462. «Пилотку сняв, глядит, как стынет…»
Пилотку сняв, глядит, как стынет
Горушка пепла и земли.
Село в железной паутине,
А в синем небе журавли.
А в сердце?
Разве в сердце глянешь,
Как в ключ прозрачный у села?
Молчат, потупившись, селяне;
Где хата некогда была,
Теперь лишь едкий дым под небом
Ползет, грызет стволы ракит…
А сердце?
Полно лютым гневом!
А в синем небе?
Ястребки.
463. КРАСНАЯ ЗВЕЗДА
Искривленные рельсы,
Шпал огарки.
Докуренные желтые цигарки.
Клочки бумаги, по путям гонимой,—
Солдатские послания к любимой.
Бутылки
И консервные жестянки.
Рассвет на разбомбленном полустанке.
Бесчисленных гудков напев унылый
И беженцев забытые могилы.
В окопе сидя, я под свист метели
Мечтал, бывало, о заветной цели, —
Как принесу покой в походном ранце
Десяткам
Страдающих в неволе станций,
Живой звезде,
Мерцающей в кринице,
Изведавшей изгнанье молодице,
Медовым липам и вишневым селам,
Над Свислочью березам невеселым.
Я в Минск пришел
И преклонил колени
Перед столицей в пору избавленья.
Прославьте же звезду освобожденья!
Пройти дано ее лучам багряным
По изнывающим в неволе странам.
Она — примета
Близкого рассвета.
464. В ПОТОПТАННОМ ЖИТЕ
Уже не доехать
Бойцу молодому
До края родного,
До отчего дому.
Лежит он раскинувшись,
Руки разбросив,
Над ним обгорелые никнут
Колосья.
Лежит он, как витязь,
В потоптанном жите,
Родную увидите —
Не говорите.
МИХАИЛ ТРОИЦКИЙ
Михаил Васильевич Троицкий родился в 1904 году в Петербурге, в семье чиновника. Окончив среднюю школу, учился на архитектурном отделении художественно-промышленного техникума. Однако после смерти отца средств к существованию не было, и Михаил, бросив учебу, обратился на биржу труда. Работал чернорабочим на ремонте ленинградских мостов и набережных, кочегаром, затем помощником машиниста на заводе «Большевик».
Писать и печататься Троицкий начал с 1926 года. За десятилетие с 1931 по 1940 год вышло пять книг Михаила Троицкого: «Двадцать четыре часа», «Поэма о машинисте», «Три поэмы», «Сказка про глупого медведя» и «Стихи».
В июле 1941 года Троицкого призвали в армию и направили на командирские курсы. Вскоре он отбыл на фронт. 22 декабря 1941 года командир минометного взвода Михаил Троицкий, сражаясь за Ленинград, погиб в районе Невской Дубровки.
465. «Таврический сад совершенно внезапен…»
Таврический сад совершенно внезапен —
Как будто деревья по улицам шли,
Нигде не оставив следов и царапин,
Нигде на камнях не просыпав земли.
Как будто сегодня неслышной походкой
Пришли, а надолго ль останутся тут?..
Спокойно стоят за железной решеткой,
Стоят добровольно и завтра уйдут.
466. КАЛГАН
А. Гитовичу
…Калган — растение простое.
О нем поэты не поют,
Его, на перекрестках стоя,
Букетами не продают.
И не ведутся обсужденья,
Что-де — лекарство или яд?
Своим знакомым в день рожденья
Его в горшочках не дарят.
Забыт, а нам какое дело —
Хвалу калгану вознесу.
Я этот корень почернелый
Ножом выкапывал в лесу.
В местах, исхоженных заране,
В траве колючей и густой,
У пней корявых на поляне
Мелькает крестик золотой.
И вьется стебель невысокий,
Чуть перехваченный листом,
Уходит вглубь. И что за соки
Таятся в корешке простом!
И мы его простым приемлем,
Как говорили в старину,
И приобщаем нашу землю
Простому нашему вину.
Пускай он дух лесной и жадный
В душе, как птицу, поселит,
Похмельем легким и отрадным
Сердца людей развеселит.
Слепым он возвращает зренье,
Глухим он музыкой звучит,
И всех скорей к закуске клонит,
Земли плоды, листы, коренья
И осладит и огорчит,
К желудку сок волнами гонит, —
И тут, в моем стихотвореньи,
Приятным зовом прозвучит.
467. ИСПАНИЯ
И вдруг по залу глуховато
Толпы дыханье пронеслось.
Оно с жужжаньем аппарата
В один и трудный вздох сошлось.
Так от колесиков зубчатых
Большая повернется ось,
Так струны: запоет одна —
Другая задрожит струна.
Так свет изображенье строит —
Далекий раскаленный день
Прошел, но долго целлулоид
Хранит живые свет и тень.
Ряды бойцов и небо юга,
Вот кто-то смотрит к нам сюда.
Я, может быть, такого друга
Не встречу больше никогда.
Винтовку взял шутя и взвесил.
Пусть поглядел он наугад,
Но взгляд его упрям и весел!
Мы здесь, товарищ! Все глядят.
Мы сжали пальцы, ручки кресел
У нас в руках, а не приклад.
Так мысль идет мгновенным чудом
На всех народов языки,
И смотрят женщины оттуда,
К плечам поднявши кулаки.
Там день, здесь вечер темный, ранний,
Там свет, но между нами нет
Ни дней пути, ни расстояний,
И все мы поняли привет.
Бойцы нам свой пароль сказали.
И дети закивали нам.
Они глядят как будто в зале,
А мы глядим как будто там.
Свои вершины приближая,
Идут вдали покатые холмы.
Твои дороги, родина чужая,
Как сказки детства, узнавали мы.
«Испания!» — мы повторяем глухо,
Мы узнаем, как имя произнесть,
Чтоб оглянулась шедшая старуха,
Чтобы друзья услышали: мы здесь!
Мы здесь глядим, мы знаем всё кругом.
Как мы глядим! В экран ворваться можем,
Как будто кинемся к прохожим,
Детей их на руки возьмем,
Я узнаю дороги жесткий камень
И матерей усталые глаза.
Покачивая серыми вьюками,
Проходит мул — и трудно дышит зал.
Как мы глядим! Мы здесь. Мы узнаем
Обломки баррикад, пустые окна зданий.
Они живут в дыхании моем
И в горькой тишине воспоминаний.
Мы узнаем. Мы знаем всё вокруг:
Шипенье пуль и крик гортанный.
О, если бы перешагнул я вдруг
На серую траву экрана!
Не подвиги, не воинская слава!
И клятвы ни одной не произнесть!
К чужой земле, к чужим горячим травам
Прижаться грудью! Родина, ты здесь!
О, если бы… Но это только чудо!
О, если бы… Но это полотно!
Комок земли хотя бы взять оттуда,
Уж если мне там быть не суждено!
