— Это будет непоправимое несчастье! Нам следует избегать столкновения с ним, чтобы не потерять в будущем возможности сближения. Позвольте мне обдумать хорошенько наше положение, и завтра с восходом солнца приходите сюда. Вы ничего не имеете более достойного передать?

— Одно слово.

— Именно.

— Меня уверяли, что кроу устроили засаду на расстоянии выстрела от стана купцов и намереваются сегодня ночью их атаковать. Какое будет ваше распоряжение?

— Сохранить нейтралитет. Эти торгаши не внушают мне доверия; в их поступках есть что-то такое подозрительное, дающее мне повод принимать их за волков в овечьей шкуре; пусть они сами справляются с чертями индейцами; у нас и без них довольно заботы, и глупо соваться не в свое дело.

— Так, что бы ни случилось, мы не тронемся с места?

— Нет, не тронемся. Прощайте, лейтенант, до завтра!

— Покойной ночи, капитан, до завтра.

Молодой человек вышел, предоставив капитана своим размышлениям.

Поднялся морской ветер; с силой врываясь между обнаженными деревьями, неистово качал ветви, покрытые инеем, и жалобно завывал. Небо серо-желтоватое, покрытое густым туманом, тяготело над атмосферой.

В продолжение двух часов снег сыпал хлопьями и топил под белым саваном все предметы, придавая им неопределенный вид.

Полутуманная луна, окруженная желтым и синеватым отблеском, бросала на землю свои бледные, несогревающие лучи. Холод делался нестерпим. На горизонте облака оттенялись бледными полосами, предвещая конец ночи и начало сумеречного дня.

Несмотря на холод и снег, наши два охотника и мексиканец, закутанные в одеяла, сидели, дрожа от стужи, но без движения, на месте, избранном ими. Состояние у них было невыразимое; ни сон, ни бдение, знакомое тем, кто участвовал в утомительных походах или ночью стоял на часах, словом, кто имел несчастье быть солдатом или моряком; пробужденные внезапно каким-нибудь случаем, они вставали разбитые и усталые гораздо сильнее, чем если бы совсем не смыкали глаз.

Как долго длился этот полусон, наши герои не могли бы определить, потому что они потеряли ощущение времени, как вдруг чей-то глухой голос прошептал Валентину на ухо:

— Встань!

Искатель следов открыл глаза, встал и устремил свой светлый взгляд на Курумиллу.

— Разве время? — спросил он.

— Да, — отвечал вождь.

Разговор продолжался пантомимою, и ни одного слова не было более произнесено.

Вот что вождь передал Валентину: до четырех часов утра кроу оставались безмолвны и недвижимы. Ничто не предвещало, что они имеют намерение оставить лагерь.

В продолжение первой части ночи лазутчики индейские и эмигранты ходили на поиски в разные направления и так удачно, что нигде не столкнулись. Сторожа поблизости индейского лагеря, Курумилле вдруг послышался к четырем часам утра легкий шум наподобие пробудившегося пчелиного улья. Тогда он тихо подкрался и увидел, что кроу вооружаются и собираются отрядами под предводительство своих вождей.

Вскоре вышел Анимики в воинственной одежде, и по данному им знаку второстепенные вожди собрались около него и последовали за ним к костру совещания. Тут он говорил им речь, и, судя по его жестам, Курумилла предполагал, что он объяснял им план действия, уговаривал исполнить свой долг. За отдаленностью слов нельзя было расслышать.

Речь продолжалась долго, и вождь кроу выражался горячо и напыщенно. Наконец, по знаку Анимики второстепенные вожди оставили костер совещания и направились к своим взводам.

В свою очередь они ободряли своих воинов, потом иккишота, боевой свисток, сделанный из берцовой кости, подал сигнал, и двенадцать взводов, каждый в пятнадцать человек, оставили лагерь в глубоком молчании и отправились по разным направлениям к стану эмигрантов, чтобы в одно время его обложить.

На расстоянии ружейного выстрела кроу остановились и притаились за деревьями и утесами, ожидая приказания вождя начать. Вот какого свойства были новости.

Оставя дремать мексиканца и Бальюмера, Валентин с Курумиллой быстро удалились. Краснокожие оставались на своих местах, не делая ни малейшего движения. Нашим друзьям удалось обойти их незамеченными.

Когда охотник убедился в верности рассказа Курумиллы, они возвратились обратно.

Товарищи их находились еще в летаргическом состоянии, следственно, не заметили их отсутствия. Валентин разбудил обоих.

В одну секунду они вскочили и были готовы.

Валентину было необходимо посоветоваться со своими друзьями перед началом отважного предприятия, задуманного им. Под начальством Анимики находилось сто восемьдесят отборных воинов, храбрейших из всего племени.

Валентину не приходило на ум, что этот вождь кроу мог располагать такими силами. Как бы храбры ни были охотники, но сделать нападение четырем человекам на целый отряд было бы верх безумия.

Валентин это понимал и потому решился действовать только с согласия своих друзей.

Они составили военный совет.

Валентин объяснил им в нескольких словах затруднительные обстоятельства, в которых они находятся, и закончил словами:

— Я не хочу вовлечь вас в предприятие, может, пагубное, и предоставляю вам полную свободу действовать по вашему усмотрению; более того, я советую вам соблюдать осторожность и оставаться нейтральными. Что до меня, то я твердо решился, и, что бы ни случилось, я постараюсь избавить несчастных эмигрантов от ярости этих разбойников.

Бальюмер приготовился отвечать, но, к общему изумлению, Курумилла встал и начал говорить:

— Воины, — сказал он, — опасности нет… Бледнолицые друзья… Курумилла видел… Курумилла великий вождь… идет за бледнолицыми воинами. Ждите… не трогайтесь.

Окончив свою речь, с усилием, несвязно произнесенную, Курумилла дружески улыбнулся своим служителям и, не дожидаясь ответа, схватил ружье и скрылся в кустах.

Валентин и его товарищи ничего не поняли и терялись в догадках — одна сбивчивее другой.

Спустя три четверти часа после ухода Курумилла вдруг снова появился среди своих друзей, которые даже и шелеста шагов его не слышали.

— Войди, Кастор, — сказал он, сторонясь, — Курумилла великий вождь… язык его не лжив. Вот Искатель следов… не ищи более. Вот, Валентин… смотри!

В эту минуту показалось несколько человек.

Это были те самые люди, которые несколько часов назад устроили западню авантюристам и чуть не похитили у них Долорес.

Избегнув преследования авантюристов, благодаря своей ловкости и знанию пустыни они возвратились к товарищам, оставленным сторожить лошадей, и расположились на ночлег в пещере, нечаянно ими открытой на дне оврага, в коротком расстоянии от местопребывания наших друзей.

Когда в начале ночи Курумилла отправился наблюдать за неприятелем, он увидел между деревьями огненную точку, похожую на звездочку в темную ночь. Это был костер, разложенный охотниками.

Вождь был слишком любознателен, чтобы не осведомиться собственными глазами, какого рода этот свет, и, приблизившись легкою поступью к пещере, узнал Кастора и охотников, его сопровождавших.

В продолжение своей кочующей жизни Курумилла подружился с лесными бегунами, честными и храбрыми людьми; кроме того он знал, что Кастор дал слово Валентину присоединиться к нему, лишь только соберет нескольких товарищей, на которых мог бы положиться.

Эта встреча, особенно в настоящую минуту, сильно обрадовала вождя; однако он не нашел нужным показаться Кастору и удалился, не дав о себе знать, положив впоследствии предупредить своего друга и предоставить ему свободу действовать по желанию.

Конечно, Курумилла продолжал бы молчать, но, услыхав, что Валентин решился один напасть на краснокожих, нашел, что время пришло поделиться с ним открытием.

Он и сделал это, соблюдя по индейскому обычаю все дипломатические церемонии.

Оставив Валентина, он отправился в пещеру и вошел к изумленным охотникам, которые его с удовольствием приняли.