Леонид отправил в рот кусок сморщенного желтоватого плода. На вкус как персик. Закуска к шампанскому несколько странная, но лучше, чем ничего.

– А что ты сделал-то?

– Я? Да в том-то и дело, что ничего. Просто остался в живых...

Касс залпом осушил бутылку, уронил ее на пол, уставился в никуда, и затем его прорвало.

– Знаешь, что такое парад героев? Ты не знаешь, конечно же, об этом искин тебе не рассказал. Это торжество, в котором мечтает принять участие каждый мальчишка сссла. Великая честь – быть героем, и я тоже всегда хотел им стать.... Парад героев...парад живых и мертвых. Вначале идут курсанты военных училищ – только достойнейшие – и несут портреты тех, кто не дожил до этого парада. Тех, кто умер вчера, тех, кто скончался от ран сто периодов назад, тех, кто погиб на поле боя в прошлые тысячелетия... А потом шествие мертвых героев заканчивается – идут живые. Миллиарды мечтают идти среди них – выпадает единицам, десяткам. Ныне живут сто тринадцать героев... и только я знаю, что их на самом деле меньше... Что их на самом деле сто двенадцать. А может быть, и того меньше.

Видишь ли, Леонид, война – дерьмо. Как солдат, я знаю это лучше всех. А некоторые войны – особенно дерьмовые. Мы воевали за планетку – сплошная грязь. Сплошное болото. Она нам не нужна была, но мы воевали. Так надо было. Нас было девять человек в отряде – и мы стали друг другу дороже братьев. Война сроднила нас всех, связала узами, которые прочнее уз крови. Ты не поймешь меня – ты ведь не совсем солдат...

Леонид слушал молча, не перебивая, а Касс продолжал, глядя в никуда, и перед его глазами, видимо, проплывали картины прошлого.

– ... И война же отняла их у меня. Враг развернул над планетой спутниковую систему, которая не давала подойти основным силам, и закрыл их маскировочными полями. Нам нужно было дойти до места, установить наземный детектор и подсветить цели для линкоров с поверхности... И мы шли. Девять человек и один переносной детектор посреди болота, раскинувшегося на всю планету. И враги, куда ж без них. Троих мы похоронили в том болоте – остальные погибли, защищая установленный детектор. Вот и все. Герой ли я? Я просто остался в живых. Совершенно случайно остался, это не моя заслуга. Все остальные – они сделали как минимум не меньше ради общего блага, даже больше – они ведь отдали свои жизни, в то время как я – нет.

– Честно говоря, я не понимаю твоих терзаний. Вы сражались, за что считали нужным. Они погибли. Ты выжил. Я не знаю, как у вас, а у нас пойти в тыл противника ради диверсии – это героизм. Так и вспоминается песня – '...два провода голых, зубами скрипя, зачищаю...' В чем проблема-то?

– Понимаешь, – медленно произнес Касс, – у нас немного другое отношение к понятию 'герой'. А тем более – к великим героям. У вас цепляли на грудь звездочку героя, жали руку, иногда писали в газету... И все. Мы отличаемся от вас тем, что не верим в душу. Материалисты мы. Религия, загробная жизнь... У нас таких понятий нет. Смерть – это конец. Отдавая свою жизнь, ты уже ничего взамен не получишь. Потому отношение к героям вообще у нас особенное. Не такое, как у вас. А к тем, кого провозгласили великим героем – и подавно. Это огромнейшая честь. Огромнейшие почет, слава, уважение. И не только для самого героя – для его семьи тоже. У нас принято, что первым словесно здоровается тот, чей ранг выше. Ты сам видел – все молчали, пока я не заговорил первым. Мой отец – он работает на заводе, где строят грузовые летательные аппараты. С тех пор, как я стал великим героем, отношение к нему изменилось. Теперь, когда он входит с отчетом в зал совещаний руководства, руководители встают и ждут, пока отец с ними поздоровается, словно это он там руководитель. Он в большом почете – ибо воспитал героя. Дети героев сразу попадают в самые престижные учебные заведения. И так далее.

– Ну это я понял. В чем проблема-то?

– В том, что героем стал только я. Мои товарищи – нет. Я вскоре после войны запил. Мне было стыдно, что они погибли, а героем стал я. Меня знают в лицо сорок миллиардов. Мои родители стали очень уважаемыми членами общества. А семьи моих братьев по оружию получили пенсии за утрату отца и мужа – и все. И пусть сссла заботятся о семьях тех, кто умер ради высшего блага – мне все равно было стыдно, что я получил все – славу и роскошь – а их семьи всего лишь пенсию. А планетку ту вскоре продали. Ты не поверишь – тем же самым танду, с которыми мы воевали. За деньги, много меньшие, чем было потрачено на войну, не говоря уже о погибших. Она не нужна нам была никогда – мы воевали не за саму планету, а чтобы все поняли, что у нас, сссла, силой ничего не отнять, связываться – себе дороже выйдет. Так надо было, один раз уступишь – завтра чужие уже в твоих карманах шарить будут. Но меня не покидает мысль, что мы воевали и погибали за грязь, по пояс в которой сражались. И теперь я даже не могу посетить могилы моих друзей – там танду плантаций понастроили. На их костях.

И я пил по-черному. Мне уже можно было. Герою не зазорно напиваться, заливая то, через что он прошел. Герои выше условностей, если он пьет – значит, пережил столько, сколько и для героя слишком много. А в перерывах между запоями пытался понять – почему я? Почему не они? Почему не Ксан, накрывший передатчик собой, и не Тасс, уведший погоню по ложному следу? Ведь подобные деяние совершали многие – этого недостаточно, чтобы стать великим героем. Да, именно наш подвиг преломил ход войны: флот разнес подсвеченные спутники в щепки. Мы спасли множество жизней и отстояли планету. Ладно. Это великое деяние. Но все-таки – почему только я?!

И вот однажды, незадолго до парада героев, я понял, почему. Нации был нужен символ светлого будущего. Живой герой, выигравший ту войну, а не погибшие мученики. Потому меня провозгласили героем невзирая на то, что мой подвиг не особо выдающийся, а мои друзья были забыты. Вот тогда-то я и сломался.

Понимаешь, я их всех предал. Я молчал. Мне очень хотелось во всеуслышание всем рассказать о моих друзьях и о том, что их подвиг был больше моего. Что они тоже заслужили звания великого героя – но тогда бы и другие поняли то, что понял я. Что звание героя не всегда можно получить даже за величайшие заслуги и не всегда надо иметь величайшие заслуги, чтобы стать героем. И потому я молчал. Чтобы сохранить институт геройства, в который верят миллиарды и в который верили миллиарды до них. Я знаю, что мои друзья одобрили бы. Они поняли бы, что я поступил правильно. Каждый из них и сам отказался бы от величайшей славы и высочайшего титула ради своего народа. Но мне от этого не легче. Я знаю, что предал их.

Леонид проглотил кусок фрукта и запил псевдошампанским.

– Предал друзей ради своего народа. Я понимаю. Иногда бывают ситуации, из которых нет приемлемого выхода. Налево пойдешь – коня потеряешь, направо – головы лишишься. Но это еще не объясняет, почему ты домой не можешь вернуться.

– Потому что сломался. Сломался и предал еще раз – но теперь уже свой народ ради друзей. Помнишь, мы говорили о персональных массдрайверах? Слишком дорогие в производстве, слишком дорогие в обслуживании, обладающие огромной проникающей способностью, но недостаточно убойные и ненадежные – им не было практического применения. Они были символом нашей технологической продвинутости. И в итоге им нашли символическое применение. Их стали вручать героям как именное оружие. Ну ты понял, лучшим защитникам нации – лучшее оружие. И с ним они идут на параде героев. После смерти владельца винтовка вручается следующему герою. Так вот. Я свою продал. Винтовку, на которой были написаны четыре имени героев, кроме моего. Реликвию. Если это вскроется... ты понимаешь, я, выражаясь земной идиомой, плюнул в душу всем героям, живым и мертвым. Я плюнул в душу всем тем, кто сам мечтает стать героем. Я унизил и растоптал само звание великого героя. Ради денег продал винтовку – сверхраритет – инопланетному коллекционеру за цену, соизмеримую со стоимостью современного корвета. Я не мог смириться, что владею такой дорогой вещью, в то время как семьи моих братьев остались ни с чем. Мне было стыдно владеть этой винтовкой. Я ее не заслужил. Деньги я роздал, обеспечив детей моих друзей и своих родителей, себе ничего не оставил. И сбежал, потому что первый же парад все раскрыл бы. Вначале работал разведчиком на Земле, потом накопил денег и стал торговцем: жить как-то надо. И теперь, когда на Сссла парад, я далеко. Дома я отказаться бы не смог – никто бы не понял, никто бы не поверил. Это немыслимо. Но я далеко от дома, и всегда имею оправдание, что занимаюсь опасным и полезным делом на благо всех, как и положено герою. Ореол секретности заставляет думать всех тех сссла, которых ты видел, что я занимаюсь спецоперациями, я ведь и был спецназовцем. Вот так вот.