Залившись краской, я отпустил ремешок и уставился на него. Вряд ли мне прежде приходило это в голову. Когда на скотину нападала болезнь или взлетали цены на корма, отец произносил свою обычную шутливую присказку: «Не беда. Скоро это будет их забота — Тома и Касс». Джемисону это было не по душе. Я лелеял мечту, что рассчитаю его, а потом буду наблюдать, как он складывает свои вещички и убирается с нашей земли навсегда. Я никогда не задумывался, куда же Джемисон пойдет и что будет делать потом. Он ведь проработал на этой ферме всю свою жизнь. Он здесь родился, как и мы, мама мне рассказывала.

— Шел бы ты домой, — проворчал он немного погодя. — Нечего тебе здесь околачиваться.

И снова принялся разглядывать гусеницу. Я воспользовался тем, что Джемисон отвернулся, проскользнул между створками ворот и оказался у него за спиной.

— Лиза! Где Лиза? Мне надо с ней поговорить!

Джемисон продолжал стоять ко мне спиной, нарочно. Я чувствовал, что он сдерживается, чтобы не повернуться. Все его тело напряглось.

— Вроде ты уже достаточно наговорил моей девочке, хватит вам обоим покуда. — Джемисон несколько раз нажал ручку опрыскивателя. — Ступай-ка домой, будь хорошим мальчиком.

Он говорил со мной так, словно я был десятилетний мальчишка. Ну и разозлился же я на него за это! Я шагнул вперед и потянул рукав его грязной куртки с такой силой, что ему пришлось выпрямиться, чтобы не упасть. Тогда он повернулся и снова поглядел на меня. Мы стояли слишком близко, так что ему пришлось немного задрать голову, чтобы меня разглядеть. А я и не догадывался, как я вырос!

Злоба в его голосе поразила меня.

— Ты так обидел мою Лизу, что она полночи проплакала! Уж не знаю, что ты ей наговорил или сделал, молодой Том. Лиза мне не сказала. Но Господь тебя храни, если я когда дознаюсь! Потому что если это хоть вполовину так плохо, как я подозреваю, то я задам тебе такую порку, что не скоро забудешь, и не посмотрю, что ты хозяйский сынок.

Я пытался ответить ему, защитить себя, объясниться. Но не смог. Что мне было делать? Внутри меня проснулась и начала, будто гадюка, разворачиваться жуткая боль. Я попытался отвернуться от Джемисона, чтобы не видеть злобного блеска его глаз. Все вокруг меня вдруг покрылось бледным нездоровым светом — сад, его дом, деревья возле дома — все закружилось надо мной, и показалось, что я вот-вот потеряю сознание и упаду в траву.

— Я должен с ней поговорить! — взмолился я. — Дай мне повидаться с Лизой.

— Нет! Не бывать этому! Довольно ты ее обидел. И не приходи сюда больше украдкой. Ты ее не увидишь. Она уедет. К своей тетке Бриджет в Линкольн, нынче же. Я не приду на ферму, пока автобус с моей Лизой не отъедет от Фретли.

— Она не может! Не должна! — я пытался найти доводы. — А как же Халлоран? — спохватился я. — Ему она тоже нужна!

— К черту Халлорана! К черту его! К черту!

Джемисон так хряснул опрыскивателем оземь, что ручка вогнулась, и на траву вытекли маленькие кристаллики. Казалось, он вот-вот расплачется, словно одинокий усталый старик. Никогда прежде мне не было жаль Джемисона, никогда!

— Придется ему обойтись без нее, — проговорил он тихо. — Но ведь и мне тоже.

Я наклонился, чтобы поднять опрыскиватель прежде, чем все его ужасное содержимое выльется под корни растений. И молча протянул его Джемисону.

— Ладно, — сказал он, печальный и опустошенный после своей вспышки. — Ступай-ка домой. Так будет лучше. Отцу сегодня понадобится твоя помощь, раз меня не будет, а вон и дождь собирается.

Выйдя за ворота, я обернулся. Джемисон стоял и смотрел мне вслед, ждал, пока я уйду, — такой жалкий перед своим жалким домишком с облупившейся краской и потрескавшейся кривой черепицей. Единственный человек, который ему был дорог, уезжал — по моей вине. Он сам так сказал.

— Не отсылай ее!

Вдруг все показалось совсем просто. Он же сам станет скучать по ней, едва отъедет автобус! Он уже по ней скучает, от одной мысли о разлуке. Он не хочет, чтобы она уезжала. И я тоже. И Халлоран. Мы все хотим, чтобы Лиза осталась.

— Не отсылай ее! Обещаю, я ее больше не обижу. Мне жаль, что так вышло. Не отпускай ее. Честное слово: это больше никогда не повторится.

Не обращая на меня внимания, Джемисон принялся выпрыскивать облака ядовитой смеси на фруктовые кусты. Впервые мне было все равно. Я бы ничего не возразил, даже если бы он колол гусениц раскаленными булавками — всех, одну за другой. Только бы он не отсылал Лизу! Листья на кустах постепенно темнели, на них оставались большие блестящие капли. Фигура Джемисона была окутана легкой светлой дымкой. Он был так взволнован, что не замечал, что опрыскивал против ветра.

Я вскарабкался на среднюю перекладину его ветхих ворот и крикнул:

— Не отсылай ее, пожалуйста!

— Она уедет. Все уже договорено.

— На все лето?

— Совершенно верно.

— Но почему? Почему?

Джемисон все качал и качал, хотя опрыскиватель был давно пуст и издавал лишь легкий свист.

— Здесь нет подходящей компании для моей девочки, — сказал он.

— Здесь есть Касс, — возразил я.

Он ответил своим резким лающим смешком. Гадкий звук. Джемисон бесцельно опрыскивал свои кусты.

Он распалялся все больше и больше. Я видел, как из-под воротника его куртки появляется свекольно-красная тень и поднимается до самых ушей.

— Что не так с Касс? — не отступал я.

— Иди домой! Убирайся!

— Что не так с Касс?

Я выкрикнул это, но у меня вырвалось хриплое рычание, больше похожее на его голос, чем на мой. От неожиданности я соскользнул с перекладины и сломал гнилую доску, на которую упал.

— Слезай с моих ворот! — заорал на меня Джемисон. — Ступай домой! Не моя забота рассказывать тебе, что и как. Нет уж! И твоим отцу с матерью тоже. Можешь продолжать делать вид, что ничего не замечаешь — она же твоя родная сестра, да к тому же двойняшка! Но я видел то, что видел, — у Халлорана, а об остальном уж догадался. Так что моя девочка проведет лето в Линкольне, от греха подальше!

— От греха подальше?

— Ступай домой!

— Касс? В доме у Халлорана?

— Предупреждаю тебя, Том. Уходи прочь!

В голосе Джемисона зазвучала настоящая угроза, тихая и пугающая, и я припустил мимо боярышника, прежде чем он бросился за мной. Тропинка еще больше была похожа на туннель: она казалась темнее и теснее и совсем заросла. Кривые корни хватали меня за ноги, когда я перескакивал через них, а колючий кустарник норовил порвать одежду. Редкие проблески неба, которые мне удавалось рассмотреть, были словно испещрены кровоподтеками и предвещали грозу. Воздух окутывал мне лицо, как тонкая влажная ткань, не давая вздохнуть. Тропинка казалась длинной-предлинной, бесконечной. Наконец я упал на ствол ясеня, что рос на краю рощи, и, задыхаясь, согнулся в три погибели.

Тишина, увеличивавшаяся по мере того, как мое собственное хриплое дыхание постепенно успокаивалось, была под стать странной неподвижности, окружавшей меня. Ничто не двигалось в роще. Даже листья на деревьях не шевелились. Время будто остановилось. Я направился к леднику. Мне надо было все обдумать. Предчувствие и покой теперь просачивались в меня, как в птиц и белок. Я пробирался медленно и осторожно и смотрел, куда ставлю ноги. Я почти добрался до места, когда заметил на земле брошенную куртку Халлорана. Видно, он ее здесь забыл.

Я замер, уставившись на нее. Вдруг рваная шелковая подкладка зашевелилась от дуновений теплого ветра. Это неожиданное движение испугало меня — ведь все вокруг казалось до жути неподвижным. Я подскочил.

«От греха, — сказал Джемисон про мою сестру. — Нет подходящей компании для моей девочки! Я видел то, что видел, — у Халлорана, а об остальном уж догадался».

И вдруг я все понял. Яркая куртка Халлорана лежит на земле как вызов перед тем тайным местом, которое я делил с Касс столько, сколько сам себя помню. Значит, Халлоран бродил тут неподалеку прошлой ночью, когда было уже слишком поздно рисовать. Он знает вечерний распорядок в нашей семье так хорошо, будто сам по нему живет. Касс запирает свою комнату на ночь и спит дни напролет.