— Отлично отделался, — заметил беспечно охотник, — одним негодяем стало меньше, а их еще довольно в пустыне.

Вождь кивнул утвердительно головой. Несколько минут продолжалось молчание. Но охотник прервал его первый.

— Но почему же Добрый Дух не вместе с моим братом? — спросил он.

— Охотник в лагере, — ответил начальник.

— Как! — воскликнул с удивлением незнакомец, — вы покинули нашего друга среди этих негодяев?

Индеец улыбнулся.

— Мой брат не понимает, — сказал он, — Добрый Дух готовит вечерний ужин.

Охотник сделал недовольный жест.

— Зачем дожидаться здесь, — начал опять индеец, — дорога очень не хороша; бледнолицые не придут, это ведь знает мой брат.

— Однако для того, чтобы вернуться в свой лагерь, они ведь должны проходить здесь?

Индеец покачал отрицательно головой.

— Они нашли другую тропинку, хотя гораздо длиннее этой, но зато безопасней.

— Вы уверены в этом, вождь?

— Курумилла видел; нам некуда теперь спешить. Пусть великий бледнолицый охотник следует за своим другом — вскоре он увидит.

— Хорошо, я согласен, вождь, но поторопимся же. Нам нельзя терять ни одной минуты.

— Голова моего брата покрыта сединой, а его жесты все еще молоды; вождь знает, что он говорит. Двуутробка имеет глаза, чтобы видеть.

Охотник взглянул еще раз на овраг, махнул рукой и вскинул свое ружье на плечо.

— Пойдем же, если вы этого хотите, — сказал он и пошел вслед за индейцем, который уже направился по дороге.

Когда путешествуют в громадных пространствах целых высоких цепей гор, то почти невозможно без особенной долгой привычки вычислять и определять положительно верно пройденное пространство.

И действительно, по мере того как вы поднимаетесь все выше и выше, разжиженный воздух придает окружающей вас атмосфере такую прозрачность и ясность, что вам кажется, что горизонт подвигается к вам.

Ваше зрение беспрепятственно проникает вдаль по всем направлениям, не различая темных мест, которые представляются вам как бы мелкими пятнами, и при этом-то полном освещении вы не имеете точки опоры, чтобы определить известное расстояние между двумя предметами, находящимися на одной линии и которые кажутся вам точно рядом, между тем как в действительности их разделяет большое пространство.

К тому же на известной высоте пары сгущаются около высоких горных отрогов и образуют почти непроницаемые облака, в которых, если смотреть сверху, отсвечиваются все тени, придавая великолепным горным видам какой-то фантастический оттенок, который окончательно сбивает все ваши вычисления.

Итак, нет ничего легче, как сбиться с пути в Кордильерах и других горах Старого и Нового света.

Много лет пройдет, прежде чем вы ценою усталости и многочисленными опасностями приобретете немыслимую опытность управлять собой в этих прелестных горах, — но и тогда еще сколько опытнейших проводников сделаются жертвой своей самоуверенности в знании тех местностей, которые они проходят. Уже больше двадцати лет охотник белой расы Валентин Гиллуа и индейский вождь Курумилла, о которых мы только что говорили, бродили вместе в громадных американских пустынях.

Начиная от мыса Горна и до Гудзонова залива запечатлели они свои следы в песках всех пустынь, в траве всех саванн, в глубине девственных лесов и на снеговых верхушках всех сиерр величественных Кордильер, которые оба американца прошли во всех направлениях.

Если невозможно, то по крайней мере очень трудно найти двух лесных охотников более опытных и более решительных и смелых, чем они. Валентин Гиллуа ошибся, когда он следил за переходом четырех путешественников, о которых мы только что говорили, и ошибка не только в расстоянии, отделявшем их от него, но даже и в направлении, которого они держались, т. е. он сделал двойную ошибку, которую и поспешил исправить, внутренне покраснев за себя.

Оба охотника шли не рядом, но один за другим по узенькой извилистой тропинке, делавшей множество оборотов и постепенно спускавшейся вниз и оканчивавшейся у густого дубового, перемешанного с громадными кедрами леса.

Солнце было уже так низко, что до вечера оставалось не более часа. Оба охотника не колеблясь вошли в этот лес и через несколько шагов уже находились в глубоком мраке.

Но этот мрак, как казалось, нисколько не обеспокоил их — они даже не уменьшили своего шага, так что можно было подумать, что взамен зрения, которое не служило уже им здесь, они руководились другими чувствами.

Они шли ровным и самоуверенным шагом по этому живописному лесу и вскоре достигли потока, по берегу которого продолжали свой путь.

Пройдя небольшое расстояние, они подошли к такому месту, где вода, остановленная на своем пути скалой, разделялась на два рукава и переливалась через это препятствие в виде водопада, почти в двадцать метров вышины. Здесь они остановились, как бы сговорившись раньше.

Шум от падения воды был здесь так силен, что напоминал собой нескончаемую канонаду нескольких митральез и, конечно, делал невозможным какие бы то ни было разговоры.

Валентин шел спереди, — вот он полуоборотился и положил свою руку на плечо Курумиллы, затем он тщательно завернул курок ружья в полу своей блузы и спустился на дно потока, вода которого доходила ему почти до колен, — после того он нагнулся и, подавшись вперед, исчез под водой каскада.

Бесстрастный Курумилла внимательно следил за всеми движениями своего товарища и, как только тот исчез под водой, в свою очередь спрыгнул в поток — но перед этим он тщательно стер следы ног и расправил кустарники, помятые им в дороге.

Валентин ожидал своего друга позади скал, закрывавших вход в один грот, которого снаружи было положительно невозможно заметить.

Спутники продолжали свою дорогу.

Этот грот, или, вернее сказать, подземелье, состояло из прохода в четыре фута ширины и в семь футов высоты и снабжалось воздухом через маленькие, почти невидимые отверстия в разных местах, так что в нем можно было свободно дышать. Пол его состоял из очень мелкого и рыхлого песка.

Охотники уже шли минут двадцать этим проходом, соединявшимся с множеством разных галерей, которые, как казалось, направлялись на громадные расстояния под землей, когда, наконец, они вышли на свежий воздух и очутились на дне обширной площадки, образовавшейся между громадными скалами, которые, возвышаясь на необъятную вышину, окружали ее со всех сторон.

Здесь нельзя было найти клочка травы, и ни один кустарник не произрастал в этой пустыне. Неровный пол этой площадки был покрыт глыбами кварца, который своим тусклым цветом походил на гуммигут; этот пол — эти глыбы кварца были не что иное, как золото, а эта воронкообразная площадка, затерявшаяся между скалистыми горами, была попросту одной из самых богатых американских россыпей золота.

Наступала ночь и одевала своим темным покровом эти неизмеримые богатства, собранные здесь в продолжение целых веков и которые, вероятно, в продолжение целых веков останутся здесь же, не тронутые рукой человека.

Охотники, не уменьшая своих поспешных шагов, с полным равнодушием попирали своими ногами это золото — причину стольких преступлений и стольких геройских дел.

Перейдя через эту россыпь, они снова вошли в другое подземелье и, пройдя мимо двух или трех галерей, достигли входа в грот, в конце которого находилось широкое отверстие, через которое можно было увидеть небо, усеянное блестящими звездами.

Посередине этого грота сидел на шкуре бизона какой-то человек и усердно жарил на горячих угольях большие куски мяса лани, которые он посыпал солью и перцем, не забывая в то же время наблюдать за печением груды картофеля, зарытого в золу.

Шаги пришедших нисколько не возбудили его любопытства.

Эта беспечная личность была не кто иной, как канадский охотник Добрый Дух, о котором Валентин с Курумиллой уже говорили.

Добрый Дух был большой весельчак лет сорока — худой как спичка, хотя мускулы казались выделанными из железа. Он был кирпичного цвета с рыжеватыми волосами и одарен одной из тех улыбающихся добродушных физиономий, которые с первого раза невольно располагают в свою пользу.