– Ваня, ты можешь что-то сделать? – со слезами в голосе обратилась я к ветеринару.

– Вот же подлец, – глядя на дверь, за которую вышел Паша, сказала мама.

– Они иногда приносят нам экзотических животных, это уже не первый случай, – вздохнул Иван. – Они их замучивают, а потом выбрасывают и покупают новых. Они зарабатывают на этих малютках огромные деньги. Лемуры страдают больше всего, – ветеринар взял лемура и принялся осматривать. Затем, тщательно подбирая слова, сообщил: – Если честно, он в очень плохом состоянии. Буквально… Ну, вы понимаете… Эти люди не приносят животных, если их еще можно использовать…

Мы с мамой посмотрели на лемура.

– Но ты хоть попытайся что-то сделать! – едва не плача, попросила я.

– Лемур действительно измученный. У лемуров же сейчас спячка. А их будят. Сейчас у нас лето, а на Мадагаскаре или Коморских островах, откуда они родом, зима, и они спят…

– Ты это раньше рассказывал, – кивнула я.

– У меня есть один препарат, но он очень дорогой, и я не знаю, поможет ли это… – растерянно проговорил Иван. – Тут пятьдесят на пятьдесят…

– Пробуй! – дала указание мама. – Я деньги привезу через полчаса, а то все, что с собой было, этому живодеру отдала.

– Хорошо. Значит, используем этот препарат…

Ваня направился к шкафчику с лекарствами.

Мама обняла меня.

Ветеринар набрал в шприц лекарство соломенного цвета и ввел иголку в тело лемура. Он даже не пошевелился, хотя любое животное среагировало бы на боль.

– Позвоните мне завтра утром, – закончив вводить лекарство, дал указание Иван. – Если лемуру не станет лучше, его, действительно, будет лучше… это самое…

– Бедный малыш, – шмыгнула мама носом. – А это мальчик или девочка?

– Самец, – ответил Иван. – Мальчик. Да, и самое главное. Положите его куда-нибудь, где тихо и где его никто не потревожит. Ему наконец надо дать выспаться…

– Мы дадим!

– Не забудьте – позвоните утром. Лекарство или подействует, или не подействует. Состояние у него очень тяжелое, поэтому что-либо спрогнозировать трудно. Если не подействует, значит… Сами понимаете… Готовьтесь к худшему, но надейтесь на лучшее.

Мы вышли из больницы. Переноску с Муркой поставили на заднее сиденье, а лемура я держала в руках.

Мы с мамой были потрясены.

– Кто бы мог подумать, что придем в лечебницу с кошкой, а вернемся и с кошкой, и с лемуром? – изумленно проговорила мама.

– Лишь бы он выжил.

– Будем верить в лучшее, – вздохнула мама, выезжая за пределы территории клиники. – Все, что могли, мы сделали.

Глаза лемура, которые были чуть приоткрытыми, закрылись.

Мы поехали домой.

Я стояла возле скульптурной композиции в виде дельфинов и ждала Сашу. Пришла раньше, чем договаривались.

Мысли были заняты лемуром. Дома мы положили его в коробку и поставили ее в самую дальнюю комнату, чтобы его никто не потревожил. Лемур больше не открывал глаз, не шевелил ушами, однако было заметно, что он еще дышит, и это вселяло надежду на его выздоровление. Но, сказать честно, его состояние было очень и очень плохим. Лемур был изможден.

Потом мама поехала в ветеринарную клинику, чтобы вернуть деньги за дорогое лекарство, а я сделала домашние дела и отправилась на встречу к Саше.

– Привет, – услышала я его голос.

Я даже не заметила, как он подошел.

– Привет, – улыбнулась я.

Мой новый напарник был одет в модные синие бриджи и облегающую белую футболку, которая подчеркивала его развитый торс.

А я надела оранжевый цветастый сарафан.

– Как кошка? – поинтересовался Саша

– Нормально, врач выписал ей лекарства.

Я не рассказала Саше про лемура, потому что мне казалось, что чем меньше людей о нем знают, тем будет лучше. Вот если выздоровеет… или не выздоровеет… вот тогда расскажу. Нахождение лемура у нас дома создавало во мне ощущение некоего таинства, и я не хотела это таинство нарушить.

– Пошли на набережную? – предложил Саша.

– Идем.

Мы направились к набережной. По вечерним улицам не спеша ходили загорелые отдыхающие, о чем-то беседовали, смеялись. Продавцы мороженого, молочных коктейлей и операторы на аттракционах не сидели на месте, без остановки обслуживая клиентов. На море приезжие отдыхали. Здесь все могли отключиться от своих повседневных забот, работы и просто расслабиться. А местные всеми силами в этом помогали.

Сегодня двадцать девятое августа, и хоть еще было жарко, но уже чувствовалась осень. Люди были веселые и одновременно грустные. Каждый знал, что уедет с отдыха завтра-послезавтра, и начнутся трудовые будни до следующего отпуска.

– Через несколько дней в городе станет вполовину меньше народа, – сказала я Саше. – Детей здесь вообще почти не будет. Останутся в основном студенты и старшее поколение. Студенты прогуливают учебу, а старшие уже или на пенсии, или специально берут отпуск так, чтобы приехать, когда толпа схлынет.

– Да? – удивился Саша. – Так интересно… Мне еще предстоит вникнуть в жизнь курортных городов…

– Тебе все-таки жалко, что уехал из большого города? – поинтересовалась я. – Это сейчас тут оживленно, а зимой на улицах вообще людей не будет.

– Нет, не жалко, – уверенно сказал Саша. – Я приехал не к людям, а к морю. Меня всегда тянуло к воде. И вот я к ней… притянулся.

– Я тебя понимаю, – кивнула я. – Я тоже люблю море. Или любила?..

Мы помолчали несколько минут.

– Я тебя тоже очень понимаю, – наконец произнес Саша. – После того случая у тебя возник страх перед водой. Но Полина, пойми, один случай не может перечеркнуть все!

– Может! – заспорила я. – Мы всегда дружили с морем, а сейчас оно меня чуть не убило!

– Ты не права, – твердо сказал Саша. – Море ни в чем не виновато.

– Как это не виновато?! – возмутилась я.

– Да, море не виновато, наоборот, – невозмутимо повторил Саша. – Виновата ты сама, что не носила булавку. Виновато не море, а твоя халатность и самонадеянность. Поэтому не надо в чем-то обвинять море. Или ты считаешь, что оно обязано само прикреплять к твоему купальнику булавку?

Я хотела продолжить спор, но вдруг ясно поняла, что Саша прав. Меня не море чуть не забрало, а я сама по своей глупости не нацепила булавку. Я не имею права в чем-то обвинять море.

– Ты прав, – вздохнула я. – Море действительно не виновато. Но во мне поселился страх, понимаешь? И я не могу от него избавиться. И мне кажется, что никогда не избавлюсь… Я в жизни не испытывала такого ужаса… Если бы не ты, я бы сейчас лежала на дне морском…

Саша смутился.

– Да ладно…

Мы пришли к набережной.

– Давай сядем на пляже? – предложил Саша.

– Идем, – пожала я плечами.

Если честно, прогулка была довольно странной. Я не видела в ней какой-то цели. Шла рядом с Сашей автоматически.

Мы сели на еще не остывшую от солнца гальку.

– Я тебя понимаю как никто другой, потому что в детстве чуть не утонул, – вдруг сообщил Саша.

– Да?.. – изумилась я.

– Да, – кивнул Саша. – Мне было лет семь. Мы с семьей и друзьями семьи отдыхали на берегу реки. Купались, загорали. Я заплыл со спасательным кругом метров на десять от берега и нечаянно задел рукой клапан. Круг мгновенно начал сдуваться. Если бы ты знала, как я перепугался! Стал кричать, звать на помощь! Пока все сообразили, что к чему и приплыли ко мне, я уже успел наглотаться воды. И вот тогда я тоже стал бояться плавать.

– Но ведь сейчас ты плаваешь. Как же так? – не понимала я.

– Потом, спустя какое-то время, папа мне сказал, что каждый человек просто обязан уметь плавать, потому что в жизни бывает много непредвиденных обстоятельств. Надо или себя спасти, или кого-то другого… И папа сказал, что надо перебороть страх. Он объяснил одну вещь, после которой мне стало легче.

– Какую вещь? – завороженно спросила я.

– Мой страх – это мойстрах. Он живет не где-то там отдельно от меня, а во мне, в моемтеле, в моейпамяти. Память моя, тело мое, и поэтому только яимею право разрешать кому-то там жить. Страх не имеет права во мне находиться без моего разрешения! Я должен им руководить, я должен ему сказать, чтобы он убирался прочь… Каждый человек сам формирует образ своего мышления. Может думать или плохо, или хорошо. Это зависит от человека. Так вот, надо мысли насильно переключить в сторону «хорошо». Ты понимаешь меня?