Пресытившись клубами, я совсем обленился и завел маленький домашний гарем. Придирчиво изучал кандидаток и выбрал наконец представительниц разных темпераментов. Мою первую временную жену звали Ирма — высокая блондинка с натуральным бюстом четвертого размера. Она приехала из Швеции: решила отдохнуть полгодика после окончания университета. Со второй девушкой — миниатюрной черноволосой Паолой — я познакомился в рыбном ресторане, где она работала менеджером. Третью — афроамериканку Ноэль с толстыми губами и кошачьим темпераментом — я встретил на презентации какого-то сигарного бутика.
Всем девушкам было около двадцати лет, и все они согласились жить со мной без малейших колебаний. Я не понимаю, почему западный мир так зависит от психоаналитиков. Ведь сущность любого психоанализа — борьба с воспоминаниями. А девушки вели себя так, как будто воспоминания — всего лишь дискета, которую по истечении срока можно вынуть из компьютера и выбросить в мусорное ведро. Они не были проститутками (Ирма и Ноэль, во всяком случае, точно не были), однако согласились круглосуточно удовлетворять мои эротические фантазии за бесплатное жилье, еду и четыре тысячи долларов наличными в месяц. Ирма таким образом копила на новую «вольво». Ноэль откладывала деньги на пластическую операцию: девушка мечтала стать моделью и затмить Наоми Кемпбэлл. Что же касается Паолы, то она помогала младшему брату открыть собственный ресторанчик для туристов: заведение обещало стать семейным бизнесом.
Ну вот, я развлекался, как мог, благо запретов в этих юных головках не существовало вовсе. Групповые игрища, женский дуэт, соло, ролевые игры, мягкий и жесткий ЭсэндЭм, видеосъемки, фотосессии — все, что угодно. В любой день недели, в любое время суток. Девушки очень старались. Претензий предъявить я не мог, хотя и чувствовал, что они относятся ко мне как к выгодной работе. Когда все это закончится, каждая вернется в мир, который ее действительно интересует. Ирма купит свою «вольво», устроится менеджером в какой-нибудь концерн, выйдет замуж, родит двух белоголовых ребятишек и будет скрупулезно выплачивать кредит за аккуратненький коттедж. Ноэль подкорректирует слишком грубые скулы, накачает силикона в грудь и станет ходить по подиуму. Если повезет — действительно переплюнет Наоми Кемпбэлл. Паола же откроет свой ресторанчик, наденет пестрый национальный передник и будет до хрипоты торговаться с поставщиками, выбивая дополнительные скидки на оливки и лобстеров. А меня они забудут. В этом я не сомневался. Просто достанут из памяти дискету, на которой записаны я, моя вилла и все, что здесь творилось, бросят на асфальт и прихлопнут каблуком. И будут образцовыми членами общества, верными женами и заботливыми матерями. Немного смущает, верно? Но, с другой стороны, таковы правила, которые я сам установил. Впрочем, вскоре мне надоели и мои правила тоже.
Очередной сюрприз великой шутницы жизни. Я так стремился к покою, так мечтал о непрекращающемся наслаждении… А когда получил то, что хотел, почувствовал, что это меня не радует.
Скверная ситуация. Я не знал, стоит ли мне искать выход. Его ведь ищут из безвыходных положений, а у меня, наоборот, все было хорошо. Единственное, о чем я скучал, так это о Свине. Да-да, о толстой розовой туше, непрестанно матерящейся, жующей чипсы и сочиняющей рассказы в порнографический журнал. Не знаю, откуда взялась эта тоска. С точки зрения общепринятой морали симпатизировать Свину я не мог. Большой грешник в прошлой жизни и существо с весьма сомнительными моральными устоями в текущей, он не сделал ничего великого. Не построил дом, не вырастил дерево. Даже последние слова в своей жизни Свин произнес не возвышенные, как полагается, а просто выругался от души… Мы помогали людям, это верно. Но, опять-таки, из корыстных побуждений. Как относился Свин ко мне? Я не знал. Иногда он бывал очень груб, иногда трепал мне нервы. Большей же частью он прикрывал мою шкуру, хотя тут надо оговориться: мой успех означал его успех, а мое поражение — его поражение. Просто два сотрудника, и все. Ничего личного.
Но я скучал. Иногда мне даже снилось, как распятое тело моего офицера висит где-то в облаках, в какой-то соседней реальности. Он проходит все круги очищения, ему задают провокационные вопросы, И он отвечает — паинька паинькой. Он не дерзит, не сморкается, сдержан на язык. Ведь он хочет попасть на реинкарнацию в свою благополучную рязанскую семью. И вырасти прилежным парнем, по уши влюбленным в информационные технологии. И сделать карьеру, и основать корпорацию, и стать самым богатым и знаменитым…
Хочет ли? — проснулся я однажды ночью от холодного обжигающего вопроса. За окнами нежилась теплая ночь. Рядом посапывали Ирма и Ноэль. Тоже две временные сотрудницы. Тоже ничего личного. Но, окинув взглядом безупречные фигурки девушек, я подумал, что их нельзя сравнить со Свином. Я понял, что в наших с ним отношениях было нечто большее, чем выгода. Я встал с кровати и подошел к окну. С моря дул прохладный ветерок. Все было тихо и спокойно. И вот посреди этой идиллии меня внезапно скрутил спазм. Я упал на паркет из красного дерева, чувствуя, как моя голова раскалывается от нестерпимой боли. Откуда-то снизу, из живота, поднималась мощная волна, несущая страх, нетерпение и разочарование. Ужасные ощущения. Но это была моя волна, мое глубинное желание. И я слишком хорошо понимал это, чтобы сопротивляться.
Мне становилось все хуже и хуже. Сердце билось учащенно, резкими толчками, в сумасшедшем ритме. Перед глазами поплыла мозаика багровых пятен. Тело покрыл липкий холодный пот. Я понял, что еще чуть-чуть — и мне станет совсем плохо. И еще я понял, что должен повернуться лицом к своей проблеме, своему страху, своей боли. Я должен задать себе вопрос и должен ответить на него.
Когда я понял это, мне стало легче. Багровые пятна исчезли. Сердце начало успокаиваться. Я встал на четвереньки, затем поднялся с пола. В этот миг голову осенило чем-то холодным, ярким, свежим. Я понял, что мне надо делать. Я осознал, чего я хочу. И это принесло мне спокойствие и радость.
Я схватил бутылку минералки и жадно приник к горлышку. Затем громко рассмеялся. На кровати кто-то зашевелился: сонная Ирма подняла взлохмаченную белую голову от подушки и вежливо поинтересовалась, не надо ли сделать мне минет. Я сказал, что не надо, и велел девушке спать дальше. Затем вышел на улицу, уселся в шезлонг и долго смотрел на ночное небо. Здесь оно было теплым, бархатистым. Но я вспоминал совсем другое небо. Наше со Свином небо, под которым мы трудились в поте лица целых десять лет, рисковали жизнью, попадали в передряги. В голове всплывали все новые и новые воспоминания. Крушение поезда «Москва — Приморск», перестрелка в казино, смерть Священника, сражение в пионерском лагере. В этих воспоминаниях таилось много боли. Но в них же обитала радость и счастье. Так, наверное, чувствует себя старый солдат, узнавший, что война, на которой он пролил много крови, была захватнической и несправедливой. Пусть несправедливой! Но то, что он пережил, из головы выкинуть нельзя. Более того, им можно гордиться. И любить.
Воспоминания успокоили меня настолько, что я даже заснул, с блаженством ощущая незнакомую мне доселе легкость в области солнечного сплетения.
Утром я с аппетитом позавтракал, позвал всех трех девушек к себе и выписал им чеки на суммы, значительно превышающие оговоренные ранее. Ирма теперь могла купить не какую-нибудь «вольво», а вовсе даже и «ягуар» последней модели. В глазах Паолы я заметил мельтешение цифр: получив чек, она сразу же стала прикидывать, какой ресторан лучше приобрести. Ноэль немедленно связалась по телефону с клиникой пластической хирургии и отправила им по факсу постер Легации Касты, выдранный из глянцевого журнала.
Процесс вручения чеков сопровождался такими восторженными визгами, что прибежал охранник с соседней виллы. Я отослал его прочь, а затем объяснил девушкам, что это — подарок за их безупречную службу и что теперь нам надо расстаться навсегда. Они не опечалились, хотя и предложили устроить прощальную оргию. Я отказался. Поль вызвал такси. Ирма на прощание все-таки затащила меня в ванную и сделала то, что она собиралась сделать ночью. На том и расстались.
