Не лишним будет сказать, что воспитание в семьях на заре девятнадцатого столетия было куда суровее века двадцать первого. Хмурые лица, резкие упреки, частое применение розог, постановки в угол, на горох голыми коленями в сочетании с авторитетностью Слова Божьего использовались не только в виде наказания за настоящие проступки, но и как полноценная система взращивания и укрепления всех детских добродетелей. Насколько это помогало, я не возьмусь судить, но то, что было эффективным, без сомнения. Как и во все времена, взрослые не терпели по отношению к детям равноправия. Но были и исключения. Например, семья Полушкиных. Иван Иванович прежде всего видел в сыне опору и воспитывал так, как ни один наидобрейший преподаватель: сначала объяснял, потом показывал, и лишь в случае повторяющейся неудачи наказывал. И будь у поручика дополнительная жизнь, подобный метод стал бы идеальным. В детстве мальчика учили только счету и письму, но он растерял полученные навыки, так как поупражняться в счете у него не было случаев, а грамотность он испортил, записывая на слух. Всё же фонетическая транскрипция и правила правописания должны усваиваться под постоянным надзором, чего у него априори быть не могло. Теперь же он приобретал известные навыки в письме, вся польза от которых состояла не только в том, что он заметно набил в этом деле руку, вместе с мальчишками из Абраменки переписывая наставления по маскировке, выживанию, охоте, стрельбе и всяким другим способам убийства; но и получая представление о новых дисциплинах. Как говорят педагоги, "два в одном": тут тебе и твёрдость руки и отложенные в голове нужные знания. Вообще, цифра два весьма популярна не только в оценке знаний. И если не отвлекаться на противоположности: Инь и Янь, Пракрити и Пуруша, Ки и Ан, то два пути ведут человека к его цели: путь понимания действительности и путь чувства окружающего мира, и благо ему, когда они сливаются в путь деятельности!

— Не стану ходить вокруг да около, — вставая из-за стола, сказал я. — Анна Викентьевна, был бы весьма признателен, если бы Вы взяли на себя шефство над обучением девочек. Их ровно дюжина от шести до девяти лет и воспитываются они в крестьянских семьях, а это означает, что на их труд рассчитывают родители. То есть занятия и самостоятельная подготовка должны проводиться на территории гимназии.

— Но там нет места! — возмутилась Ромашкина.

— Это так, — подтвердил я, — но я отчего-то уверен, что Вы что-нибудь придумаете. Здесь, — протягивая папку с бумагами, — мои соображения, бюджет и пожелания по развитию.

Анна Викентьевна взяла папку и после утвердительного кивка мужа раскрыла её. В верхнем углу, необычным шрифтом с наклоном вправо, как эпиграф присутствовала цитата: "… Всякий разговор о пользе женского образования и даже признание за женщиной юридических прав на образование останется пустым звуком, если не будет коренным образом изменено материальное и общественное положение женщины". То, что было написано далее, ввергло Анну в шок и спустя пять минут, она произнесла:

— Почему именно в Смоленске, а не в Каспле, к примеру?

— В принципе, для меня не столь важно, в каком губернском городе возникнет пансион. Это станет важно для обучающихся там девочек. Престиж, да и преподавателей станет легче приманить.

Анна Викентьева помолчала, опустив глаза. Казалось, что она колеблется между несколькими вещами, которые могла бы сказать в ответ, и все они настолько важны, что она никак не могла выбрать.

— А Вы подумали, Алексей Николаевич, что потом станет с воспитанницами? Они же вернутся сюда, в этот мир, где… — Анна попыталась найти подходящее слово, но оно так и не появилось.

— Когда Вы дочитаете до конца, — произнёс я, — то всё поймёте. Очень надеюсь, что Андрей Петрович поможет Вам советом.

— Я могу пригласить своих подруг из Петербурга? Екатерина Францевна и Наталья Андреевна испытывают некоторые затруднения сейчас, овдовели. Но я уверена, что они с удовольствием приедут по моей просьбе. И если всё, что здесь написано Вы собираетесь воплотить в жизнь, то лучших помощниц мне не найти.

— Действуйте Анна Викентьевна, — кивнув головой, сказал я. — Всё в Ваших руках.

Следующая наша встреча произошла уже в начале марта, и следить за исполнением договорённостей у меня не было возможности по причине отъезда. И так совпало, что разгребая скопившуюся на столе непрочитанную корреспонденцию, первым вскрытым документом было послание от Анны Викентьевны. Внимательно ознакомившись с отчётом, больше похожим на рассказ, я уже через два дня был в предместье Смоленска.

Новообретённое жилище представляло собой при свете дня старое обомшелое здание в стиле позднего ренессанса и начала классицизма с явным немецким душком. Чем руководствовались архитекторы при его проектировании, и какие мысли блуждали в их головах — узнать уже не предстояло возможным, так как, скорее всего, строили по одному проекту, а достраивали по совершенно другому. Однако на сегодняшний момент, оно полностью отвечало поставленным запросам: крепкое каменное здание со своей историей.

По его пропорциям можно было сразу сказать, что это был некогда жилой господский дом с прилегающим к нему небольшим двором, и садом который, как это часто бывает, давно перестал существовать как самостоятельное владение, растворившись в обширных земельных угодьях отсутствующего владельца. Совершенно неухоженный, объединившийся с набирающей силу берёзовой рощицей, год от года растущим оврагом с ручьём и несколькими огородами более скромных строений соседей — ждал заботливой руки хозяина.

Массивные каменные пилястры с канелюрами украшали его фасад, трубы над щипцовыми крышами выступали круглыми или коническими башенками, а украшенные веночками арки, заканчивающиеся шпилями, и прочие архитектурные детали еще сохраняли следы своего готического происхождения. Несмотря на внезапную оттепель, снег на крышах ещё оставался и мягкий зеленовато-коричневый мох, словно выцветший бархат, стелился по черепичным пластинам, а из-под кровель низких строений, прилегавших к дому, торчали пучки засохшего вьюна. Выложенная булыжником дорожка, ведущая от крыльца к дороге, на которую выходил дом, уже была расчищена от снега, как и дорожка в сад, шага в полтора шириной, на которой усердно работал садовник.

— Дисциплин несколько, — рассказывала мне Анна Викентьевна, пока мы прогуливались. — Все на основе принципа прикладной направленности: основы арифметики, русская словесность, чистописание, основы всеобщей истории и географии, подвижные игры или гимнастика. В перспективе французский, рисование, музыка, пение, танцы, поварская и медицинская подготовки.

— Весьма неплохо для начальных классов, — удовлетворённо кивнув головой, произнёс я. — Вот только пригодится ли им французский? Понимаю, лишних знаний не бывает, но всё же…

— А если кто-нибудь из девочек захочет продолжить обучение? Я должна это предусмотреть. Уже сейчас, — Анна остановилась у скамейки и с гордостью в голосе произнесла: — Проша и Глаша вызывают восхищение у учителей. Необыкновенная память и потрясающие способности. Нам бы ещё учителя латыни и немецкого…

— Очень хорошо, что Вы заглядываете на будущее, — остужая прожектёрский котёл Анны Викентьевны, сказал я. — А остальные, азбуку хоть освоили?

— Все девочки разные, — уже без пылкости ответила Ромашкина. — Учатся по мере возможностей. Были и совсем нехорошие моменты, и сбежать домой пытались. Всякое случалось, пока не привезли солдатских детей.

— Дочери сослуживцев Иван Ивановича?

— Да. Четыре девочки. Вы не представляете, какой заботой и вниманием их окружили. С этого времени воспитанницы стали воспринимать пансион своим домом.

— Спасибо. Я обязательно передам Полушкину, что с ними всё в порядке. Может, какие-нибудь просьбы, пожелания?

— Если возможно, я хотела бы поднять жалование учителям и обсудить дизайн одежды.

— Я читал Ваше обоснование, — сказал я. — И полностью поддерживаю. Прибавьте три рубля ежемесячно. Более того, рассмотрите возможность возмещать расходы приглашённым учителям на извозчика. Насколько я понял, все они проживают в Смоленске и сюда добираются самостоятельно?