Вернулся к себе в кабинет. Домой ехать нельзя, мало ли что. Пока на Пленуме не утвердят – из Кремля ни ногой!

Думаете, удалось покемарить? Как же…

– Ну ты дал! А я не верил, думал, врешь ты все. Молодец. Молодец!!!

– Чему радуешься Михаил Сергеевич. Должность расстрельная ошибешься – эти же тебя и схарчат, которые сейчас ладони отбивают.

– Ничего-ничего, справишься. То есть справимся. По одному на пенсию отправим, своих людей поставим.

– Предают только свои, Михаил Сергеевич. Ты вот лучше мне скажи – с Афганистаном что делать? Там каждый день кто-то гибнет.

– Это ты разберешься. У тебя же опыт есть, как я понял.

– Здорово съехал. По-комсомольски, прямо.

– Это ты на что намекаешь?

– Да ни на что. Знаешь такое выражение – многие знания умножают скорбь. Проблема в том, что ты не знаешь, чем закончились твои инициативы – и потому можешь экспериментировать. А я точно знаю – чем.

– Ладно, будем решать проблемы по мере поступления. Ты кого на Совмин предлагаешь?

– Как кого? Рыжкова.

– Почему?

– Он же тебе в верности поклялся. Директор крупного завода, поработал в ЦК…

– Ты что, не видишь, что он слабый.

– Не вижу. Что значит, слабый?

– Понимаешь, люди реагируют на сложности по-разному. Есть те, кто в ответ на сложности будет условно кулаки применять. Есть те, кто будет болтать, уговаривать. Есть и те, кто расплачется.

– Так вот, Рыжков – в нем нет внутренней силы, чтобы обстоятельства и людей под себя ломать. Не знаю, почему это другие не видят. Он не справится со сложностями. И решения – он принимать не умеет.

– Ну, Николай Иванович интеллигентный человек. Но зачем так очернять то.

– В том то и дело. Интеллигентный.

– А тебе кто нужен? Бандит какой-то?

– Александр Македонский проверял воинов так – взмахивал перед лицом мечом. Кто краснел – тех брал. Кто белел – тех нет. Белеют от страха, а краснеют от злости. Мне нужны люди со здоровой такой злостью. Спортивной может быть. Кто рвать будет.

– Такие есть в ЦК?

– Ну, это подумать надо. То как ты описал.

– Вот потому вы страну то и потеряли. Потому что рвать за нее никто не стал. А клялись революционными идеалами. Эх, вы. Революционеры…

Потом были похороны.

Описывать похороны всегда тяжело. Неприглядное это дело. Ну, подготовили место у Кремлевской стены, лафет (гонка на лафетах), написали некролог – ушел из жизни стойкий борец… я подписал, как и другие.

В этих мрачных приготовлениях, я вспомнил себя в прошлом. Удивительно, но я никогда не праздновал свой день рождения. А что праздновать то? То что ты еще на один год ближе к смерти?

Как говорила моя бабушка: жизнь пережить – не поле перейти.

Вычитывая казенные – с души воротит – фразы некролога, я задумался о том, почему в СССР так слаб пиар и коммуникации. Любой американец, любой кто побывал в Америке двадцать первого века, поварился в бизнесе, моментально поставит такой диагноз – слабые коммуникации на всех направлениях. Нет никакого пиара. Тут и слова то не знают такого, есть пропаганда… но и она откровенно слаба. Непонятно, к кому и с чем она обращается – затверженные фразы, которые никого не интересуют.

Почему нет нормальных воспоминаний людей, которые строили эту страну? Почему никого не интересует их труд? Магазины Америки завалены воспоминаниями крупных бизнесменов, управленцев, директоров фирм – их покупают, на них учатся, на них равняются. Почему ничего этого тут нет – ведь советским капитанам производства приходилось и приходится решать тяжелейшие задачи, по уровню менеджмента они ничуть не уступают американцам, а где-то и впереди. Но про это молчат – хотя именно их повседневный труд обращается во все, что находится вокруг нас.

Говорите, нескромно? Ну, хорошо, а где книги, где рабочие нормально, интересно рассказывают про свой труд. Нет и их!

Почему нет нормальных воспоминаний о ВОВ? И тех, кто сражался, и тех кто ковал победу в тылу, тяжелейшим трудом, в условиях эвакуации, без крыши над головой, порой – давал стране продукцию. Почему только после падения СССР начали как-то собирать и публиковать воспоминания ветеранов. Откуда вообще браться патриотизму?

А ведь ветеранов еще много. Они живы и наверняка многие готовы поделиться своими воспоминаниями с новым поколением.

Посмотреть бы, как еще живут те ветераны, в каких условиях…

Удивительно, но в стране, которая признана самой читающей в мире – по факту… нечего читать. Огромными тиражами выпускается классика (при этом не хватает!) – но вот про современность, про дела сегодняшнего и вчерашнего дня – молчание. По факту, про жизнь СССР нет ни нормальных художественных, ни документальных книг – а те что есть, в основном фальшивка, сразу видно.

Вообще, если так задуматься, существует какой-то исторический провал, литературный облом. В литературе прекрасно описан девятнадцатый век, на этом учатся дети. Но именно это обучение – закладывает в них подспудно представление о том, что реальность – это не СССР, это Россия, СССР это что-то временное, миф, фикция, о чем, и говорить не стоит. И рано или поздно…

Интересно, да…

Похороны государственного деятеля, калибра Черненко – это еще и повод приехать, выразить соболезнования, встретиться. Как только ТАСС сообщил о кончине выдающегося деятеля международного коммунистического движения – так в Москву со всех концов засобирались ходоки…

Их взял на себя Громыко, по молчаливому уговору я ему не мешал – это был еще и намек, что в новом раскладе, он займет более высокое положение. Прилетели Франсуа Миттеран, Джордж Бущ, Маргарет Тэтчер. Но один человек мне был нужен в первую очередь, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. С американцами я еще наговорюсь, но этот нужен.

Вон – стоит. Среднего роста, глаза – маслины, офицерские усики. Красив… похож на Дудаева. Это диктатор Пакистана, Мухаммед Зия уль-Хак.

Крови на нем много. Как тогда и было принято – на Ближнем Востоке во многих странах дивизии и армии возглавляли не свои, а пакистанские офицеры. Уль-Хак служил в Иордании. Вот он и бросил в семьдесят первом танковую дивизию на уничтожение лагерей палестинских беженцев. События эти – получили название "Черный сентябрь" и стали еще одной трагедией в длинной цепи трагедий и потрясений палестинского народа.

В семьдесят девятом он совершил государственный переворот и пришел к власти, приказав повесить законно избранного премьер-министра Бхутто.

А всего год назад – он приказал подавить восстание пуштунских племен Африки и Шинвари – выполняя его приказ, армия Пакистана сбросила на деревни пуштунов бомбы с нервно-паралитическим газом. Американцы все прекрасно знали и были не против – африди и шинвари грабили караваны моджахедов, требуя денег за проход. И еще он в настоящее время предпринимает усилия к созданию атомной бомбы и средств доставки, в том числе и таких которые могут угрожать к примеру Новосибирску. Или Алма-Ате…

Не кажется ли вам что это слишком? Мне вот кажется…

И потому я пошел к нему… уль-Хак, мучивший бокал понял это мгновенно, как то подобрался – военную косточку не скроешь. Поняв момент, ко мне пошел и Павел Палажченко, переводчик… рядом с уль-Хаком мы оказались одновременно…

– Павел Русланович – сказал я на английском – переводчик тут не нужен

Палажченко, который в детстве жил в Англии и английский у него был родной, он русский потом учил – с изумлением посмотрел на меня, но слово Генерального секретаря – закон, и он отошел. Но недалеко, чтобы быть под рукой

– Господин уль-Хак – сказал я, беря диктатора и убийцу за руку и увлекая в сторону окон, завешенных шторами с черным крепом – рад что вы нашли время и прибыли в СССР. Конечно, повод для визита не самый радостный