От отдыха тоже устаешь.

Иногда, у меня возникало желание проваляться в кровати, как минимум, несколько недель. Утопая в нервозности работы и уставая от постоянной необходимости что-либо делать, я, временами, тяжело вздыхала, мысленно представляя, как падаю на кровать и уютно закутываюсь в одеяло, намереваясь целиком и полностью отдаться лени. Но, к сожалению, выбрав себе тернистый путь покорения мира искусств, я не могла позволить своему свободному времени пропадать просто так. Поэтому проводила его в своей, недавно купленной, мастерской.

Теперь у меня возникла возможность отдохнуть, но я ей была не рада, ведь это совсем не то, чего я ожидала. Судьба слишком извращенным способом исполнила мое заветное желание утолить усталость. Все тело ныло и болезненные ощущения, мелкими вспышками пробегали по телу, искрясь ярким током по венам и завязывая на нервах тугие узелки. Временами, мне было тяжело думать, ведь все неприятные ощущения путали мысли, затмевая собой здравый смысл и в голове звучали лишь настойчивые позывы, хотя бы немного сменить свое положение, чтобы унять зудящее нытье, из-за долгого времени проведенного в одной позе. Зато, да, у меня возникла возможность поваляться в кровати.

После того, как Мадлен ушла, ко мне вновь пришел месье Вилар, мой лечащий врач. Внешне он выглядит устрашающе и жесткими чертами лица, больше напоминал уголовника, нежели человека, посвятившего свою жизнь медицине, но его характер оказался очень мягким  и чутким. Мужчина постоянно улыбался и обращался со мной, как с ребенком, что просто не могло меня не задеть. Мне не нравился особый акцент, указывающий на мое слабое состояние. Но на это я закрыла глаза в тот момент, когда месье Вилар, сказал, что по подозрениям Мадлен, у меня провалы в памяти.

- Что? – широко распахнув глаза, я изумленно уставилась на своего врача. Да, голову, вместо мозгов, наполнила густая каша и местами я понимала, что многое путается, но никак не хотела верить в потерю воспоминаний, ведь, если это, действительно, так, дела обстояли хуже, чем я предполагала. Я слишком сильно повредила голову и неизвестно, как еще это скажется позже.

- Не беспокойтесь, - попытался успокоить меня мужчина. Он положил руку на мое плечо и легонько похлопал по нему. – Потеря памяти не так страшна, как может показаться на первый взгляд. Тем более, воспоминания могут вернуться  уже через несколько дней. Мы будем наблюдать за вами и, завтра, вам нужно будет сдать кое-какие анализы и пройти магнитно-резонансную томографию и компьютерную томографию. Так же, когда вас опять придут навестить родственники, поговорите с ними и попытайтесь понять, какая часть ваших воспоминаний пропала.

Успокоили меня слова месье Вилара, или нет, я не поняла, так как, сразу же провалилась в свои мысли, пытаясь понять, чего именно я не помню. Весьма глупое и выматывающее занятие. Невозможно самостоятельно определить, какие моменты из памяти растворились, оставляя на своем месте бездонные дыры.

Умственная работа меня порядком утомила, но я, с удовольствием, поела кашу, которую мне принесла медсестра, после чего, закрыла глаза и тут же заснула. Перед зверским желанием провалиться в царство Морфея, все терзающие сомнения разрушились и я вновь упала в темноту.

Проснувшись ближе к вечеру, я долго скользила непонимающим взглядом по палате, не в состоянии понять, что произошло и что это за место. Слишком много белого цвета и отвратительно ярких лампочек, слепящих глаза. Никакого уюта и лишь слабые намеки на комфорт. Когда же в моей голове, словно из плотного тумана, всплыли воспоминания о сегодняшнем дне, я шумно выдохнула и закатила глаза. Черт.

За окном полумрак наступившего вечера, в голове кромешная пустота и на лице брезгливое выражение. Из коридора, сквозь небольшие щели в закрытой двери, доносилась едкая вонь хлорки.

Как раз, когда я приходила в себя после сна, ко мне пришла сестра. Мадлен зашла в палату без стука. Весело улыбнувшись, она подошла к моей кровати и плюхнулась на кресло. Сейчас она выглядела более жизнерадостно, чем днем, когда я только пришла в себя. Волосы заплетены в длинную косу, на лице легкий макияж и, непривычная для нее одежда, состоящая из прямых джинс и свободной рубашки.

- Привет, сестренка, как себя чувствуешь? – спросила Мадлен. Она зашуршала бумажным пакетом, который принесла с собой и достала оттуда нектарин, после чего вынула из сумочки швейцарский  ножик и стала резать им фрукт.

- Просто отлично. Хоть прямо сейчас могу участвовать в Тур де Франс, - я саркастически фыркнула, но потом разгладила черты лица и растянула пересохшие губы в легкой улыбке. – Хотя, если честно, чувствую я себя, действительно, не плохо. Только жутко хочется пройтись. Надоело лежать.

- Ты только очнулась, а уже хочешь пройтись? – Мадлен удивленно изогнула бровь, протягивая мне кусочек нектарина. – Мне, определенно, нравится твой запал. Думаю, что завтра, если позволят врачи, я помогу тебе походить по палате. Сомневаюсь, что ты сейчас сможешь сама ходить с гипсом на ноге. А если ты, сестренка, будешь себя хорошо вести, я, после твоего выздоровления, отвезу тебя на экскурсию в Руанский собор или в Церковь Сен-Маклу. Нужно же пользоваться случаем, раз мы оказались в Руане.

- Спасибо, но я откажусь от любых экскурсий по Руану, - я сдвинула брови, пытаясь взять из рук Мадлен кусочек нектарина. Невольно я вспомнила, как тяжело мне было обедать. Медсестра предлагала мне помочь и покормить меня с ложечки, но я настоятельно отказалась от этого. Пальцы на правой руке выглядывали из гипса и, хоть с огромным трудом, но я все же смогла самостоятельно держать столовый прибор. Теперь же старалась слегка подрагивающими пальцами взять этот чертов кусочек фрукта. – Пока я училась в школе, нас постоянно возили сюда вместе с классом.

- Ах да. Я помню. Ты однажды даже пыталась притвориться больной, чтобы не ехать на школьную экскурсию, - Мадлен озорно засмеялась, убрав за ухо прядь волос упавшую на лицо. – При этом, ты засунула градусник в чашку с горячим чаем. Плохая из тебя лгунья.

- Ей, мне было десять лет. Или двенадцать… Не помню. Главное, что я была еще маленькая и меня это оправдывает. И экскурсия была не в Руан, а, кажется, в Живери, - я покачала головой, насупившись. – И, вообще, раз зашел разговор о воспоминаниях, может, поможешь мне понять, чего я не помню?

- Так ты уже разговаривала с месье Виларом? Что он сказал насчет твоей памяти? – поинтересовалась Мадлен. Она поставила пакет с фруктами на тумбочку и повернулась ко мне.

- Он сказал, что это не страшно, но нужно понять, чего я не помню, - пробормотала я, пытаясь есть нектар. Он был слишком спелым и сок стекал по руке в гипс. Это уже было не очень приятно. К счастью, Мадлен заметила это неудобство и сразу вытерла мою руку влажной салфеткой, тонкими пальцами пробираясь немного за края гипса. – Месье Вилар сказал, что сейчас начало июля две тысячи семнадцатого. Но отчетливо я помню только, как готовилась к выставке в декабре шестнадцатого. После этого сплошные обрывки. В голове мелькают разные места и люди, но все это слишком расплывчато и незнакомо мне. То есть, я даже не уверена в том, что это было на самом деле, а не является плодом моего воображения. И как дела обстоят с работой? Ты сообщила в «Алтитюд», что я в больнице?

- Думаю, что тебе пока что не нужно сильно перенапрягать голову, - Мадлен задумчиво кивнула, скрещивая руки на груди. – Как я уже говорила сегодня днем, в последнее время, мы часто не общались, но я знаю, что у тебя, в этом году, прошла еще одна выставка. Она была совсем недавно и имела успех. Мастерскую ты уже давно обустроила под себя и все еще снимаешь квартиру в Пасси.

- То есть, ничего необычного? – поинтересовалась я, положив  недоеденный кусочек нектара на тумбочку, рядом с пакетом. Для этого мне пришлось извернуться, из-за чего позвонки хрустнули и по телу прошла волна тупой боли. – И раз недавно была выставка, значит, на работе все хорошо. Отлично.