— Он использовал пистолет, которого у него быть не должно. Его на время передал на хранение Мун Джин, чтобы уладить проблемы с Юн Донджином… — продолжила Пак Сумин.

— И теперь ты боишься, что твоему северянину грозит тюрьма за четыре трупа? — хмыкнул Пак Ки Хун. — Справедливо боишься, наши законы суровы к тем, кто незаконно хранит оружие. До пятнадцати лет за незаконное хранение, еще от пяти лет до пожизненного за каждое убийство… Даже если это самооборона, то превышены разумные пределы, прокурор не будет снисходителен к беглецу с севера. Убиты были корейцы?

— Да, — тихо ответила Пак Сумин.

— Это камера смертников, — подытожил Пак Ки Хун. — Может, даже, первая казнь с девяносто седьмого года. Или пожизненные работы. При очень большой удаче, лет десять заключения.

— Я это прекрасно понимаю, — сказала девушка. — Даже при всех обстоятельствах и моих показаниях, Кан Ён Соку грозит не меньше десяти лет срока.

— Тогда чего ты от меня хочешь, Сумин-ян? — спросил Пак Ки Хун.

Девушка сглотнула, после чего сделала шаг вперед и пошла через весь зал к месту, где сидел старик. Не дойдя и пяти шагов, девушка остановилась, замерла, высоко вздернув подбородок.

А после случилось то, чего Пак Ки Хун точно не ожидал.

Пак Сумин сначала опустилась на одно колено, после — на другое, и согнулась в традиционном поклоне Чоль, едва не касаясь лбом пола и вытянув руки прямо перед собой. В первый и последний раз девушка делала это в день похорон ее родителей и, как считал Пак Ки Хун, больше он этого жеста от Пак Сумин никогда не увидит. Особенно после того, как девушка отучилась в Европе и США и окончательно потеряла связь с родной культурой.

— Дедушка, прошу тебя, спаси моего человека, — сказала Пак Сумин, глядя в пол перед собой.

— Почему ты так просишь за него? — спросил старик после некоторой паузы.

— Он специально вернулся в квартиру и дал бой. Он меня не бросил и защитил. Один раз совпадение, но это уже вторая угроза, с которой он справился. Это мой человек, как Юн Донджин — твой. Спаси его от тюрьмы, дедушка, — ответила Пак Сумин.

Пак Ки Хун сложил ладони вместе и внимательно посмотрел на сгорбленную фигуру Пак Сумин перед собой.

— Юн Донджин мне как член семьи. Если ты говоришь, что это для тебя так же важно… Хорошо, — согласился Пак Ки Хун. — Ты меня убедила.

Девушка поднялась на ноги и, все так же склонив голову, стала прощаться, старик молчал. Но уже у самых дверей, когда Пак Сумин уже почти вышла из зала, бросил внучке в спину:

— Будь внимательна, милая Сумин-ян. О северянине не беспокойся, я все улажу. Но зачастую за такими потрясениями мы теряем из виду по-настоящему важные события.

— Это предупреждение? — уточнила Пак Сумин.

— Совет, — кивнул старик.

— Спасибо, дедушка, я его учту, — опять поклонилась Пак Сумин, после чего выскользнула из помещения.

Пак Ки Хун остался один, обдумывать произошедшее. Вытащить северянина из этого переплета будет непросто, но если этим займется лично он, то нет ничего невозможного. Судебное разбирательство состоится, но его должны будут оправдать, этого добиться он в состоянии. Даже при таком количестве трупов и непонятно откуда взявшемся пистолете. А то, что это было оружие Мун Джина — официального телохранителя Пак Сумин — даже играло им на руку.

Но больше всего его удивило поведение Пак Сумин. Он точно знал, что девушка его ненавидела, до хруста зубов не переносила. Но ради этого северянина уже во второй раз она заявилась к нему лично, а теперь он еще и удостоился чоля, которого не ожидал получить даже после собственной смерти. Максимум — плевок в погребальную урну, если бы Пак Сумин оказалась рядом во время похорон.

Старый чеболь только покачал головой. Удивительные дела происходят, а за происходящим становится наблюдать все интереснее и интереснее. Он уже не был уверен, что Пак Бо Гом так просто одолеет племянницу, как заявлял ранее. У Пак Сумин оказались достаточно острые когти, а также достаточно гибкости, чтобы дать ему и его сыновьям достойный отпор.

Когда Пак Сумин пришла в мою палату, был уже вечер. Судя по внешнему виду, девушка успела съездить переодеться и приняла душ, хотя раньше на ней я этой одежды никогда не видел. Лицо Пак Сумин было уставшее и какое-то серое, под глазами легли тени мешков, хотя, уверен, я сейчас выглядел не лучше.

— Пришла проверить, не сдох ли еще? — спросил я, после того, как полицейский тактично покинул палату. Глаза страж правопорядка держал строго в пол, видимо, он уже успел познакомиться с годзиллой.

— Да вот смотрю, стоит ли мне искать нового водоноса-доставщика, — ответила Пак Сумин, закидывая мне на ноги сумку с ноутбуком.

От неожиданности я дернулся и потревожил рану. Обезбол, которым меня пичкали, уже начал отпускать, так что я ощутил весь спектр эмоций и чувств благодаря только недавно зашитой ране.

— Ой!.. — воскликнула Пак Сумин, пытаясь сдернуть сумку с моих ног.

— Давай сюда! — прошипел я сквозь боль, подтягивая к себе устройство. — И как ты додумалась?

— Бросить тебе его на ноги?

— Вообще привезти.

— Ты забываешь, что я получила элитное образование?

— Почти никогда не помню.

— Сказал выпускник северокорейской помойки.

— Политехнической северокорейской помойки, попрошу не перевирать факты.

Мы посмотрели друг на друга и оба улыбнулись. Внутреннее напряжение никуда не делось, перед глазами нет-нет, но появлялись сцены из вчерашнего вечера и не сказать, что мне было от их наличия тепло и спокойно на душе. Что переживала Пак Сумин с ее посттравматическим расстройством, я даже думать не хотел.

Я открыл сумку и достал из нее свой смартфон, ноутбук, зарядные. Пак Сумин взяла все, что было нужно.

— Слушай, скажи прямо, — вдруг остановился я, хотя ноут уже лежал на коленях и я готовился его включить. — Сколько мне светит?

— Ты о чем? — спросила Пак Сумин, устраиваясь на свободном стульчике в изголовье.

— Ты знаешь о чем. Сколько мне светит за четыре трупа?

— Это была самооборона.

— Не смеши. Я не рожден в Намчосоне, а беглец из Чосона. С меня здесь другой спрос.

— Ты все равно кореец, — возразила Пак Сумин. — Гражданин, как и любой другой.

Я только посмотрел на девушку, а она отвела взгляд. Мы оба понимали, что это лишь слова. Северяне — как нелюбимые дальние родственники. Их могут приютить и терпеть, но и спрос с них жестче, чем со своих, родных корейцев.

— Тебе интересно среднее или максимальное?

— Давай начнем с вышки, — ответил я.

— Камера смертников, — ответила Пак Сумин.

— А среднее?

— Лет десять.

— Превосходно.

Я выдохнул, тупо уставился на черный экран ноута перед собой. Что делать? Меня пока под стражу не взяли — я только под надзором. Когда я смогу встать с постели?

— Из страны тебя не выпустят, — Пак Сумин будто бы прочитала мои мысли. — Дело уже завели, не могли не завести.

— Ты считаешь, что беглеца с севера остановят мягкие южные границы? — улыбнулся я.

— Я была сегодня у деда. Он все уладит, — внезапно выпалила Пак Сумин.

Я не нашелся, что ответить, но, видимо, все было и так понятно по моему выражению лица.

— Ты же его ненавидишь, — наконец-то смог выдавить я из себя.

— Ничего не изменилось, — ответила девушка. — Но пусть сделает хоть что-нибудь полезное. Хоть раз.

— И что ты за меня отдала? — с тревогой спросил я.

Пак Ки Хуну не так многое нужно было от своей внучки, да и не так и многим она владела. Наследство, личная свобода — вот и весь не очень длинный список.

— Я проявила уважение, — обтекаемо ответила годзилла, поджимая губы.

— Уважение? Это как?

— Это когда разговаривают вежливо.

— И все? Твой дед стоит так дешево?

— Ну, были не только слова. Он получил от меня то, что давно хотел, — продолжала юлить Пак Сумин.

— И что?

— Поклон чоль. И я его назвала дедушкой. Дважды. Хотя нет, даже трижды. И попросила о помощи как главу семьи, — наконец-то выдавила из себя смущенная годзилла.