Для организации переворота в Белград из Москвы были посланы опытнейшие в «таких делах» сталинские эмиссары. Один из них, полковник Михаил Мильштейн, которого специально вызвали из Нью-Йорка, где он, числясь секретарем полпредства Михаилом Мильским, фактически, исполнял секретные задания Сталина. Другой эмиссар — человек Лаврентия Берия, чекист с 20-летним стажем, капитан госбезопасности Михаил Аллахвердов, успел уже побывать нелегальным резидентом внешней разведки во многих странах мира и выполнил не одно секретное задание.
Вспоминает генерал Павел Судоплатов:
«Между тем, по словам Берия, Сталин и Молотов решили, по крайней мере, оттянуть военный конфликт и постараться улучшить положение, применив тот план, от которого отказались в 1938 г. План этот предусматривал свержение югославского правительства, подписавшего договор о сотрудничестве с Гитлером.
И вот, в марте 1941 г. военная разведка и НКВД, через свои резидентуры активно поддержали заговор против прогерманского правительства в Белграде…Полковник Мильштейн, заместитель начальника военной разведки, был послан в Белград, чтобы оказать помощь в военном свержении прогерманского правительства. С нашей стороны в этой акции участвовал Аллахвердов.
К этому моменту, с помощью МИДа в Москве нам удалось завербовать югославского посла в Советском Союзе Гавриловича. Его совместно разрабатывали Федотов, начальник контрразведки и я».
Мильштейн и Аллахвердов, видимо, постарались. Иначе, как возможно объяснить тот факт, что уже на следующее утро после переворота во всех городах Югославии начались просоветские демонстрации. В Белграде перед советским полпредством уже в 7 часов утра празднично разодетая толпа скандировала: «Да здравствуют Сталин и Молотов! Долой Гитлера!» Несколько легковых машин, украшенных нацистской свастикой, были перевернуты. Германский военно-воздушный атташе был избит до такой степени, что ему пришлось лечь в больницу. А когда германский посланник приехал в белградский собор, чтобы присутствовать на торжественном богослужении в честь молодого короля Петра II, толпа, собравшаяся перед собором, плевала ему в лицо. Для Гитлера югославский переворот явился громом среди ясного неба. Он воспринял все, что произошло, как пощечину, как личное оскорбление, полученное им на глазах всего мира не только от Югославии и Великобритании, но и от СССР! Не было никаких сомнений, что, сговорившись за его спиной, переворот организовали Черчилль и Сталин! В порыве ярости, Гитлер принимает решение, на которое, возможно, и рассчитывали вдохновители и организаторы переворота.
В стратегическом плане это решение будет иметь для Германии, и лично для Гитлера, трагические последствия.
Начало операции «Барбаросса» отодвигается
В то утро, 27 марта 1941 г., когда в Белграде ликующая толпа кричала «Да здравствуют Сталин и Молотов!», Гитлер вызвал своих генералов в Рейхсканцелярию. Этот вызов был настолько неожиданным и срочным, что Риббентроп и Гальдер даже несколько опоздали, что совершенно не было в их привычках.
Гитлер вошел в зал совещаний, потрясая телеграммой, полученной из Белграда, и уже с порога, брызгая слюной, закричал: «Немедленно атаковать Югославию!»
Дело, однако, обстояло не так просто. Сосредоточение германских войск на границе с Россией уже шло полным ходом, и нападение на Югославию могло сорвать график подготовки операции «Барбаросса».
Вспоминает Кейтель: «Язаметил, что дату начала войны на Востоке переносить нельзя, так как сосредоточение войск по максимально уплотненному графику уже идет полным ходом, и мы не сможем взять оттуда никаких сил…
Именно поэтому [ответил Гитлер] он и вызвал Браухича и Гальдера: выход должен быть найден! Он, как говорится, вошел в раж…»
Гитлер действительно «вошел в раж» и, как записано в секретном протоколе штаба Верховного Командования, громогласно объявил об одном из самых роковых своих решений: «Начало операции по плану „Барбаросса“ придется отодвинуть на более поздний срок, в пределах четырех недель».
По приказу Гитлера в оперативном отделе штаба Верховного главнокомандования и в Генеральном штабе Сухопутных войск началась срочная переработка уже готового плана вторжения в Грецию и подготовка нового плана уничтожения Югославии. Эти планы должны были быть увязаны с планом «Барбаросса» и учитывать перенос принятой даты нападения на Россию с мая на июнь 1941 г.
А пока начальник оперативного отдела ОКБ майор Альфред Йодль не спит ночами, готовя военные планы, вокруг Югославии идет большая политическая игра. Эмиссары Черчилля, срочно прибывшие в Белград с целью заключить договор с новым правительством Югославии, разочарованно сообщают в Лондон: «Оказалось совершенно невозможным заставить Симовича подписать какое бы то ни было соглашение».
Переговоры о подписании Договора с Советским Союзом также продвигались медленно, но это, видимо, происходило как раз по вине Москвы. Андрей Вышинский ежедневно, а иногда и по несколько раз в день, встречался с посланником Югославии Гавриловичем, ставшим уже министром без портфеля в новом югославском правительстве. С 3 апреля 1941 г. в переговорах участвовали и специально направленные в Москву полномочные представители — Драгутин Савич и Божин Симич. Но Москва не торопилась…
И вдруг, 5 апреля 1941 г., глубокой ночью, Договор подписан. Правда, не Договор о взаимопомощи, на котором настаивала Югославия и который обязывал бы Советский Союз, в случае нападения Германии на Югославию, предпринять немедленные военные действия, а гораздо менее конкретный — Договор о дружбе и ненападении. По иронии судьбы, этот договор, так же как и протокол об участии Югославии в пакте, просуществует всего несколько часов.
После подписания Договора, Милан Гаврилович и его соратники оставались в Кремле до 7 часов утра, обсуждая со Сталиным за празднично накрытым столом размеры помощи, которую Россия сможет оказать Югославии. Их оживленная беседа еще не была окончена, когда Гитлер нанес свой обещанный жестокий удар по Белграду. Как всегда, в воскресенье, на рассвете… На этот раз фюрер действовал особенно грубо, без обычных провокаций. На этот раз ему уже, видимо, было наплевать, кого назовут агрессором.
Русский Медведь отлично соображает!
Страшную картину нападения Германии на Югославию рисует Черчилль:
«Утром 6 апреля над Белградом появились германские бомбардировщики. Летя волнами с оккупированных аэродромов в Румынии, они в течение трех дней методически сбрасывали бомбы на югославскую столицу. На бреющем полете, не опасаясь сопротивления, они беспощадно разрушали город. Эта операция получила название „Кара“. 8 апреля, когда настала, наконец, тишина, свыше 17тысяч жителей Белграда лежали мертвыми на улицах города и под развалинами».
Балканская кампания Гитлера была встречена в Москве почти с нескрываемым удовлетворением, хотя и не вызвала никакой официальной реакции. Только 7 апреля 1941 г. газета «Правда» на последней странице напечатала небольшое сообщение ТАСС из Берлина о том, что германские войска начали военные операции против Югославии и Греции. О массированной бомбардировке Белграда — мести Гитлера за «неслыханное оскорбление» — газета умолчала.
Как и рассчитывал Сталин, Балканская кампания затянулась.
Несмотря на то, что Гитлер, понимая необходимость быстрейшего окончания кампании, задействовал громадные воинские силы, греки и югославы сражались отчаянно, и победы германским войскам давались нелегко. Только 17 апреля 1941 г. последние югославские части капитулировали у Сараево, и только 27 апреля 1941 г. над древним афинским Акрополем взвился нацистский флаг.
К этому времени англичане, перебросившие вначале на помощь Греции из Египта экспедиционный корпус в 60 000 человек, уже успели эвакуировать остатки этих войск из маленьких гаваней Аттики и Пелопоннеса в Англию. Король Петр II и генерал Душан Си-мович тоже бежали в Англию — там они сформируют югославское правительство в изгнании.
