Беллами щурился в темноту, пытаясь вычислить, сколько времени они провели на Земле. Если его расчеты верны, комета должна появиться сегодня. На Фениксе по этому поводу наверняка устроили грандиозную вечеринку, а уолденцы и аркадийцы, скорее всего, просто высыпали в коридоры и веселятся, как могут. Беллами сел и внимательно посмотрел в небо. С поляны оно просматривалось плохо, большую его часть заслоняли ветви деревьев, но с пригорка обзор наверняка гораздо лучше.

Октавия мирно спала рядышком, ее блестящие волосы веером рассыпались по одеялу, а красная ленточка была привязана к запястью.

– Я скоро вернусь,– прошептал Беллами и трусцой побежал с поляны.

Густые кроны деревьев почти не пропускали звездного света, но Беллами во время своих охотничьих экспедиций хорошо изучил эту часть леса. Он заранее знал, где его ждет уклон, где – поворот, а где поперек пути лежит бревно. Добравшись, наконец, до косогора, он помедлил, чтобы перевести дух. Прохладный ночной воздух остудил его голову, а боль в икрах от пробежки помогла отвлечься от дурных мыслей.

Усыпанное звездами небо выглядело так же, как и в любую другую ночь, которую он провел на Земле, но кое-что было иначе. Мерцающие звезды светили как-то насыщеннее, будто в ожидании чего-то грандиозного. А потом – внезапно – началось. На небо ворвалась комета. Золотая полоса на сияющем серебре озарила все вокруг, даже землю.

Его кожа тоже слабо отсвечивала, словно небесные искры просочились в его тело, заряжая каждую клеточку даже не энергией – надеждой. Завтра они с Октавией покинут эти места. Завтра, уже завтра они навсегда освободятся от Колонии, и никто никогда больше не посмеет указывать, как им жить и что делать.

Он закрыл глаза и попытался представить, каково это – быть свободным от всех и от всего, даже от собственного прошлого. И даже, возможно, от воспоминаний, которые преследовали его всю жизнь.

Беллами мчался по коридору, не обращая внимания на ворчание соседей и пустые угрозы охранников, которые, как он знал по опыту, слишком ленивы, чтобы гнаться за девятилетним пацаном только для того, чтобы сделать ему внушение. Но чем ближе он подбирался к своей квартире, тем гаже становилось у него на душе. С той кошмарной ночи, когда мама пыталась сделать с Октавией что-то ужасное, он каждый раз нервничал, возвращаясь домой.

Он отпер дверь и влетел в квартиру.

– Мама! – крикнул он и тщательно закрыл за собой дверь, прежде чем что-то добавить.– Октавия! – Беллами подождал, но лишь тишина была ему ответом.– Мам! – снова позвал он, проходя в большую комнату. Его глаза округлились, когда он увидел опрокинутую мебель. Наверное, на маму опять нашло одно из ее дурных настроений. Он метнулся к кухне, его внутренности скрутил такой спазм, словно они пытались выбраться наружу через пупок.

Послышался стон. Беллами распахнул дверь на кухню и увидел маму в луже липкой крови на полу. Рядом лежал нож.

Задохнувшись, он рванулся к матери и слегка потряс ее за плечо.

– Мама! – кричал он.– Очнись! Мама!

Но мать лишь снова издала слабый стон, да слегка затрепетали ее веки. Беллами вскочил на ноги и ахнул, когда понял, что его штанины пропитались кровью. Нужно было найти кого-то. Кого-нибудь, кто сможет помочь.

Беллами кинулся в большую комнату. Он собирался бежать за охранниками, когда какой-то звук заставил его замереть, а взгляд упал на слегка приоткрытый стенной шкаф. Между дверцей и стеной Беллами заметил какую-то тень. Он сделал несколько шагов вперед, и из-за дверцы выглянуло крошечное заплаканное личико.

– С тобой все нормально? – шепнул он сестренке, протягивая ей руку.– Иди ко мне.

Но она, дрожа, отпрянула в темноту. Беллами смотрел на маленькую девочку, которая панически боялась выйти на свет, и его страх за мать отошел на второй план.

– Давай, Октавия,– ласково сказал он, и маленькая головенка медленно и неуверенно опять высунулась наружу.

Наконец девочка неуклюже выбралась из шкафа и испуганными глазами осмотрела комнату.

– Вот,– сказал Беллами, подбирая с пола шкафа красную ленточку, которую он когда-то принес сестре, и подвязывая ее кудри подобием банта,– ты прекрасно выглядишь.

Взяв ее за руку, Беллами почувствовал, как заходится его сердце от ощущения маленьких пальчиков, обхвативших его ладонь. Он отвел сестру в материнскую спальню, уложил на кровать и свернулся калачиком рядом, молясь, чтобы сюда не долетело никаких звуков из кухни.

Они вместе лежали в постели и тихонько выжидали. В какой-то момент мама перестала стонать, и в квартире воцарилась тишина.

– Все нормально, О,– сказал Беллами, крепко прижимая сестренку к груди,– все нормально. Тебе больше не придется прятаться.

Наконец след кометы поглотила чернота, и Беллами поспешил вниз по склону, стараясь успеть до того момента, когда Октавия проснется и поймет, что его нет рядом. Но с излучины, откуда обычно открывался вид на скопление палаток, сейчас было видно лишь пламя.

Лагерь горел.

Беллами остановился, задохнувшись, когда его легкие хватанули задымленный воздух. Вначале он видел только огонь и тени, но потом взгляд стал различать очертания фигур. Они метались по поляне, выскакивали из палаток, мчались в сторону леса…

Терзаемый единственной мыслью, он бросился к одеялам, где, уходя, оставил спящую сестру. Его охватил леденящий ужас, когда глаза сказали ему то, что он уже и так знал: Октавии тут нет.

Озираясь по сторонам, он выкрикивал имя сестры, молясь, чтобы она отозвалась ему с дальнего, безопасного края поляны.

– Октавия! – кричал Беллами, вертя головой и щурясь, чтобы хоть что-то разглядеть в дыму.

«Прекрати паниковать!» – твердил он себе, но это не помогало. Тьму разрывали языки пламени, а Октавии нигде не было видно.

Беллами прервал созерцание небес только для того, чтобы оказаться в глубинах ада.

Какое-то время – может, несколько минут, а может, часов, Кларк точно не знала,– она слышала только стук их сердец да шелест смешавшегося дыхания. А потом с поляны донесся вопль, и они шарахнулись в разные стороны и вскочили на ноги. Кларк схватила Уэллса за руку, потому что реальность снова грозила обернуться кошмаром, и они вместе бросились обратно на поляну. Снова раздались крики, но ужаснее всего были треск и гул, от которых каждый нерв ее тела натянулся до предела.

Пламя вырывалось из палаток, некоторые из которых уже обрушились и превратились в тлеющие бесформенные кучи, чем-то напоминающие трупы на поле боя какой-то древней войны. Темные фигуры пытались укрыться в безопасном лесу, а за ними устремлялись языки прожорливого пламени.

«Талия!» – ужаснувшись, подумала Кларк и устремилась к лазарету, понимая, что самой ей не справиться.

– Нет! – крикнул Уэллс, перекрывая голосом шум пожара.– Кларк, это опасно!

Но она словно не услышала этих слов и неслась прямиком к палатке, вдыхая дым и моргая, чтоб хоть что-то разглядеть в этом чаду.

Руки Уэллса, будто стальная лента, обвили талию Кларк и потащили под деревья, в убежище.

– Пусти меня! – вскрикнула Кларк, отбиваясь изо всех сил.

Но Уэллс держал крепко, и девушка могла лишь беспомощно наблюдать, как всего в сотне метров от нее огонь пожирает палатку с ее подругой. Передняя сторона палатки была охвачена пламенем, пластиковая крыша плавилась, а из зазоров между клапанами валил дым.

– Уйди,– Кларк рыдала и извивалась, безуспешно пытаясь освободиться.

Уэллс лишь крепче прижал ее к себе и потащил назад.

– Нет,– кричала Кларк, надрывая звуком горло и беспомощно колотя Уэллса кулаками,– нужно ее вытащить! – Она изо всех сил упиралась пятками, но Уэллс был сильнее, и Кларк ничего не могла поделать.– Талия!

– Кларк, мне так жаль,– шептал ей на ухо Уэллс. Кажется, он плакал, но ей не было до этого дела.– Ты погибнешь, если пойдешь туда. Я не могу тебя отпустить.