Вот так вот, несколько дураков и разгильдяев организовали самую страшную техногенную аварию двадцатого столетия и дискредитировали мирный атом совсем.

Правилен ли тот путь, которым человечество пошло после 1986 года? Убежден — нет. Вопрос ведь не только в экологичности, но и в стоимости энергии. Все эти ветряки, солнечные станции — хороши как дополнение, но строить на них систему нельзя. По совокупности дешевую и экологически чистую энергию может дать только мирный атом. Аварию надо предотвратить любой ценой.

В доме культуры энергетиков — я выступал перед одновременно и партийным и комсомольским активом. И заговорил совсем не так, как многие того ожидали.

— … миллионы и миллиарды киловатт-часов, которые дает станция — это хорошо, товарищи. Энергия — это кровь народно-хозяйственного организма. Но вы должны всегда, в каждую минуту помнить, какие силы подвластны вашим рукам. Атомный вихрь можно и нужно укрощать, но нельзя ни на секунду терять бдительности. Преступна, не побоюсь этого слова преступна — любая расхлябанность, недопустимо никакое отступление от правил и протоколов безопасности. Правила безопасности вы должны помнить наизусть и воспринимать как военные устав — он написан кровью. Помните — совсем рядом Киев. И даже если от норм и правил безопасности вас просит отступить ваш руководитель — вы должны отказаться это сделать и немедленно сообщить секретарю партийной ячейки. Или в КГБ, представители которого начали оперативно обслуживать каждую станцию, причем не просто станцию — а каждый блок. И это поверьте, не предательство коллег — а взрослый, зрелый, ответственный поступок человека, который осознает всю степень ответственности, лежащую на нем…

Сидящее в зале руководство станции настороженно переглядывалось с местным и киевским руководством.

После выступления поговорили с руководством станции отдельно. Они поставили вопрос, который я и так знал. Невозможность вступить в партию.

В партийных первичках есть минимум для рабочего класса — то есть служащему вступить в партию сложно, он "нарушает процентный состав", скажем так? Ну а как быть на атомной станции, где первичная рабочая должность — это инженер, и рабочих нет вообще. Они вообще не могут первичную ячейку сформировать!

Я сказал, что это полное безобразие, и хуже того, разгильдяйство. Отсутствие партийной ячейки на важнейшем объекте народного хозяйства, тем более в молодом коллективе может привести к негативным явлениям в коллективе, которые нельзя будет поправить по партийной линии, и партийным воспитанием молодежи заниматься тоже некому. Мне ответили, что работа идет по линии профсоюза, но я ответил, что этого мало.

Потому я поставлю, и мы на ближайшем же заседании Политбюро рассмотрим вопрос о корректировке уставных документов партии и дадим возможность таким отраслям как атомная энергетика принимать людей в партию без процентных и прочих ограничений. Партийность — это еще и ответственность, и на предприятии ядерной энергетики она очень важна.

Потом проехали по городу. Посмотрели инфраструктуру. Щербицкий пообещал за счет республики построить еще один детский садик и один до конца пятилетки, а я пообещал поговорить с товарищем Славским, и товарищем Майорцем чтобы за счет шефской помощи городу выстроили новую школу. Причем договорились, что школа будет с инженерным уклоном.

Потом поехали на ЧАЭС.

ЧАЭС — тогда кто о ней знал? Непонятные здания в лесу, огромный пруд — охладитель. Четыре блока, готовятся строить пятый и шестой.

Уже когда проходили КПП, я обратил внимание…

— А это что там?

— Садоогороды, Михаил Сергеевич[22].

— В защитной зоне АЭС? Вы с ума сошли? Что за отношение?!

Станция… знаете, в том то и дело что она была совсем обычной. И очень дешево все сделано — самая дешевая плитка, голые стены, мебель такая что…

Вообще, в СССР крайне дешевая энергия во всех видах. И это ошибка — что дешево, то никто не ценит и не экономит.

Прошли по станции, я попросил сводить меня на последний из вступивших в строй реакторов — четвертый.

Странно — стоишь и знаешь, что здесь через год, меньше чем через год здесь разыграется страшная трагедия. Говорят, что перед аварией — люди видели скорбящую Богородицу в небе.

Как же навредили этой аварией…

Как навредили…

Я думаю, у нас до сих пор нет должной оценки того, как сильно ударила по бюджету Чернобыльская АЭС. А ведь скоро еще Армения, и эту трагедию предотвратить не удастся.

Начал разговаривать с дежурной сменой — многим под тридцать, есть и кому тридцати нет. Вот такие вот мальчишки — смогут ли они противостоять давлению начальства, толкающего на должностное преступление? Ведь все началось с главного инженера, который то ли диссертацию готовил, то ли хотел чтобы его заметили — но именно он придумал провести на работающем реакторе эксперимент, и именно он с грубейшим нарушением техники безопасности отключил систему аварийной защиты, после чего на реакторе работать стало вообще нельзя, не то что эксперименты делать. В нарушение инструкции в журнал дежурной смены не вписали запись об отключении АЗ (если бы вписали, главный инженер и начальник смены пошли бы под суд за работу с отключенной АЗ) и старший смены узнал об отключенной АЗ только во время самого эксперимента. И вот на него, тридцатилетнего парня (который по должностной инструкции в период своего дежурства отвечает за реактор) легло решение — либо аварийно отключить реактор и оставить без света пол Украины, либо продолжать выполнять преступные указания зам главного инженера (главный ушел домой).

— Покажите, как защищен реактор…

Меня провели какими-то белой плиткой облицованными коридорами в комнату. Ту самую, откуда и отключается АЗ — после аварии на ЧАЭС все системы АЗ сделают не отключаемыми…

— Это что?

Я показал на дверь

— То есть любой может зайти сюда и отключить систему безопасности?

Я повернулся к Щербицкому

— Вот видите, Владимир Васильевич. Нет пригляда партии, нет ячейки — и никто не ставит вопрос. Никто не вникает. Бардак, товарищи…

— Кто здесь из КГБ? У кого станция на оперативном обслуживании?

Через коридорную толпу пробился молодой опер, отрапортовал.

— Как зовут? Имя?

— Виталий, товарищ Генеральный секретарь.

— Где начальник горотдела КГБ?

Через толпу протолкался еще один человек. Это был Виктор Клочко, подполковник, начальник горотдела КГБ. Тоже отрапортовал.

Я буквально силой забрал у Брюханова ключ от комнаты с АЗ и вручил офицеру КГБ.

— Комнату немедленно закрыть и опечатать. Здесь и на всех реакторах. На всех! Ключ от ней должен быть не у персонала станции, а у сотрудника КГБ на оперобслуживании которого находится станция. Это первое.

— Второе. Ты не должен считать, что ты член этого коллектива. Ты сотрудник государственной безопасности, Виталий. Государственной. Безопасности. Ты представляешь здесь государство и следишь за безопасностью. Безопасность — это не только персонал станции, кто что по ночам слушает и какие анекдоты рассказывает. Это безопасность самой станции и людей вокруг. Вы должны участвовать во всех принимаемых на станции решениях, и даже технических, оценивать их с точки зрения безопасности и при необходимости — накладывать запрет. Вы должны знать все инструкции, и должностные и эксплуатационные. Товарищ Голушко?

— Здесь, Михаил Сергеевич.!

— Организуйте для сотрудников курсы повышения квалификации вместе с Минсредмашем. Всех у кого станции в оперобслуживании, должны хотя бы, в общем понимать что происходит на станции. В дальнейшем конечно надо направлять сотрудников с техническим образованием.