Джулия на четыре дня отправилась в Корнуолл, где жил Джеймс. Он пригласил ее в Плимут посмотреть на проект, над которым сейчас работает, затем она провела с ним два дня в Эксетере, снимая уже построенные им здания.

Он упомянул несколько других мест, где работал, — Фалмут, Кингсбридж, Пул. Джулия посетила их все. Все, что угодно, лишь бы не думать о Поле.

Вернувшись домой, она попыталась сосредоточиться на работе. С этим было труднее. И не только из-за Пола. Джулия никак не могла найти удобное положение в фотолаборатории, за столом. Живот вырос и мешал ей. Дети стали невероятно активны. Они пинали ее и толкались, едва она принималась за дело. Поэтому она подолгу гуляла.

Иногда к ней присоединялся Сесил. Они говорили о его девушке, о ее фотографиях, о детях. Но никогда о Поле. Джулия не позволяла себе даже думать о нем. Она убеждала себя, что, если мысли будут заняты другим, Полу не найдется в них места.

Беда заключалась в том, что она не могла сутки напролет работать и гулять. Рано или поздно нужно было отправляться в постель и пытаться заснуть. Но сон никак не шел к ней. Особую активность дети почему-то проявляли с часу ночи до пяти утра. Они толкались и переворачивались так, словно между ними шла непрестанная борьба. Впрочем, даже если бы они этого не делали, ей все равно приходилось бы часто вскакивать.

— Знаешь, обычно говорят: она ест за двоих, — поделилась Джулия с сестрой, которая заскочила к ней как-то днем и поинтересовалась, почему у нее тени под глазами и усталый вид. — А я бегаю в туалет за троих. И у каждого из нас это желание возникает в разное время.

— Ты выглядишь изможденной, — откровенно сказала ей Элис. — Похожа на привидение.

— Большое спасибо.

— У тебя всегда был такой цветущий вид. А теперь ты хрупкая и бледная.

— Хрупкая? Как я могу быть хрупкой, когда ощущаю себя выброшенным на берег китом?

— Одно другому не мешает. Жаль, что Пол не может поносить их хоть немного.

Джулия ничего не ответила. Она понимала, что упоминание о Поле — это пробный камешек, заброшенный в попытке выяснить, как у них обстоят дела. Джулия надеялась, что если промолчит, то прямого вопроса не последует.

Ей нужно было лучше знать сестру.

— Есть какие-нибудь вести от отца твоих детей? — спросила Элис, не добившись желаемого более деликатным способом.

— Он работает.

— Ах как это мило! А он звонит тебе? Он знает, что ты едва волочишь ноги и ужасно выглядишь?

— Я не собираюсь говорить ему об этом!

— Значит, не звонил, — заключила Элис и пристально посмотрела на сестру. — Может, тебе следует взять отпуск?

— Нет.

— Почему? Тебе необходим отдых.

— Мне необходимо зарабатывать на хлеб насущный. Я могу рассчитывать только на себя.

— Пол…

— Пол мне не поможет! Точнее, я не позволю ему это. Кроме того, я люблю мою работу. И люди ждут моих фотографий. Марк только вчера говорил мне об этом.

— Когда возвращается Пол? Джулия пожала плечами.

— Меня это не интересует. Он не имеет ко мне никакого отношения.

— Вы, как бараны, ошиблись лбами, — заявила Элис. — Не знаю, кто из вас глупее: он — из-за того, что не желает иметь к тебе никакого отношения, или ты — из-за того, что позволяешь ему устраниться. Дети…

— У детей все прекрасно. Перестань поднимать суматоху. Честное слово, ты прямо как мама.

Подобное сравнение в любой другой ситуации моментально заставило бы Элис замолчать. Но сейчас она сказала:

— Мама тоже беспокоится? Что ж, хотя бы раз в жизни она совершенно права.

За работой Полу некогда было думать о постороннем. Когда случался перерыв, он обычно бывал таким усталым, что сил хватало только на то, чтобы выпить пива с коллегами, перед тем как забраться в постель. Именно к этому он и стремился. И все было бы прекрасно, если бы не сны.

Каждую ночь он видел сны. Сны о Шейле. Калейдоскоп эпизодов из их совместной жизни — счастливые моменты детства, помолвка, свадьба… Тысячи воспоминаний обрушивались на него, стоило только закрыть глаза и задремать.

И все они заставляли его томиться от несбыточных желаний. Он просыпался в тоске и отчаянии, пытаясь ухватиться за что-то, ускользавшее от него все дальше и дальше.

Это было плохо. Однако еще хуже были сны о Джулии. В них он видел ее смеющейся и улыбающейся, веселой и нежной. Ее глаза смотрели на него, ее руки прикасались к нему. И в своих снах он отвечал ей. Его сердце тосковало по ней. Его руки тянулись к ней.

А потом он опять видел Шейлу. Уплывающую за пределы досягаемости.

И тогда он просыпался. В одиночестве.

Джулия устала. Не просто устала, а была обессилена. На этой неделе они с Элис покрасили комнату, которая должна была стать детской. Купили две кроватки и пеленальный столик. Джулия сама сшила занавески и сама повесила их, что было вопреки всем предписаниям врачей. Но ее усталость была вызвана скорее не физическими нагрузками и недостатком сна, а тревогой. Именно тревога выматывала ее, сводила с ума. Джулия боялась, что, несмотря на всю свою браваду, не справится с предстоящим в одиночку.

Как она собирается работать, когда дети родятся? Сейчас их хотя бы не нужно пеленать и кормить каждые три часа. Они пинали ее изнутри, но, по крайней мере, молчали. А родившись, начнут плакать, требовать еды, чистых пеленок. Ей придется беспрестанно стирать, ходить в магазин, готовить еду, убирать квартиру, а не только зарабатывать деньги.

Как она будет повсюду ездить с детьми? Чем будет держать фотоаппарат?

При одной мысли об этом Джулия обмирала от ужаса. Конечно, Пол обещал обеспечить детей и она была благодарна ему за это, что бы ни говорила сестре. Но не могла позволить сбдержать и ее. Придется справляться самой. Но как?

Единственное, что она смогла придумать, — это работать на износ сейчас, чтобы можно было позволить себе передышку, когда родятся дети.

Марк был в восторге.

— Чем больше, тем лучше, — говорил он. — Я придержу фотографии и буду постепенно выдавать их в течение полугода. Займись заготовками.

Джулия занялась. Она снимала и снимала. Дети двигались, ворочались, пинались.

— Такое ощущение, что у меня внутри футболисты, — сказала Джулия Сесилу, когда тот зашел спросить, не хочет ли она пообедать с ним.