Пол заметил, как дернулся пакет в ее руке.

— Что случилось?

Джулия чуть заметно улыбнулась.

— Он… или она… кто-то толкнул меня.

Глаза Пола уперлись в выпуклость, прикрытую пакетом с помидорами. Джулия убрала пакет и натянула рубашку на животе.

— Смотри.

Он зачарованно смотрел на живот, который, казалось, готов был лопнуть.

— Потрясающе, да?

Во рту у Пола пересохло. Он открыл его, чтобы сказать что-нибудь, но не нашел слов. Потрясающе? Да. Его внезапно пронзила боль от нахлынувших воспоминаний. Воспоминаний о дне, когда Шейла впервые ощутила шевеление их ребенка.

Она схватила его руку и прижала к своему животу.

— Чувствуешь? Ты чувствуешь это, Пол? Глаза жены светились нетерпеливым желанием разделить чудо с ним.

Он стоял и ждал. Но толчки были слишком слабыми. Ребенок был совсем еще крошечный. Его движения вряд ли можно было почувствовать, не говоря уж о том, чтобы увидеть. Наконец он покачал головой, и Шейла в утешение поцеловала его.

— Скоро, — пообещала она. — Скоро ты почувствуешь.

Но этого так и не случилось. Через неделю Шейла погибла…

Пол наконец обрел дар речи. Отвернувшись от Джулии, он хрипло пробормотал:

— Я должен идти.

Воспоминания всегда были рядом, готовые всплыть в любой момент и разрушить то неповторимое, что возникало между нею и Полом.

Джулии захотелось выбросить его паршивые помидоры. Изо всех сил стукнуть кулаком по двери. Или ударить Пола. Но она не могла. Не могла злиться на него. Она знала, как ему больно.

Ей слишком хорошо запомнился тот вечер, когда он рассказал о Шейле и ребенке. И страдание, звучавшее в его низком, хриплом голосе, с трудом сдерживаемые слезы.

Как можно сердиться на человека, который столько перенес, столь многое потерял? Нет, нельзя.

И все же ее не покидало ощущение, что это нечестно. Ведь не она же виновата в том, что Пол потерял женщину, которую любил, и ребенка, которого она носила!

Однако в том, что он снова будет отцом, есть и моя вина, напомнила себе Джулия.

— Но и его тоже, — бормотала она, неся помидоры в кухню.

Однако ее вина была большей. Если бы она не спустилась к нему той ночью, если бы не раскрыла ему объятий, если бы не любила его…

Кто-то из детей снова толкнул ее. И Джулия поняла, что все эти «если» больше ничего не значат. Слишком поздно строить предположения.

Джулия легонько похлопала себя по животу.

— Вы здесь, и я рада, что вы здесь, — с чувством сказала она своим еще не родившимся детям. — И если мне понадобится напоминание об этом, не стесняйтесь и смело пинайте меня.

На следующий день Пол позвонил редактору и спросил:

— Есть что-нибудь для меня?

И его сразу же направили в Иран. К шести Пол уже собрался, а к полуночи находился в пути. Он даже никому не сказал, что уезжает.

Только на третий день своего пребывания в Тегеране он наконец позвонил Говарду и сказал, где находится.

— Где? В Иране? А зачем ты мне сообщаешь это? — Говард говорил торопливо, с нетерпением и, казалось, совсем не интересовался местопребыванием своего брата. Пол услышал, как, прикрыв телефонную трубку, Говард рявкнул кому-то — очевидно, секретарю: — Скажите ему сейчас же. Нет, и только нет! — Затем снова обратился к Полу: — Так зачем ты мне это сообщаешь?

Действительно, зачем? Пол никогда этого раньше не делал.

— Я… э-э-э.. просто подумал, что ты должен знать. Вдруг что-нибудь случится, — сказал Пол. — С отцом.

— Например, я его убью?

— Уф. Что, так плохо? Чем он занят теперь?

— Дышит мне в затылок. Девушки одна за другой проходят через мой кабинет, не давая работать. Наверное, придется положить этому конец и найти кого-нибудь самому.

— И жениться?

— Может быть, — сказал Говард, приведя брата в глубокое изумление. — Если найду родственную душу. У тебя никого нет на примете?

— Нет.

— Не может быть. Ты же известный повеса. У тебя по девушке в каждом порту.

— Они не годятся тебе в жены.

— А как насчет твоей соседки?

— Кого ты имеешь в виду? Джулию?

— Да, Джулию. Она именно то, что нужно. Старик моментально от меня отстанет. Я был бы не прочь жениться на Джулии.

— Нет!

Эмоциональность восклицания породила глубокое молчание на другом конце провода, в многих сотнях миль от Пола.

— О! — только и сказал Говард, которому ответ брата поведал о многом. — Вот оно как!

— Нет, вовсе не так! — с жаром возразил Пол. — Просто…

Но он так и не смог сказать, что Джулия беременна. Говард наверняка моментально пришел бы к верному заключению. Кроме того, не удержался бы и рассказал об этом отцу, чтобы перенести огонь его орудий с себя на брата.

— Просто Джулия заслуживает лучшего. Ей ни к чему брак без любви.

— И здесь нет никакого личного интереса?

— Я однолюб.

Последовала длинная пауза. Затем Говард сказал:

— Шейлы уже давно нет. Вряд ли она захотела бы…

— У меня нет никакого личного интереса, — резко проговорил Пол. — И оставим эту тему, ладно?

— Да я просто так сказал, — успокоил его Говард. — Не надо откручивать мне за это голову.

— Тогда не дави на меня. И забудь о Джулии. Говард не давил. Он упомянул еще пару женщин, которые могли бы его спасти.

— Кто угодно, лишь бы старик отвязался. Я не знаю, где он берет всех этих девиц.

— Наверное, у него запас в морозильнике, — предположил Пол.

Он уже жалел, что позвонил. Где-то в глубине сознания тихий голосок нашептывал, что, наверное, ему самому следовало бы предложить Говарду поближе познакомиться с Джулией.

Может, они сумели бы поладить. Может, она вышла бы замуж за Говарда и воспитала бы детей «в семье». При этой мысли все сжималось внутри у Пола. Он не хотел, чтобы его брат даже приближался к Джулии.

И он не переставал спрашивать себя, чем вызвано это нежелание.

Он уехал. На следующий же вечер. Только вчера был здесь, а сегодня — нет.

Поначалу Джулия думала, что Пол залег на дно, изо всех сил стараясь избегать ее, и преуспел в этом. Потом она заметила, что расположение штор на окнах остается неизменным, свет по вечерам не горит нигде, а главное — никто не поливает помидоры.

Он уехал. Ну и черт с ним, подумала Джулия и с головой погрузилась в работу. Она скомпоновала подборку фотографий особняка Тони Колтропа и сказала Марку, что готова взяться за любую другую работу. Марк позвонил через два дня и предложил сделать фотоочерк о Джеймсе Райдере — архитекторе и дизайнере, известном своим новаторским подходом к формообразованию.