И вдруг я услышал знакомый пересвист, и ко мне подплыли дельфины.

— Послушай, о гомо сапиенс! — сказал старший дельфин, как оказалось, вождь своего племени. — Мы слышали, — продолжал он, — что Великий Браконьер сейчас живет на острове посреди Океана. Здесь его главная база. Где этот остров, увы, мы не знаем. Говорят, он необитаем и лежит вдали от оживленных торговых путей. Но я могу отвести тебя к одной морской львице. Она бывалое животное, и ей известно все.

Мы не стали терять время и отправились в холодные воды.

Вождь уверенно двигался впереди нашей маленькой экспедиции, легко ориентируясь в подводных течениях. Чувствовалось, что ему знакома в океанских джунглях каждая ракушка, каждый кустик. Мне еле удавалось поспевать за ним. После двухдневной дороги мой проводник остановился под широкой льдиной и коротко, но выразительно сказал:

— Она здесь!

— Кому это я нужна? — послышался недовольный голос из проруби, сделанной посреди льдины.

И к нам спустилась морская львица.

— Львовна, не сердись, — сказал вождь дельфинов. — Нужно помочь этому гомо сапиенсу, или человеку, как они называют себя. Он хочет спасти наш родной Океан. Но для этого ему нужно найти главную базу Великого Браконьера.

— Тогда слушай внимательно, — сказала мне львица. — Столько-то градусов южной широты, столько-то градусов восточной долготы. Вот тебе координаты острова, где обосновался этот негодяй.

Я поблагодарил мудрую морскую львицу и простился со своим добровольным проводником.

— Теперь я должен оставить тебя, мой млекопитающий брат, — сказал вождь. — Желаю тебе от лица нашего племени полного успеха. Если понадоблюсь, свистни. Меня зовут Уу-Какой-Быстрый.

Мы посвистели друг другу, и он тут же бесшумно растаял среди густых водорослей.

Остров Великого Браконьера оказался на противоположной стороне земного шара, и мне пришлось проделать весь долгий путь, используя быстрые подводные течения, точно ленту транспортера. Так, перескакивая с одного течения на другое, я вскоре очутился у подножия острова. Его скалистые берега вертикально уходили вверх, точно стены неприступной крепости.

Я всплыл, не мешкая, на поверхность Океана и, спрятавшись за волной, начал изучать логово Великого Браконьера.

Это был мрачный остров, совершенно лишенный растительности. Видимо, его единственный обитатель, как истинный враг природы, извел все до последней травинки.

Я перебрался за волну, что вздымалась поближе к острову, и увидел самого Великого Браконьера. Он прохаживался среди гор динамита и громко разговаривал сам с собой. Его голос разносился над Океаном, точно гром.

— Мне уже надоело ждать, пока вода вытечет через крошечную дырку. Возьму-ка я, пожалуй, да завтра взорву на дне весь динамит. Так, чтобы вода разом ушла из Океана! А кажется, эта идея недурна?! — произнес Великий Браконьер с мрачной усмешкой.

Я обмер, услышав такое, и понял, что должен немедленно действовать…

— Базиль Тихоныч, вы ко мне? — спросила мать Феликса.

Мы не заметили, как она поднялась на лестничную площадку.

— Мария Яковлевна, — взмолился я, — только одну минуту, пусть он доскажет до конца! А вы послушайте вместе со мной. Это же очень интересно!

— Ну что ж, хорошо. Так и быть: послушаю. Посмотрим, так ли это интересно, как ты говоришь, — сказала мать Феликса, подумав, и заговорщицки улыбнулась слесарю.

— Неинтересно это, неинтересно! Идемте, Мария Яковлевна, — сказал слесарь, поспешно поднимаясь на ноги.

— Ничего, Базиль Тихоныч, рассказывайте, я подожду, — возразила мать Феликса.

— Да зачем зря тратить время? И к тому же… я очень спешу, — сказал Базиль Тихонович.

— Вот видишь, Вася, он не хочет, — сказала мать Феликса, разводя руками, и зашагала вверх по лестнице.

А Базиль Тихонович задержался и, наклонившись ко мне, шепнул:

— Приходи завтра с ребятами. Мне и самому хочется узнать, чем же все это у меня кончилось. Знаешь, это, может, и к лучшему, что я не закончил сегодня. Завтра у меня день рождения. Значит, конец моего рассказа будет еще интересней, понимаешь?

Мне не терпелось узнать, что было дальше, прямо сегодня. Но его слова прозвучали многообещающе. Поэтому я сказал, что мы придем обязательно, и побежал к ребятам.

Они сидели дома у Яши и сообща лепили двухэтажный дом из пластилина. Яша делал кирпичи, Феликс складывал стены, а Зоя ела свой бутерброд и давала советы.

Дом получался очень красивым. Я только взглянул на него и сразу подумал: «Вот если бы они позволили мне поставить крышу на дом».

Яша будто прочитал мои мысли и спросил:

— Вася, ты хочешь строить вместе с нами?

— Еще как! — ответил я откровенно.

— Тогда слушай, — сказал Яша. — Мы уже все поделили: я делаю кирпичи, Феликс складывает стены, а Зоя советует нам. А ты будешь подметать пол. Никто не виноват, что ты опоздал.

— Это не я опоздал, а вы опоздали, — сказал я загадочно. — Ну вот что, меняемся, пока не поздно. Вы мне позволите сделать крышу, а я вам кое-что расскажу.

— Ага. Ты видел Базиля Тихоныча? — сразу догадалась Зоя.

— Это тоже пока секрет, — ответил я многозначительно.

— Что вы ждете? Пусть лепит крышу. Разве вы не видите, что он услышал новую историю, — напустилась Зоя на Феликса и Яшу.

— Только пока еще не до конца, — честно признался я.

Братья переглянулись, и Яша пододвинул ко мне коробку с пластилином. А за это мои друзья услышали первую половину истории, рассказанную сегодня слесарем-водопроводчиком.

Когда я закончил, Яша сказал задумчиво:

— Встану-ка я завтра пораньше. Пойду к Базилю Тихонычу, поздравлю первым с рождением, и, может быть, он расскажет что-нибудь еще. Пока вы спите.

— Яш, а когда ты думаешь встать? — спросила Зоя, будто между прочим.

— В семь часов утра, — ответил Яша и, заколебавшись, добавил: — В семь часов четырнадцать минут.

— По Гринвичу? — так и ахнул я, потому что решил про себя встать раньше его.

— По московскому, — уточнил Яша и вздохнул, наверное сожалея о том, что ему не хватает силы воли.

— Раньше всех встану я, — сказал твердо Феликс. — Вы же знаете, какой у меня характер. Если сказал, значит, встану Без шести минут семь. А вы как хотите.

— Ой, Феликс, давай лучше в семь ровно! — взмолилась Зоя.

— Ты хочешь получить удовольствие без всякой борьбы? — спросил, нахмурившись, Феликс.

— Пожалуйста, я поборюсь, — снисходительно ответила Зоя.

В тот же вечер, перед тем как заснуть, я сказал себе трижды: «Проснешься в шесть часов! Проснешься в шесть часов! Проснешься в шесть часов, понял?» Мальчик-всезнайка из нашего класса утверждал, будто можно проснуться, когда захочешь, прямо минута в минуту. Нужно только запрограммировать себя хорошенько, и тогда глаза откроются сами в назначенный час.

Мне очень хотелось встать в шесть часов, чтобы опередить всех, и особенно Феликса, раньше которого еще не поднимался никто из нас.

Его рекорд равнялся шести часам одиннадцати минутам утра. Феликс установил его в день, когда родители разбудили его и, наскоро покормив и одев, повезли на вокзал прямо к отходу поезда. Это случилось в прошлом году: то лето Феликс провел в лесном санатории.

Но мне так и не удалось побить рекорд. В моем механизме что-то заело.

Глаза открылись только в восемь часов. И то, для того чтобы они распахнулись как следует, мне пришлось затратить немало сил. Я их открывал, а они слипались опять. Это и была, наверное, та борьба, о которой говорил Феликс.

Я испугался, что ребята сидят сейчас у слесаря-водопроводчика и слушают продолжение вчерашней истории, и решил даже не делать зарядку и позавтракать кое-как, чтобы поспеть хотя бы к концу рассказа.

Я бросился в ванную и подставил под кран свои бицепсы. Я их поливал холодной водой каждое утро, чтобы они росли и стали в конце концов большими, как у штангиста. Это была такая важная операция, что тут нельзя даже пропустить и один день. И тут в самый ее разгар к нам позвонили.