— Разумеется, — сказал он негромко. — Вы, как и все цивилизованные люди, верите ещё в силу документов. Однако, как недавно я тут услышал: "я попрошу кое-что в ответ". Я правильно Вас цитировал?
В таком ключе и проходила беседа и, поняв, что каждый останется при своих, мы условились встретиться как-нибудь в следующий раз.
В это время Орлов привлекал к работе Ромашкина, а точнее вербовал. Но тоже как-то без особого успеха. Однако все участники прекрасно понимали, что переступая порог Особой канцелярии, обратного хода к прежней жизни уже нет. Этот единственный шаг подобен метке, которая рано или поздно сыграет свою роль.
— Если говорить откровенно, — увещевал он Андрея Петровича, — Ваша поездка носит скорее протокольный характер. У нас там есть надёжные люди, но, согласитесь, будет правильно, если вы немного их подстрахуете.
— Извините, это каким образом подстраховать?
— Если возникнут неожиданные осложнения, мы хотели рассчитывать на вас, — подытожил Орлов. — Но будем надеяться, ничего экстраординарного ни от вас, ни от нас не потребуется. Просто Вы единственный из всех известных нам достойных людей видевший в лицо помощника Смирнова.
Григорий Фёдорович поднялся с места и стал возиться, выдвигая ящик, задвигая его, явно что-то ища. Наконец он отыскал щепку и, подпалив её, зажёг дополнительные свечи.
— Надеюсь, женщины не слишком Вам докучают, — проговорил он, тщательнее, чем обычно, выбирая слова. — Вы часто видите свою жену?
— Не так часто, как мне хотелось бы.
— В таком случае Вы можете произвести на дам впечатление. Вы неплохой рассказчик и наверняка сумеете повернуть дело так, чтобы заинтригованные Вами собеседницы выделили Вас из всех, кто их окружает. Немного такта, немного хитрости — и они вскоре станут делиться с вами тем, чем не делятся больше ни с кем. Поймите, это всё на благо Отечества…
Из кабинета Воейкова-Орлова, где последний являлся всего лишь гостем, мы вышли за четверть часа до полуночи. Я — обладателем векселей, а Ромашкин — добровольным помощником, о чём мы и известили друг друга.
— Ну, вот, Андрей Петрович, — сказал я, садясь в экипаж, — совсем скоро Вы сможете сказать, что пришли с холода.
— Вы так сказали, словно тут теплее, чем в доме.
— "Прийти с холода", это выражение такое, идиома. От английского come in from the cold. Иными словами — оказаться в новом для себя обществе. Нелегальная работа за границей.
— Никогда бы ни подумал. Кстати, а Вы не находите странным, что общение с большим количеством людей смогло привести к такому результату, который имел место быть.
— Мне кажется, — после короткого раздумья произнёс я, — что это просто стечение обстоятельств. Орлов, к примеру, тоже был этим годом в Лондоне, но помощника Смирнова не видел, тот на посылках в это время бегал. Интересно, где сейчас Полушкин?
А Иван Иванович в это время уже спал в тридцати верстах от Санкт-Петербурга, в Коплиннском трактире, аккурат напротив пильной мельницы.
Ветер был свежий, а море — неспокойно. Налитые тёмно-свинцовые тучи быстро скользили по синему небу, испещрённому яркими, как бриллиантовая пыль, звёздами. Сириус и Альдебаран, повернувшись к беспокойным Плеядам, уже прошли половину своего пути по небу северного полушария, а между ними висел Орион, и это пышное созвездие, казалось, никогда не пылало так ярко, как сейчас, когда оно словно повисло над горизонтом. Два брата-близнеца, Кастор и Поллукс мирно светились на самом меридиане, а сумрачно полая квадрига Пегаса тихонько поворачивалась на северо-восток; далеко за лесом высоких мачт, словно лампа, висящая среди обнажённых рей, поблескивала Вега, а кресло Кассиопеи стояло, чуть покачиваясь, на марсовой площадке. От луны исходило бледное сияние, превратившееся в играющую на волнах дорожку. Ещё каких-то полтора часа — и рассвет развеет свет звёзд, и, дай бог, исчезнут тучи. Гребцы, навалившись на вёсла, довольно споро преодолели расстояние до корабля, стоявшего на большом рейде. Подойдя со стороны штирборта, матросы проявили все свои умения, дабы не столкнуться с бригантиной и держали ял с изумительной точностью, на треть длины весла от чёрного борта. Нас осветили фонарём со шканцев, и, опознав, сбросили трап. Соболев, капитан двухмачтового парусника "Святой Пётр", ждал нас с Орловом у самого трапа, а когда поручик поднялся последним, сухо поприветствовал того, предлагая пройти в каюту.
— Некогда, Ираклий Петрович, — сказал, как отрезал, поручик. — Почту с грузом сейчас поднимут, а этих людей доставишь туда, куда скажут. Семь футов тебе под килем.
Шлюпка с Григорием Фёдоровичем отошла на полкабельтова, когда Соболев поднялся на шканцы, с минуту он изучал небосклон, проворчал что-то про погоду, а потом кивнул боцману. Тот, приложил к губам дудку и засвистел могучим переливом, слышным во всех уголках корабля.
— По местам! Живее, братцы, живее!
Словно по волшебству, из всех люков появились матросы, они мигом очутились на палубе и окружили все бегучие снасти. По команде боцмана с десяток людей налегли на рукоятки брашпиля и стали высвобождать якорь. Команда за командой были исполнены с величайшей быстротой и сноровкой, привычной на военных судах, и вскоре бригантина величаво развернулась и заскользила по волнам. Ещё четверть часа судно рассекало мрак, ловя парусами ветер, и когда забрезжила анёва, уже ничто не могло сравниться с ним в скорости. Котлин и Кронштадтская крепость остались далеко за кормой, и лишь паруса люгера "Ящерица", с его бесшабашным лейтенантом Невельским, ещё как-то пытались состязаться, спеша по своим делам, но вскоре и они пропали из вида.
7. Графский подарок.
Кале, Руан, Кан и наконец, Креан, богом забытый городок с одной улицей. Департамент Кот-д"Армор, кантон Планкоэт, коммуна Сент-Лормэль. Именно здесь, за рекой Аргенон в одном из своих замков проживал нужный мне человек и где-то рядом, на север к побережью в тюрьме томился другой, за которого хлопотал Воейков. Жизнь так устроена, что если бы я спешил встретиться с потомком известнейшего во Франции (да и за её пределами) графского рода, того почти наверняка не оказалось бы на месте. Но раз уж в глубине души я как раз хотел обратного, и мечтал только выспаться после бессонной ночи в лесу и этой тряски в раздолбанной карете, нет ничего удивительного в том, что граф оказался у себя. Судя по всему, аристократ пребывал в хорошем расположении духа, так что я не заметил в его обхождении тех черт, которых опасался: старческого маразма, скупости и склонности к брюзжанию в нём уж точно не было. Напротив, он был настолько любезен, что даже предложил мне бокал великолепного кальвадоса. Признаться, я довольно рассеяно поддерживал разговор, так как чертовски устал в дороге, но ещё с порога моё внимание привлекла великолепная картина неизвестного художника. На этой картине, грандиозной по своим размерам, была изображена плодородная долина, раскинувшаяся между двух лесистых гор. Левая сторона представляла собой изобилующий разнообразной птицей лес. Справа был написан охотничий шалаш из жердей и веток, рядом с которым был привязан жеребец белой масти. Возле него игриво прыгал горностай, а в глубине, среди фруктовых деревьев, можно было различить собирающих урожай женщин, бережно укладывающих спелые яблоки в корзины. На переднем плане, готовый ступить из рамы в кабинет, как живой стоял человек лет тридцати, в рубахе из сурового полотна, покрытой пятнами пота и крови. На нём были широкие, до колен штаны и короткие сапоги с причудливо вздёрнутыми носами. Рубаха была опоясана широким ремнём, за который были заткнуты пара ножей и на тонкой цепочке свисал рог. Мужчина опирался рукой на рогатину, изукрашенную серебряными накладками, и снисходительно посматривал на двух гончих мышиной масти. Широкогрудые, с висячими ушами собаки преданно смотрели на своего хозяина, а испустивший дух огромный волк у его ног повествовал об удачной охоте. Человек на картине имел поразительное сходство с графом. Отличие было лишь в возрасте и падающих на плечи вьющихся волосах без чётко проглядывающей седины. Но черты лица были те же, что и у хозяина замка: выразительные, тонкие и умные, и блеск во взоре был тот же. Солнечный свет высвечивал фигуру, а контраст придавал лицу запечатлённого на картине отпечаток неизъяснимой грусти и усталости. Без сомнения, этот сюжет был выхвачен из самой жизни тех грозных лет, когда Бретань соперничала с могущественными монархами, и защита и опора этих земель выкроил время, дабы навести в собственном феоде порядок. Ибо двух хищников ни один лен не прокормит. Судя по всему, на портрете был изображён предок графа.
