— Выныривай! — засверлил в висках невыносимо громкий крик Свина.
Вслед за этим я почувствовал его зубы на моей руке. Резкий, больше похожий на удар рывок — и я покинул гостеприимный подводный мир. Тяжкое ощущение. Из царства безмолвия — в кромешный ад криков, сдобренный ревом полыхающего состава. Из невесомой упорядоченности — в хаос окровавленных людских тел, обломков металла, плавающих по волнам вещей. Из блаженства — в холодный колючий мир, где снова надо страдать, бороться и брать на себя ответственность.
Как бы там ни было, Свин опять спас мою шкуру, приведя меня в чувство мощной энергетической пилюлей и вытащив мое, совсем уже расслабившееся тело из-под воды.
Я громко кашлял, выплевывая воду. Свин плавал рядом, положив одно копыто мне на плечо и суча всеми остальными для поддержания своей туши на поверхности воды.
— Больше взрывов не будет, можно выбираться, — прохрипел Свин. Ему было тяжело, рыло едва виднелось над водой. Резвые волны с насмешливой периодичностью плескали в его разинутый рот соленую воду, которую Свин тут же громко сплевывал, успевая при этом задиристо материться.
Я погреб к берегу. Взрывная волна отбросила меня всего метров на пятнадцать, поэтому особо стараться не пришлось. Едва коснувшись ногами земли, я взял Свина за ошейник и, рассекая воду свободной рукой, неспешно побрел. Через пару минут мы вышли из моря. Свин без сил повалился на песок. Только сейчас я заметил на его правой ляжке довольно большой порез. Не смертельно, но крови много. Я стянул с себя мокрый плащ и прикрыл им Свина. Сам опустился рядом и положил голову ему на брюхо.
Уже совсем рассвело. Весь берег был покрыт обломками трех составов. Железо, пластик, дерево, остатки вещей пассажиров. Я рассмотрел даже кусок таблички с вагона: солнце осталось на другой половине, но чайка виднелась отчетливо, рельефно. Цистерны с нефтью продолжали пылать. Их содержимое вылилось в овраг по левую сторону железнодорожной колеи. Я пытался не думать, что стало с теми людьми, которые отказались идти в море и попытались преодолеть овраг и скрыться в лесу. Единственным плюсом от взрыва цистерн, если можно говорить о каких-то плюсах, являлся сильный жар. Благодаря ему на берегу временно воцарился тропический зной. Очень кстати, поскольку на дворе стоял не июль месяц и без такого кострища продрогшие в холодной воде люди замерзли бы очень быстро.
Пассажиры скорого поезда «Москва — Приморск» постепенно выбирались из моря на сушу. Кто-то поспешно, кто-то, наоборот, крайне нерешительно, поскольку они боялись нового взрыва. Допускаю, что некоторые могли поддаться чарам подводного мира, как едва не поддался им я, и остаться в нем навсегда. Неплохо бы проверить, но сил не осталось совсем.
— Лежи, — хрюкнул Свин, отчего его брюхо заходило ходуном. — Мы достаточно погеройствовали на сегодня. Пусть поработают другие…
Я в нерешительности сжал кулак, прикидывая, хватит У меня сил подняться на ноги или нет.
— Да лежи же, я сказал! — недовольно сплюнул на песок Свин. — Тебе надо прийти в себя, нам понадобиться максимум твоих сил в самое ближайшее время. А насчет тех, кто в воде… Пятерым уже ничем не поможешь: они слишком поздно нырнули и двоим опалило голову огнем, а остальных посекло осколками. Но тех, кто еще живой, вытащат другие пассажиры.
Я расслабился. Свин в это время, полагаю, крутил энергетические потоки, чтобы привести себя, и меня заодно, в относительный порядок. Минут через пятнадцать он колыхнулся, давая понять, что оздоровительный сеанс закончен. Я сел, Свин тоже сел на задние лапы. Я поправил на нем плащ.
— Так нормально?
— Сойдет… Нет, ну ты посмотри на этих парней…
Я проследил за его взглядом и увидел Чука с Геком, выходящих из пены прибоя. Полагаю, они заплыли дальше всех, так что взрыв их никоим образом не покалечил. Все тот же черный гламур, разве что волосы слиплись да губы посинели.
— Там не осталось еще одной цистерны про запас? — громко спросил меня Свин, когда Чадов проходил рядом с нами. — По-моему, взрыв не достиг своей цели.
— Очень даже достиг, — улыбнулся подошедший Гешко. — Все, кто панически боялись погибнуть в катастрофе или не хотели жить и искали внешнего повода, чтобы отправиться на тот свет, получили по своей вере. Что же касается нас, то…
— «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится», — на память процитировал Чадов, разгребая песок руками.
Я не поверил своим глазам. Пока мы со Свином носились вдоль вагонов, пытаясь загнать пассажиров в море, эти ребята закопали свои вещички в песок. Теперь у них была и сухая одежда, и работающий сотовый телефон, и даже непромокшие сырные крекеры, парочку которых Чадов тут же запихнул себе в рот.
— По телефону хоть позвони, сволочь, вызови подмогу, — угрюмо бросил Свин.
— Это можно, — согласился Чадов, но звонить не торопился, продолжая задумчиво вертеть сотовый в руках, будто видел его первый раз в жизни.
Я встал на ноги и подошел к нему.
— Ладно, ладно, — поспешил Чадов, увидев выражение моего лица, — сейчас позвоню. «Просящему у тебя дай… »
— Иначе просящий может дать тебе сам, — сказал я, демонстративно сжимая кулаки.
Гешко тут же нарисовался за спиной Чадова и уперся в меня белесым немигающим взглядом. Я знал, что натренирован он гораздо лучше меня и в случае стычки мне не поздоровилось бы. И все же у меня было преимущество: маленький шар ненависти, клубящийся внизу живота. Когда ты ненавидишь, учил меня когда-то Свин, опускай комок из горла в живот. Тогда есть шанс что-то сделать.
Я выдержал взгляд Гешко. Он заморгал и преувеличенно рьяно стал наблюдать за манипуляциями Чадова с мобильником. Я демонстративно подошел к вещам Гешко и вытащил из его открытого чемодана пачку сигарилл, затем пошарил еще — и прибавил к ним серебряную «ронсоновскую» зажигалку.
— Когда вокруг тебя Большой П… дец, покурить особенно приятно, — одобрил мои действия Свин.
Я вернулся к нему, уселся на песок, прикурил две сигариллы, одну засунул Свину в рот, другой с наслаждением затянулся сам. Терпкий дым ворвался в легкие, сжал сосуды головы. Хвала Господу за табак! Всегда можно отвлечься. И не оценивать происходящее. Не переживать. Не думать. Не думать. Не думать….
Чадов вызвал экстренную помощь. Эсэсовцы собрали свои чемоданы. Гешко нерешительно топтался на месте.
— Эй, Гаврила, зажигалка-то наградная, коллекционная….
— Тебя обманули, — сообщил ему Свин, разглядев за секунду блестящее устройство в моей руке.
— Нас действительно награждали…
— Я не про награду — про коллекционность. Это подделка. Пусть не китайская, но румынская или польская. Так что можешь о ней особо не переживать.
Гешко хотел что-то сказать, но Чадов остановил его рукой.
— Позвольте откланяться, господа. Надеюсь, мы с вами больше не встретимся.
— Первый раз наши желания полностью совпадают с чаяниями сотрудников Службы Справедливости, — в нос сказал Свин, после чего сжевал свою сигариллу и выплюнул ее так, что она попала в ботинок Гешко.
Тот снова хотел что-то сказать, но Чадов и на этот раз сдержал своего подчиненного. Они взяли чемоданы, Гешко перекинул через плечо ремень дорожной сумки— и эсэсовцы зашагали прочь. Чистенькие мальчики чистого неба…
— Вот и прокатились, — сипло хрюкнул Свин. — Дайка еще сигариллу…
Я прикурил новую и сунул ему в рот.
— А знаешь, эти ублюдки в чем-то были правы. Никогда не помогай, если тебя не просят. Мы, то есть ты, сделали доброе дело, спасли рыжеволосую от смерти. А она — упокой, Господи, эту дуру несмышленую — приняла меня за террориста и сказал об этом своему воздыхателю.
— И? — поморщился Свин.
— И он стал хватать меня за грудки. Если бы ты не хотел ее… то есть если бы ты не вылечил ее, этого не произошло бы. И я смог бы спасти еще немного людей.
— А кто прикрыл бы тебя от взрыва? — спросил Свин.
Я пожал плечами.
— В жизни всегда так, — хрюкнул мой офицер. — Не бывает, чтобы ты сделал все, что хотел. Всегда где-то теряешь, а где-то находишь. Да, может, этой девушке надо было умереть там, на станции. Но тогда бы после взрыва от тебя остался бы один хлястик от плаща. И как бы я спасал с этим хлястиком нашу рок-группу?