— Да ты что? Ты за кого меня принимаешь? — обиделся главный.

— А вас кто-нибудь спрашивал обо мне?

— Еще как! — Юрий Сергеевич хитро прищурился. — И знаешь, что странно — сплошь мужики. Кто ты, да что ты, да как тебе понравиться. А где твой напарник?

Я глазами показала на Леонида, развалившегося у барной стойки.

— Вон тот красавец? — Мохов удивился. — Поди ж ты, какие сыщики пошли выразительные. Теперь я понимаю, почему ты все время в свой МУР шастаешь. Хорош парень, ничего не скажешь. Тебе помощь моя нужна?

— Да, сделайте, пожалуйста, вид, что вы с ним знакомы. По легенде он — выдающийся политтехнолог, специалист по черному пиару, зовут его Гений Манукян.

Мохов расхохотался:

— Ты придумала? Молодец.

— Он изображает недоступного жлоба, отказался дать мне интервью, ой, кстати, это интервью вы же от меня и требуете.

— Понял. Ну, смотри теперь, как я вольюсь в ваше тайное общество. Гений! — заорал Юрий Сергеевич на весь зал. — Дружище! Старый затворник в таком многолюдном месте! Мне говорили, что ты приедешь, а я все не верил. Это правда ты?

Леонид важно кивнул.

— Все плетешь свои грязные интриги? — продолжал орать Мохов. — По-прежнему ничего святого?

Леонид слегка надулся, но ответил тоже громко, работая на всю аудиторию:

— Святого вообще ничего нет. Это поповские выдумки.

— Нет святого? Беда. Твоими стараниями, наверное.

Юрий Сергеевич заметил какого-то своего знакомого и пошел к нему. А я повернулась к столику Трошкина, нет, не для того, чтобы вернуться туда, а так, из любопытства: ждут ли меня, надеются ли?

Меня не ждали. Напротив Трошкина сидела Татьяна Эдуардовна Ценз, и, судя по лицам обоих, разговор у них был не самый приятный. Я бы назвала его разборкой, потому что еще не вполне отвыкла от лексики уголовно-милицейского мира.

Стоять посреди зала и таращиться на Трошкина и Ценз мне не позволило воспитание. Гораздо приличнее — спрятаться и подсматривать, что я и сделала, прислонившись к колонне и высунув из-за нее нос и правый глаз. Татьяна Эдуардовна явно предъявляла Трошкину претензии, она что-то рассерженно ему выговаривала, а он, судя по лицу, оправдывался и все время пытался взять ее за руку. Руку она раздраженно вырывала и продолжала ругаться. Судя по тому, что Трошкин все время отрицательно мотал головой, Татьяне Эдуардовне пока не удавалось его убедить.

— Подсматривать нехорошо, — сказал кто-то у меня за спиной.

— Кто это вам сказал такую глупость? — ответила я и только потом обернулась. Передо мной стоял улыбающийся Вадим Сергеевич Иратов собственной персоной. Нет, сегодня мне определенно везет. А это не к добру.

— Да кто подсматривает? — начала я оправдываться. — Так просто — наблюдаю.

— Переживаете, что ваше место занято? — Иратов сделал вид, что сочувственно вздыхает.

— Нет. Просто я забыла на столе свои сигареты, хотела подойти и взять, но люди уже разговаривают, неудобно перебивать, — объяснила я.

— Как вы выживаете с таким чувством такта в наше грубое время? — Иратов смеялся надо мной, и правильно делал. Смех продлевает жизнь и облегчает взаимопонимание.

— Плохо живу. Хочу курить, а не могу.

— Придется бросать, — посоветовал Иратов. — Насколько я знаю Таню, она не разожмет челюстей до тех пор, пока от Сашки не останется кучка обглоданных косточек. Так что шансы ваши равны нулю.

— Не преувеличивайте. — Я махнула рукой в сторону холла. — Сигареты можно купить в ларьке.

— Я не о шансах покурить, — сказал Иратов, — я о более серьезных вещах.

— О каких?

— О Трошкине и о тех шансах, которые появились у вас после знакомства с ним. — Иратов перешел на доверительный тон.

— Вы полагаете, что они появились? Вместе с Александром Дмитриевичем Трошкиным? — изумилась я.

— В каком-то смысле… — промямлил Иратов. — То есть… не знаю, как сказать…

— Скажите правду, — с мольбой попросила я. — Вы что-то знаете, я вижу. Он что, завещал мне все свое огромное состояние? Или хотя бы часть его? Знаете, мне бы хватило и части.

Иратов смутился.

— Я полагал… — начал оправдываться он, — то есть мне показалось, когда вы с ним сейчас беседовали…

— А-а, — я окинула Иратова строгим взглядом, — так вы подсматривали?

— Наблюдал, — поправил меня он, и мы оба рассмеялись. — Впрочем, ерунда, извините меня, девушка, я не хотел вас обидеть.

— Вы меня ничуть не обидели, Вадим Сергеевич. Только не называйте меня девушкой, я этого терпеть не могу. Зовут меня Александра.

— Очень приятно. Позвольте, Александра, вам помочь. Готов рискнуть собой и принести ваши сигареты. Но если меня растерзают там, — он ткнул пальцем в сторону Трошкина и Ценз, — то…

— …клянусь заменить вас на посту губернатора Красногорского края, — пообещала я.

— Вот спасибо. Тронут. Если вас не смущает, конечно, что я не губернатор.

— Пустяки, дело наживное, каких-то несколько месяцев…

— Только не сглазьте, — строго прервал меня Иратов. — Пойду. Послушать, о чем они там ругаются?

Он явно проверял меня на моральную устойчивость.

— Ни в коем случае! — горячо запротестовала я. — Подслушивать нехорошо.

— Самому интересно, — жалобно вздохнул он.

— Тогда… Если вас не затруднит, — согласилась я.

Иратов смело направился в «тихий уголок» и очень быстро пожалел о своем безрассудстве. На него набросились оба — и Трошкин, и Ценз. Вадим Сергеевич пытался обороняться, объяснял что-то, размахивал моими сигаретами, но разъяренная парочка просто-напросто прогнала его от стола, а Ценз еще кричала что-то вслед.

— Курите теперь, — приказал Иратов, протягивая мне сигареты. — Хочу увидеть, что пострадал не зря.

— Конечно, закурю. — Я вовсе не собиралась позволять ему переваливать всю ответственность на меня. — Впрочем, не так уж сильно вы пострадали. Они вас все-таки не били, а только орали.

— Ну, знаете, — обиделся Иратов, — и наглая же вы девица. Или девицей вас тоже нельзя называть, как и девушкой?

— Нет, против девицы я ничего не имею, — успокоила его я. — Но вы не правы. Это типичная манера наших политиков — сваливать с больной головы на здоровую.

— Это у меня больная?!

— Не у меня же. Рассудите здраво — вы сами вызвались совершить добрый поступок. Странно, учитывая ваш статус, но факт. Самое удивительное, что добрый поступок вы действительно совершили, за что спасибо большое. Да, прошло не очень гладко, и первое, что вы делаете, — наезжаете на меня. Впрочем, я вас не виню, вы же не по злобе, Вадим Сергеевич, просто рефлексы берут свое.

Иратов расхохотался:

— Ладно-ладно, пошли ужинать. В вашей наглости, Александра, есть своя изюминка.

— Вы приглашаете меня на ужин? — обрадовалась я.

— Правильнее было бы сказать, что всех здесь присутствующих, а значит, и нас с вами, пригласил на ужин нынешний губернатор Красногорского края. Но в рамках его глобальных благодеяний я вполне могу позволить пригласить вас к нашему столику. Заодно познакомлю вас с женой.

— С удовольствием.

За столиком, который облюбовал себе Иратов, уже сидела его жена Людмила. Мне она мило кивнула, произнесла две дежурные фразы и тут же, оставив светские условности, набросилась на мужа:

— Вадь, твой Алешин — просто сволочь. Он спаивает Светку, а ты ведь знаешь, какая она, когда выпьет. Как будто по-другому нельзя завоевать расположение женщины? Интеллигентные люди, называется! Напоить до бесчувствия и изнасиловать — больше ничего и не умеют. Ты должен вмешаться!

— Не преувеличивай. Умеют еще кое-что. — Иратов уселся за стол. — И как, по-твоему, я должен вмешаться? Подойти и сказать: «Света, не пей» или «Леша, не наливай Свете спиртного». Так? А потом проводить их в номер и прочитать Леше лекцию на тему общественной нравственности: «Нехорошо, мой друг, трогать пьяную женщину руками, наберись терпения, дождись, когда она протрезвеет, и уж тогда…»

— Я знаю, ты Свету не любишь, — уже более миролюбиво заговорила Людмила, — но позволять так с ней обращаться…