Каллум не зарычал, он просто прекратил сдерживаться, прекратил скрывать свою силу от других, потому что в следующее мгновение что-то древнее и неопровержимое заполнило комнату. Именно это для меня значило быть альфой. Именно в этом чувствовалась настоящая сила.

Люди в комнате пришли в замешательство. А я даже не моргнула.

— Понимаешь, это будет зависеть от того, — сказал Каллум, и голос у него все еще был нейтральным, да и лицо тоже ничего не выражало, — считаем ли мы себя демократическим Сенатом или не считаем.

Я не могла скрыть удовлетворенную улыбку, медленно расплывавшуюся у меня по губам. Я видела, как это начиналось. Я подстроила так, чтобы Каллум сказал это. Если Сенат был демократическим, ни один альфа в этой комнате не мог бросить мне вызов или забрать хоть одного волка, принадлежавшего мне. А если нет, ну, что же…

В этом случае Каллуму вообще не нужно было сдерживаться и признавать чьи-то права на чьих-то волков.

— Ну, Шей, так что?

Я почувствовала громадное удовольствие, швырнув ему эти слова, те самые слова, которые сам Шей использовал, чтобы навязать голосование по Бешеному. Прямо в лицо альфе Снейк Бенд.

Шах. Мат. Партия.

Больше никому не хотелось бросать вызов Каллуму и забирать у меня мое. Хотя именно это вожаки и собирались сделать. Я не была уверена, было ли это каким-то очередным ходом в большой игре, затеянной Каллумом, или какой-то деталью, которая встанет на свое место в том будущем, которое было наиболее желательным для него. Или он делал это для меня. Потому что я была важна для него. Может быть, потому что я этого стоила.

Мне сдавило грудь, и я почти услышала звук разбитого стекла, как будто что-то разбилось у меня внутри. Но я не могла рисковать, не могла позволить, чтобы кто-нибудь другой мог увидеть это, и поэтому очень сильно старалась удержать совершенно нейтральное выражение лица.

— Полагаю, мы закончили, — с вызовом сказала я альфам — каждому из них, — и пусть только попробуют возразить, что это не так. — Выход сами найдете.

На мгновение мне показалось, что Каллум откинет голову назад и захохочет во все горло, однако же нет. Он просто смотрел вверх, на потолок, пока я провожала взглядом остальных альф, когда они, один за другим, разворачивались и шли к выходу, и в воздухе почти физически ощущалась ненависть ко мне, да еще к тому факту, что Каллум связал их по рукам и ногам. И пока я смотрела на то, как альфы уходят, меня не покидало чувство, что когда-нибудь они вернутся. Может быть, не в эту хижину. Может быть, не так скоро, но в конце концов кто-нибудь, а может быть, и все альфы решат, что игра стоит свеч. Заявят, что Каллум блефовал, и рискнут. И когда они сделают это, все станет очень скверно.

Наконец я снова повернулась лицом к Каллуму, и моя рука машинально потянулась к поясу джинсов, к отметине, которая когда-то объединяла нас двоих в нечто большее. На мгновение я почувствовала острую боль от того, что мы потеряли, но эта тоска была заглушена внезапной вспышкой предвидения, сказавшей мне, что Каллум, как, впрочем, и я, знает, что это еще не конец. Что еще ничего не окончено между нами и что разборки с членами Сената еще впереди. Когда-нибудь остальные альфы нанесут ответный удар.

И когда они сделают это, мы будем готовы. Я буду готова.

В первый раз за всю мою жизнь Каллум отвел глаза раньше, чем я отвела свой взгляд. В уголках его губ играла едва заметная, понимающая улыбка. Потом, не сказав ни слова, он повернулся и пошел вслед за остальными альфами к двери, пока в хижине не остались только те, чьи мысли и биение сердец я знала так же хорошо, как свои. Те, чья сила и энергия тянули меня в разные стороны со знакомым призывным криком: Альфа, альфа, альфа.

Стая, Стая, Стая, прошептала я в ответ — из своего сознания в их. Бежим!

— Эй, кофейку можно подлить?

— Как сказать, — сказала Лейк, смерив взглядом посетителя с бегающими глазами, а потом повернулась в сторону бара и крикнула: — Мэдди, хочешь, я его застрелю?

Мэдди, которая совсем недавно присоединилась к Лейк в качестве официантки и всем своим видом показывала, что ужаснее каждой из них поодиночке могут быть только они вдвоем, притворилась на секунду, что она обдумывает это предложение, а потом отрицательно покачала головой:

— Если ты его застрелишь, он не сможет убежать отсюда далеко-далеко. И, кроме того, пострадают твои чаевые.

Лейк повернулась к человеку, о котором шла речь, — одному тех обров, которые еще отваживались заходить в «Странник» с тех пор, как два месяца назад он стал центром новой территории. Монтана и запад Северной Дакоты больше не принадлежали Стае Стоун Ривер. «Странник» и земли, окружавшие его на добрые двести миль по обе стороны, принадлежали теперь еще совсем зеленой Стае Сидэр Ридж, с любезного разрешения Каллума.

Короче говоря, новая территория принадлежала мне.

Одно из моих «я» — человеческое — все еще верило в то, что это все — игра словами и что альфой я была только по названию, потому что без этого обры не воспринимали саму идею Стаи. Но другое мое «я» — то, которое каждую секунду знало, где находятся мои волки, — это «я» признавало, что в моем титуле имелся смысл.

Правда, устроено у меня все было по-другому, не так, как в стае Каллума. Между волками Сидэр Ридж и мной существовала постоянная связь, но пока нам не угрожали, я эту связь не контролировала и не пользовалась ею, чтобы контролировать кого-нибудь еще. Моя жизнь не проходила в оглядке на Каллума как на патриарха только для того, чтобы стать его партнером на ночь. Если были проблемы, я их решала. Если во мне нуждались, я приходила, но в человеческой жизни волки моей Стаи могли выбирать, когда следовать за мной, а когда — нет. Большую часть времени активных притязаний на лидерство я не проявляла. Да и Лейк никогда бы не позволила мне впасть в заблуждение, что именно я тут самая главная. Она, как это было всегда, командовала мной, что уж говорить о ее папаше и Кили.

Никто из взрослых не радовался нашим приключениям в Горном Ручье. Родители примчались в хижину сразу после разборок с Сенатом, и не стоит говорить, что мы с Лейк не так стойко держались против Эли и Митча, как против всего высшего эшелона оборотней. Большую часть лета я провела под домашним арестом, но с приближением нового учебного года Эли и Митч понемногу отстали от нас, потому что вмешивайся или не вмешивайся, альфа или не альфа, но мое кислое настроение имело тенденцию распространяться на остальных, а стая свихнувшихся малолетних оборотней никому не была по душе.

— Хочешь еще пива? — спросила меня Кили.

Я пожала плечами:

— Хочу.

Человек, который безуспешно просил подлить ему кофе, оглянулся, чтобы посмотреть на меня, но я всего лишь подняла бровь, и он моментально отвел взгляд в сторону.

В «Страннике» сейчас постоянно проживали семнадцать оборотней — Лейк, Митч, Кети, Алекс, Девон и двенадцать детей, которых мы спасли в Горном Ручье. Некоторые, в основном подростки, решили уйти куда-нибудь в другое место. Я не возражала. Двое, на которых напали совсем недавно, вернулись домой — они понимали, что местная Стая будет относиться к ним как к очень важным персонам, завернувшим в город с визитом, и не попытается претендовать на них. До следующего раза. Еще двое или трое, которым уже исполнилось по восемнадцать лет (хотя, возможно, они сказали это только для того, чтобы убедить Эли — они больше не нуждаются в дополнительном присмотре), изображали из себя периферийных, хотя мое собственное чувство Стаи — чувство альфы, я бы так его назвала, — говорило мне, что очень скоро они вернутся домой.

Ты сегодня тихая.

При звуках голоса Чейза, прозвучавшего в голове, уголки моих губ медленно полезли вверх. Бывали моменты, когда мое чувство Стаи затихало, и я подолгу вспоминала, как это было тогда, когда мы двое были единственными людьми у меня в голове.