где могла бы обосноваться хоть одна жаба ага, по радио постоянно передаются записанные на пленку голоса самцов, которые могут выманить из укрытия самок, если таковые все-таки окажутся в районе города Дарвина, а в самом городе развешаны большие плакаты с изображением жаб и надписью: «Она разыскивается — живая или мертвая».
Если жабы начнут расселяться еще активнее, это будет очень тревожно. Их, конечно, начнут уничтожать; возможно, в горячке уничтожат всех. А ведь сама-?? жаба не виновата. Виноваты люди. Но так уж повелось — от безответственности людей страдают животные.
Оригинальные жабы и жабьи знаменитости есть и в Африке. Там вообще много жаб, и среди них лазающая ночная, живущая в Камеруне. У нее большие, хорошо заметные диски на пальцах, они позволяют ей ползать не только по листьям, но и уверенно передвигаться по совершенно гладкой поверхности, даже по стеклу. Ну, а если надо, она и прыгнет, да так, что ей и прыгуны-лягушки позавидуют.
И все-таки самые знаменитые жабы Африки (а может быть, и мира) — это живородящие жабы.
Об их открытии мы уже говорили. Можно добавить, что пока других живородящих бесхвостых амфибий открыть не удалось. Это — единственные, известные сейчас науке.
Семейство Квакши. Возможно, название это многочисленное (около 500 видов) семейство получило за «голосистость»: его представители квакают, крякают, кричат, поют, свистят и «лают», даже «рычат» и пищат. И многие, кто бывал на юге нашей страны, могли (или еще смогут) убедиться в этом. С темноты и до зари, на протяжении всего теплого времени года, раздается их громкое, похожее на утиное кряканье, «пение». В сентябре — октябре квакши перестают петь, забираются в укромные места — в щели, в дупла, под опавшие листья или на дно водоемов — и проводят там суровое время года. А в апреле, будто устав от молчания, грянет многоголосый хор самцов. Весной они поют у водоемов, где вскоре самки отложат яички и где дней через десять появятся головастики. Расти головастики будут долго, и лишь осенью, а то и на следующий год превратятся во взрослых лягушек. Но зато и вырастет за это время головастик порядком — станет чуть ли не в полтора раза больше родителей. Потом, правда, как это обычно бывает у бесхвостых земноводных, «придет в норму» — уменьшится сантиметров до четырех, то есть до размеров своих родителей.
Головастики растут и живут самостоятельно — родители в это время далеко от водоемов, — распевают, сидя на деревьях, свои «утиные» песни. Услышать такую песню легко, а вот отыскать певца почти невозможно. Во-первых, он маленький, во-вторых, поет ночью, в-третьих, среди листвы его разглядеть очень трудно, особенно если учесть, что певец этот — зеленый. Правда, не всегда. Квакши вообще-то бывают самых разных цветов: и желтые, и белые, и черные, и пятнистые. Квакши обладают удивительной способностью менять свою окраску, приспосабливаться к фону, на котором сидят. На зеленом листе они зеленые, а на бурой коре дерева — бурые. Оказывается, кожа этих лягушечек состоит из нескольких слоев, и в каждом слое клетки определенного цвета. Клетки эти имеют свойство сжиматься и растягиваться, а красящее вещество — пигмент — уменьшаться до невидимой точки или занимать всю клетку. Глаза квакши, сидящей на зеленом фоне, посылают в мозг определенные сигналы, мозг дает «команду» клеткам, и слой зеленых клеток растягивается — квакша становится зеленой. Перебралась она, скажем, на бурый фон — поступил новый сигнал и новая команда: зеленым клеткам сжаться до предела. Они сжимаются, и становятся видны клетки, в которых содержится бурый пигмент. И так далее. Квакша может менять окраску и в зависимости от того, на какой поверхности она сидит — на гладкой или шершавой. Тем не менее «и в совершенно одинаковых природных условиях можно одновременно встретить квакш совершенно различной окраски», пишет советский ученый М. Н. Денисов.
