Он остановился, касаясь рукой двери.

— У меня нет извращений, — возмутился он. — Ты всегда говоришь только о сексе?

— Не всегда, — признал я. — Еще частично о еде и музыке.

— В каком — то конкретном порядке?

— Нет. Люблю менять местами. Заставлять гадать.

Он закатил глаза и отвернулся к двери.

— Я еще никому этого не показывал, но думаю, ты сможешь оценить.

Я припомнил, насколько он волновался, когда решил мне что — то продемонтсрировать, поэтому мне стало любопытно, что же это такое. Он открыл дверь, и с правой стороны длинного гардеробного шкафа виднелись полки и аккуратно висящая одежда. А слева — голая стена. Только это была не просто стена. Над моей головой было длинное узкое окно, откуда пробивалось естественное освещение, а стену покрывали борды. Они явно были нарисованы им; некоторые черно — белые, некоторые цветные. Одни полностью завершены, другие были лишь набросками.

— Ого, — прошептал я, сразу же узнал персонажей из просмотренных фильмов и не мог оторвать от них глаз. — Эндрю, они невероятные.

Он усмехнулся, кажется, почти с облегчением. Он правда считал, что мне не понравится?

— Они довольно классные.

— Классные? — повторил я. — Они потрясающие. Ты потрясающий. Не верится, что ты их нарисовал! — Смущение вперемешку с капелькой гордости окрасили его щеки. — Почему они не в гостиной вместе с драконом?

Он посмотрел на них и вздохнул.

— Не знаю. Наверно, не хотел, чтоб работа ежедневно пялилась на меня. Я многогранен, — тихо сказал он.

— Справедливо, — ответил я. — Понимаю твою точку зрения. Но серьезно? Они невероятные! Почему хотя бы не на стене в спальне?

Он прыснул.

— Сомневаюсь, что взрослый мужчина оценил бы мультяшных персонажей. — Он прокашлялся. — Если ты понимаешь меня.

Я хмыкнул.

— Тогда ты точно привел в дом не того парня. — Хотел сделать импровизированное замечание, но вдруг задумался: — Эли они нравились?

— Да. Но думаю, он радовался, что они были спрятаны. Как я уже говорил, никто их не видел.

— Я под впечатлением, — я опять глянул на рисунки. — Который твой любимый?

Его лицо засияло.

— Этот. — Он указал на цветной рисунок Марти, зебры с радужным афро из «Мадагаскара». — Его было весело рисовать. Который нравится тебе?

Я ткнул в одного из двух героев «Кун — фу Панды».

— Мне нравится, что это всего лишь набросок с общими формами тела. Мы можем понять, кто они, но…

— Что но?

— Здорово, что он открыт для интерпретации. Они могут уходить, как бы прощаясь, к нам спиной или, наоборот, возвращаться. Типа знаешь, только самое начало.

Не дождавшись ответа, я повернулся на него и заметил, что он таращился на меня. Рот его был открыт, но потом он покачал головой и решил не произносить того, что было на уме.

— В этом вообще есть смысл? — спросил я. — Или я не правильно понял?

Он с трудом сглотнул, глазами приклеившись ко мне, и прошептал:

— Превосходный смысл. Спасибо.

Внезапно воздух в гардеробной стал наэлектризовываться. Я хотел коснуться его, поцеловать его. Господи, мне хотелось попробовать его губы на вкус. Но все было не так. Я был здесь, чтоб помочь ему вернуть бывшего. Благодаря напоминанию, какого черта мне тут понадобилось, я глянул в окно и увидел цвет неба.

— Э… — Я сделал вдох, пытаясь собраться. — Уже поздно. Нам еще нужно поесть, да?

Он отступил на шаг назад и медленно выдохнул. Значит, электричество между нами не было плодом моего воображения.

— Да.

Я развернулся в сторону развешенной одежды.

— Знаешь, никогда раньше не видел настолько опрятного шкафа. — Даже на полках одежда лежала совершенно.

Он коснулся висящей рубашки.

— В последнее время у меня было много свободного времени.

О, точно. Эли. Снова вернулись к нему. Я начинал ненавидеть этого парня, а ведь даже в глаза его не видел.

— Здесь есть его одежда?

Глаза Эндрю слегка сузились.

— Нет.

— Какая жалость. Надеялся, он оставил рубашку или типа того.

— Почему?

— Чтоб я надел ее, — сказал я ему. — Чтоб он мог заметить. Мы же хотим добиться его реакции, так?

— Наверно, — ответил он, вытащил трикотажный жилет в том же стиле, что и надетый на нем свитер, только серо — синий, а не красно — синий. И поднял его на вешалке. — Он купил его мне.

— Еще лучше, — сказал я с улыбкой. — Можно я надену?

Он удивленно моргнул.

— Ладно.

Я приложил его к рубашке.

— Сочетается?

— Хм, не очень — то.

Он был прав. Оттенок синего был другим. Я снял белую рубашку на пуговицах и с длинными рукавами с вешалки.

— Вот что мне подойдет.

Мы были примерно одинакового роста, но совершенно разной комплекции. Я был худощавым, он плотным, а ознакомившись с его прессом, могу сказать — он был в прекрасной форме. Жаль, что он прятался под своим свитером и неважно, каким милашкой в нем выглядел.

Я начал расстегивать рубашку.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Я не могу надеть твою рубашку поверх своей. — Я расстегнул последнюю пуговицу и стянул ее с себя. — Не переживай, я оплачу химчистку.

— Не в том дело, — сказал он и откашлялся. Он пытался не смотреть на меня, но, кажется, не мог себя перебороть. Меня его взгляд не смущал. — У тебя голая грудь.

— Эй, — сказал я, глубоко оскорбившись. — У меня растут волосы на груди. — Я пригладил свой пушок.

Он засмеялся, а покраснел настолько густо, что даже уши порозовели.

— Нет, я о том, что у тебя на груди нет татуировок.

— Не, только «рукава». — Я посмотрел на свои плечи, где заканчивались чернила, и начиналась чистая кожа. — Что? Удивлен?

— Ну, да. Просто предполагал, что они у тебя…везде. — Он до сих пор краснел и пытался не пожирать меня глазами и не улыбаться.

— Еще нет. Может, когда — нибудь. Они вызывают привыкание, но меня пока все устраивает. — Я набросил рубашку и приступил к пуговицам. — Если найду правильную, наверно, сделаю.

Он призадумался, но ничего не произнес.

Покончив с рубашкой, я поднял обе руки.

— Села очень хорошо. У тебя есть вкус в одежде.

Он слегка улыбнулся.

— Спасибо.

Я начал закатывать рукава, но остановился.

— Рукава вверх или вниз? — спросил я. — Хочешь, чтоб он увидел, или нет?

— Решать тебе, — ответил он.

— Нет, решать как раз таки тебе. Твои слова, что он не поверит, что ты можешь встречаться с парнем в татуировках, поэтому я могу их не заворачивать. Без проблем.

Его глаза встретились с моими, и он покачал головой.

— Вверх. Не строй из себя того, кем не являешься.

Я зашелся в хохоте, хотя ничего забавного не было.

— Вообще — то я именно такой и есть. За это мне и платят.

Он отвел взгляд, словно нитки на его одежде были самой увлекательной вещью.

— Да, наверно.

— Но спасибо, — сказал я. — За желание, чтоб я был собой. — Он понятия не имел, что эти простые слова значили для меня.

Он вымученно улыбнулся, потом взялся за низ свитера и стянул его. Затем расстегнул рубашку и, не произнося ни слова, снял и ее. Он перебирал одежду, пытаясь найти подходящую, прошел к сложенной стопке. Вытащил серую, но не успел ее надеть, прерванный моей репликой:

— Стоп.

Он обернулся:

— Что?

И вот я без единого намека на стыд таращился на его тело. Его идеально накачанные, идеально выраженные грудь и пресс.

— Охереть, Эндрю.

— Ой, — сказал он, и я почти застонал, когда его румянец окрасил шею и грудь. Он копошился с рубашкой.

— Можешь смело ее не надевать, — предложил я. — Господи.

— Говорил же, что занимаюсь, — произнес он, натягивая рубашку, несмотря на то, что я почти умолял его этого не делать.

— Да, но про сексуальность ты не упоминал.

Он расхохотался надо мной, пренебрегая всеми комплиментами. Эндрю — пестрая смесь: он был застенчивый и даже немного кроткий, но еще прямолинейный. Обычно я мог угадать «верх» или «низ», но он совершенно сбивал меня с толку.