"Молоко! Молок-о-о! Полпинты за полпенни!" — вдруг раздался зычный голос молочницы, придерживающей на плечах коромысло, с которого свисали полные молока подойники. Изнывавший последние три часа от жажды Ромашкин тут же согласился. Вскоре он добрёл до нужного особняка. Необыкновенный чемодан на колёсиках оказался настолько удобен, что Ромашкин совсем не устал и с ухмылкой вспоминал потуги кучера, снимавшего его багаж.
После того как император Александр I подписал с Бонапартом мир в Тильзите, русские дипломаты покинули Лондон, и пустующий вследствие этого тридцать шестой дом на Хэрли стрит обходился казне достаточно дорого. Дошло до того, что его выставили на продажу, и Яков Иванович, служивший священником при посольстве, присматривал за ним, переселившись туда. Если не вдаваться в подробности, то сам Смирнов вместе с Евстафьевым, с переводчиком Назаревским и секретарём Лизакевичем помимо основных служебных обязанностей возглавляли так называемый "разведывательный отдел". Они добывали информацию для Коллегии иностранных дел через обширную сеть своих знакомств, а также пытались воздействовать на английское общественное мнение, используя доступные средства. В общем, занимались тем, чем занимаются "рыцари плаща и кинжала", хотя упрекнуть их в ведении так называемой "гибридной войны", разъяснённой в XXI веке Джейсом Мэттьюсом, было несколько преждевременным. Они работали на свою страну теми средствами, которыми располагали, и теми способами, которыми умели. Сейчас же по этому адресу могли обратиться все русские, оказавшиеся в Лондоне.
Андрей Петрович несколько раз дёрнул за висевшую верёвку от звонка и расслышал, как за дверью раздался звон колокольчика.
— Здравствуйте, проходите, — сказал юноша лет четырнадцати, принимая визитную карточку. — Яков Иванович служит вечерню.
— Я прибыл из России сегодня утром, — сообщая о себе, сказал Ромашкин. — Имею при себе тайное письмо и посылку для неофициального представителя России в Англии.
— Яков Иванович будет извещён, — вежливо ответил привратник. — Извольте подождать, я провожу Вас. У нас великолепный зимний сад и теплица.
Дом, куда впустили Андрея Петровича, был красив и уютен. Общая столовая занимала весь парадный фасад, и широкие двери выходили на террасу и цветник. Направо были комнаты для гостей; слева от столовой — общая гостиная, при ней зимний сад. К нему примыкала комната дочерей Смирнова, имевшая один выход в гостиную, через зимний сад, и наглухо запертая из коридора. Рядом за стеной, особняком, спальня, где, собственно говоря, жил Яков Иванович. У девочек тоже была своя терраса, выходившая в приватный уголок парка (они то и ухаживали за арборетумом), отрезанный от общего сада густой аллеей лиственниц. Там же был разбит ещё один цветник, и когда появлялась возможность, журчал фонтан, поставленный здесь ещё графом Воронцовым. Это был полный поэзии и великолепия мир. Видеть этот уголок парадиза можно было только из одного пункта: сверху, из окна кабинета посла, который Смирнов временно занимал. Оттуда был виден и весь парк, словно из обсерватории. Но об этом мало кто догадывался. Здесь же, опять-таки стараниями графа, стояла оранжерея. В ней распускались олеандры, с их одуряющим запахом горького миндаля, которые все, кроме швейцарца Жоли, — он, пока был здесь, добывал из листьев сердечные гликозиды — обходили стороной. Рядом алели как бы налитые кровью бегонии, и пышная бледно-розовая гортензия гордо красовалась своей шапкой. Теплолюбивые латании дремали в душном воздухе теплицы, а столетняя агава, вывалив свои колючие, и одновременно сочные листья, была как не от мира сего. Эта близость тропических растений, живших рядом своей таинственной жизнью, придавала мыслям прогуливающихся здесь людей немного экзотики. Впечатление усиливалось от обстановки. Мебель была не новая в большинстве своём, скорее всего вышедшая из мастерской Адама Весвейлера: из красного дерева, лакированная, совершенно не похожая на обычные стулья и кушетки, с неожиданными изгибами и капризными линиями в контурах. В комнатах можно было наблюдать уютные кресла "бертер", и тут же массивные формы курительного стола, имеющие гладкие полированные поверхности и накладные детали из бронзы. Все было здесь индивидуально, художественно и загадочно с первого взгляда. Ни один рисунок не повторялся, и, тем не менее, все гармонировало между собой. И даже не смотря на то, что большая часть накрыта полотном, было заметно, что ей нередко пользовались. Она была ровно расставлена и словно только ждала возвращения хозяина, когда тот неожиданно, мягко ступая по ярко-бордовому персидскому ковру с высоким ворсом, пройдёт всю комнату и, смахнув бледный балдахин с кресла, по-домашнему усядется, закинув ногу за ногу. Полукресла в гостиной в тон ковру были обиты тёмно-красным шелком. На мраморных стройных тумбах по углам в яшмовых вазах благоухали розы. Здесь всё было сделано для удобства и наслаждения отдыхом.
Ромашкин с полчаса провёл в саду, а затем его проводили в одну из комнат для гостей, предупредив о ежевечернем чае. Поставив чемодан возле шифоньера, Андрей Петрович уселся на низкую и одновременно необычайно широкую кровать с голубым одеялом и кружевными накидками. Перед камином стоял небольшой столик, куда минуту назад мальчик-привратник положил сегодняшнюю газету "Таймс". Свет от трёхрожкового подсвечника падал на обитые материей стены, на которых висело несколько пейзажей. Расслабившись, он взял в руки газету и, прочтя заголовок, вдруг вспомнил о письме, которое следовало вскрыть по прибытии. А ознакомившись с ним, рухнул спиной на мягкое одеяло. Пахло розами и миндалем. Было прохладно и немного страшно.
В двадцать часов Андрея Петровича пригласили отобедать, и питавшийся, скажем так, не очень вкусной и полезной пищей на паруснике, он горько пожалел об отвергнутой им стряпне корабельного кока. Обед вышел более чем скромным, и было такое мгновение, когда Ромашкин даже вспомнил о чесночной похлёбке, но тут же отбросил неуёмные мысли, исходившие из его утробы. Недостаток блюд с лихвой покрывала беседа со Смирновым. Они были с Яковом Ивановичем чем-то похожи, за исключением возраста. В свои пятьдесят шесть лет тот также имел высокий рост, был недурен собой, осанистый, со стройным и развитым телом, тщательно следивший за своей одеждой, избегавший в ней всякого ненужного щегольства и тем самым поддерживающий свой стиль, без всякой чопорной натянутости, который тогда назывался "классический". То есть носил на голове парик и был одет по моде конца XVIII столетия. Свойственное этому человеку редкостное сочетание энергии и утонченности сосредоточивалось в его глазах — небольших черных глазах, блестевших, как два оникса, и пронизывавших собеседника острым, пожалуй, чересчур пристальным взглядом, который ввинчивался в вас без всякого усилия, как стальное сверло в древесину. Но стоило лишь начать с ним беседу, как его внимательные и немного устававшие глаза освещались несомненной добротой и серьёзностью, о таких людях принято говорить: не человек, а золото. И это был самый верный эпитет, характеризующий Смирнова.
После обеда Андрей Петрович передал небольшую бандероль и минут через пятнадцать-двадцать был приглашён в кабинет.
Смирнов взглянул на часовой шкаф, увидел, что уже как бы пора готовиться ко сну, прошёлся по кабинету и сел на другое кресло, напротив Ромашкина, так, словно они стали находиться в равных положениях. Всё это время Андрей Петрович следил за ним глазами, пытаясь понять, что с ним происходит. Яков Иванович предусмотрительно не стал спрашивать, что ещё собирался ему рассказать гость, и, возможно, для того, чтобы избавить себя от этих подробностей, вдруг принялся говорить сам, свободно и быстро, с заметно изменившейся интонацией и больше тезисами.
— Признаться, я так упорно настаивал на беседе с Вами только потому, что не могу заснуть. Я не верю, что Вы от частного лица! Никто не может располагать подобной информацией — указывая на стопку бумаг рядом с раскрытой бандеролью — в полном объёме. На этих страницах труд десятков, если не сотен людей. Здесь выкладки по урожаю, армии, флоту, финансовому состоянию французской империи. Анализ на два года вперёд! Откуда эта уверенность, что к лету двенадцатого года Наполеон нарушит Тильзитский мир?
